Эллис Питерс - Исповедь монаха Страница 32

Они оставили его изнывать от нетерпения и жажды действий: ни дать, ни взять горячий жеребчик, что играет и бьет копытом под седлом, не в силах дождаться, когда его пустят вскачь. Напоследок они еще раз оглянулись: он уже занес ногу в стремя, а позади него и другие подбирали поводья и усаживались в седла. Значит, сперва порешили наведаться в Элфорд, на случай, если Элисенда прошмыгнула у них между пальцев и, не встретив всадников, одной из двух дорог благополучно добралась до цели. А Кадфаэлю и Хэлвину предстояло держать путь совсем в другую сторону, на запад. От проезжего тракта они немного удалились к северу, когда пошли на огни Вайверса. Теперь они не стали делать крюк и возвращаться, а свернули прямо на запад по хорошей, нахоженной тропе, что тянулась вдоль ограды манора. Скоро они услышали, как там, за оградой, всадники под водительством Одемара дружно двинулись в поход, и остановились посмотреть: один за другим они выезжали из ворот и растягивались в длинную многоцветную, колышущуюся ленту, которая стала убегать от них на восток, пока не исчезла за деревьями ближайшего перелеска.

— Вот и все, — с неожиданной грустью заметил Хэлвин. — И мы так никогда и не узнаем, чем все закончится! Бедный малый! У него не осталось даже надежды. Единственным его утешением в этом мире должно быть сознание, что она счастлива, если она сумеет обрести счастье без него. Мне ведомо, — сказал брат Хэлвин с искренним сочувствием, но уже без тени прежней жалости к самому себе, — как страдают они оба.

Но, судя по всему, для монахов эта история и впрямь закончилась, и возвращаться к ней вновь и вновь уже не было смысла. Они обратились лицом на запад и методично зашагали по этой новой для них дороге. Солнце медленно поднималось у них за спиной, отбрасывая на мокрую траву их длинные тени.

— Я думаю, эта дорога идет в обход Личфилда, — сказал Кадфаэль, когда они в полдень укрылись от ветра за поросшим кустами холмиком, чтобы подкрепиться хлебом, сыром и ломтиком соленого бекона. — Скорей всего, мы уже сдвинулись от него к северу. Ну, да не беда, до ночи еще далеко, где-нибудь устроимся.

Погода между тем совсем разъяснилась, места вокруг были живописные, хотя поселения попадались не часто и вообще людей встречалось намного меньше, чем на главной Личфилдской дороге. Двигались они после бессонной ночи неспешно, однако упорно, охотно пользуясь случаем передохнуть, если какой-нибудь одинокий крестьянин, желая перекинуться словечком с прохожими людьми приглашал их в дом погреться у очага.

Ближе к вечеру поднялся легкий ветерок, напомнив им, что пришла пора подумать о ночлеге. Но жизнь только начинала возвращаться в эти места, сильно обезлюдевшие пятьдесят лет назад. Норманны встретили здесь неласковый прием, и местные жители жестоко за это поплатились. До сих пор тут и там виднелись то развалины прежних хозяйств, наполовину заросшие травой и ежевикой, то полусгнившие остатки какой-то мельницы, постепенно погружавшиеся в воду запруды. Деревень же было совсем мало, и отстояли они друг от друга на порядочном расстоянии. Кадфаэль все время обшаривал глазами окрестность в надежде углядеть где-нибудь краешек крыши, под которой бьется жизнь.

Наконец они наткнулись на старика, собиравшего хворост под старыми, высохшими деревьями. В ответ на приветствие он разогнул спину и с интересом уставился на них из-под надвинутого на глаза капюшона.

— Пройдите еще с полмили, святые братья, и справа увидите частокол — за ним женская обитель. Они еще не отстроились — почти все из дерева, а церковь каменная, с дороги видать. В деревеньке тамошней хозяев раз-два и обчелся, но святые сестры странников привечают. Там и заночуете, не сомневайтесь. — И, оглядев их черные рясы, он добавил: — Они вам и точно сестры — бенедиктинки.

— Слыхом не слыхивал, что у ордена монастырь в здешних краях, — удивился Кадфаэль. — Как он называется?

— По деревушке — Фарвелл. Трех лет не будет, как появился. Его епископ де Клинтон основал. Вас там устроят, ступайте смело. — Они поблагодарили его, и старик принялся укладывать и увязывать огромную груду хвороста, чтобы потом унести его домой, а монахи, приободренные, двинулись дальше на запад.

— Я припоминаю, — сказал Хэлвин, — что вроде слышал когда-то о желании епископа заложить тут, неподалеку от его собора, монастырь. А вот название Фарвелл я услыхал впервые от Сенреда — помнишь? — в тот вечер, когда мы пришли в Вайверс. Он спросил нас, откуда мы, а потом сказал, что у них в округе только одна обитель ордена святого Бенедикта. Выходит, нам повезло, не зря пошли мы этой дорогой.

День уже клонился к закату, начали сгущаться сумерки, и хоть шли они не спеша, силы постепенно их оставляли. Поэтому оба обрадовались, когда тропа вывела их на небольшую поляну в обрамлении трех-четырех хижин, а дальше, в глубине, они увидели длинный светлый забор нового аббатства и высокую крышу церкви. Они прошли по дорожке к деревянной привратницкой, но массивные ворота и зарешеченное окошко были на запоре. Они подергали колокольчик и все вокруг огласилось звонким эхом. Почти сразу за забором послышались быстрые, легкие шаги.

Решетка отодвинулась, и на них доброжелательно глянуло круглое, розовое, совсем юное личико. Широко распахнутые голубые глаза скользнули по их рясам и тонзурам, вмиг признав родственные души.

— Добрый вечер, братья, — весело приветствовал их высокий девичий голос, который хотел, да не мог казаться степенным. — Время уже позднее, а вы все еще в пути. Позвольте предложить вам кров и отдых.

— Премного благодарны, мы уж и сами хотели напроситься, — добродушно улыбаясь, ответил Кадфаэль. — Не приютите ли нас до утра?

— Оставайтесь сколько потребуется, — с готовностью сказала девушка. — Братьям нашего ордена здесь всегда рады. Мы ведь тут в глуши живем, не всякий про нас и знает, к тому же еще строимся и удобства, конечно, не те, что в старых монастырях, но для таких гостей место всенепременно найдется. Погодите, я только засов отодвину.

Времени она даром не теряла — стукнул засов, звякнула щеколда, дверь гостеприимно распахнулась, и юная привратница жестом пригласила их войти.

Кадфаэль прикинул, что на вид ей не больше семнадцати, и в послушницах она, должно быть, совсем недавно. Судя по всему, это одна тех из дочерей какого-нибудь небогатого мелкопоместного дворянина, которым вовек не дождаться ни приданого, ни выгодной партии. Росточку она была небольшого, вся мягкая, кругленькая, не красавица, но такая мягкая и румяная, точно каравай только-только из печки. По счастью, она, кажется, искренне упивалась своей новой жизнью и ничуть не сожалела о том мире, что остался за стеной обители. Послушание она несла с внутренним удовольствием, и это очень ей шло, как шли ей белый плат и черный капюшон, обрамлявшие ее живое, простодушное личико.

— Издалека ли вы идете? — спросила она, обеспокоенно глядя на устало ковылявшего Хэлвина.

— Из Вайверса, — поспешил успокоить ее Хэлвин. — Путь недальний, и шли мы с передышками.

— И далеко вам еще идти?

— В Шрусбери, — пояснил Кадфаэль. — Мы из тамошнего аббатства святых Петра и Павла.

— Далеко, — сказала она и сокрушенно покачала головой. — Вам надо хорошенько отдохнуть. Подождите меня здесь, в покоях для гостей, хорошо? Я только схожу предупредить сестру Урсулу. Она у нас ведает странноприимным делом. Лорд епископ попросил, чтобы к нам из Полсворта направили двух опытных старших сестер — наставлять послушниц. Мы ведь все тут недавно, нам еще учиться и учиться, и это не считая работы на строительстве и по саду. Вот нам и прислали сестру Урсулу и сестру Бенедикту — помочь на первых порах. Присаживайтесь, погрейтесь пока тут немного, я мигом обернусь. — И она убежала, легко пританцовывая от того неподдельного счастья, которое она готовилась обрести в своем затворничестве, — как иная девушка на пороге замужества.

— Она ведь и правда счастлива, — сказал брат Хэлвин, удивленно и растроганно. — Не так себя чувствует тот, кто идет в монастырь просто за неимением лучшего. Я сам далеко не сразу обрел покой в душе, а ей это даровано уже в начале пути. И если это плоды усилий сестер из Полсворта, то сколько же у них мудрости и веры.!

Сестра Урсула была высокая, сухощавая женщина лет пятидесяти. Ее немолодое, морщинистое лицо говорило о нраве спокойном, добром и, пожалуй, немного насмешливом: такое выражение бывает у того, кто со временем научился видеть и понимать все причуды человеческой натуры, и теперь уж ничто не может ни изумить, ни обескуражить его. «Ежели и другая наставница не уступает этой, — подумалось Кадфаэлю, — юным девицам Фарвеллской обители выпала большая удача»

— Добро пожаловать под наш кров, — приветствовала их сестра Урсула, стремительно вплывая в гостевые покои. Рядом с ней семенила сияющая привратница. — Госпожа аббатиса с радостью примет вас завтра утром, а сейчас вам нужно поесть и отдохнуть, да и выспаться хорошенько, тем более, что впереди у вас еще долгая дорога. Прошу, следуйте за мной — мы всегда держим наготове особые покои, на случай если к нам вдруг нечаянно постучатся путники. Мы никому не отказываем, а уж братьям нашего ордена и подавно рады.