Антон Чиж - Формула преступления Страница 33

— Как же вы это узнали? — испугался Кушкин.

— Жертва села завтракать: самовар плюс яичница. Но на столе — открытая бутылка вина. Вы где-нибудь видели, чтобы ужинали яичницей? Значит, убийца хотел устроить мистификацию: дескать, заходил поздно. Только деталей не учел… Извините… А вы что думаете?

Но и этого мало, опять затараторил:

— Вас, наверно, удивляет, что дверь была на ключ закрыта…

Господин чиновник и думать об этом не желал… И откуда такие прыткие берутся?

— …хотя тут все просто: убийца знал, что запасной ключ лежит за перекладиной. Но если этот факт сложить с вином, к которому еще и бокалы принес, то получается логичный вывод, что он…

Истр Лазаревич вздрогнул, словно очнулся от стоячего обморока, и, недобро глянув на мальчишку, сказал:

— С чего это, господин хороший, вы все говорите про убийцу? Какое же тут убийство?

— То есть как же… — Родион искренно растерялся.

— Что-то путаете, юноша. Какое же тут убийство… — повторил Кушкин и со всей силы толкнул Макара в плечо. Пошатнувшись, труп грохнулся набок, не изменив скрюченной позы. Только голова шлепнулась уцелевшим виском в краешек лужи. — Никакого убийства не было вовсе. А вот самоубийство, несчастный случай то есть, — налицо. Можно протокол составить и тело в больничный морг отправлять.

— Как же он сам себе нанес рану? — спросил Родион из отчаянного упрямства.

Кушкин нагнулся, черпнул ладошкой вязкую жижу и мазанул угол стола. После чего, не торопясь, отер руку огромным платком, бережно сложенным и спрятанным в кармашек.

— Как видите: ударился об острый край. Голова и не выдержала. Так-то вот…

Аккуратно обойдя место несчастного случая, Истр Лазаревич приблизился к Ванзарову так близко, что дыхнул старческим запашком прямо в лицо.

— Тебе, молодой человек, все бегалки да игрушки, а мне два годка до пенсии, — перешел он на шепот. — Так что иди-ка отсюда подобру-поздорову. У себя там, в управлении, в сыщиков играй. А у нас тут все просто и тихо. Не было никакого убийства, понял, милейший? Вот и хорошо… И глазенками меня есть не надо. Не боюсь я тебя, прыщик… Понял?

Что уж тут непонятного: пенсия для полицейского — что свадьба для невесты. Кто же захочет перед таким важным событием вешать на шею сомнительный труп.

Посчитав, что легкая и окончательная победа одержана, Кушкин ободрился, похлопал юношу по плечу и даже простился радушно:

— Сыскной полиции тут делать нечего, не вашего полета происшествие. Мы уж сами справимся… Более не задерживаю, коллега.

Но на всякий случай проследил, чтобы Ванзаров убрался наверняка.

В обычный день весь дом бы знал, что у соседей случилось несчастье, из квартир набежали бы любопытные, собралась толпа, пошли сплетни и пересуды. Но воскресенье устроило по-другому. Во дворе только Данила теребил метлой землю, словно прислушиваясь к музыке, звучащей внутри его. Знакомый запах подсказал Ванзарову, что именно пело в дворнике. Собрав в кулак всю строгость, какой было в избытке после столкновения с Кушкиным, Родион спросил, попадался ли вчера мусор в виде деревянных реек, разломанных, но с полосками льняной ткани или со следами краски. Данила одарил его широкой улыбкой и чистосердечно признался: двор мел как полагается, но, кроме мелкого сора, ничего не попадалось.

— Я за этим строго слежу, любое чудо примечаю! — с гордостью добавил он.

Молодой человек проявил интерес: какие же чудеса случаются в тихом дворе? Оказалось, прошлым вечером Данила мечтал похмелиться, нутро надрывалось. И вот возвращается, значит, к себе в каморку, а у порога глядь, цельная бутылка! Разве не чудо? Чудо. Трудно не согласиться.

Данила настолько проникся к приятному юноше, что немедленно пригласил к себе в дворницкую. Но не так чтоб по-приятельски, до этого не дошло, а вот исполнить важное поручение. Дожидаются там господина чиновника с большим нетерпением.

Стену крохотной норки между подвалом и первым этажом занимало полукруглое окно с разноцветным стеклышком. На раскрытой кровати брошено пальто, из-под которого сиротливо торчал набалдашник трости. Сам Гайдов уселся за ломберным столиком, выброшенным кем-то из жильцов. Перед ним возвышалась бутыль казенной «беленькой», опустевшая наполовину, в чем дворник наверняка помог. Михаил Иванович предложил табурет, придвинул чистый стаканчик и наполнил до краев.

— Что там? — глухо спросил он.

Родион сообщил, что, по мнению полиции, убийство оказалось несчастным случаем, о чем составлен протокол, а в возбуждении дела отказано. Выслушав, Гайдов одни махом опрокинул стопку, даже не крякнул и бережно поставил на место.

— Вот, значит, как бывает. И что же предполагаете делать?

Пришлось сознаться, что расследовать официально закрытое дело юный чиновник бессилен.

Михаил Иванович одобрительно кивнул, не глядя, наполнил стакан и залпом выпил.

— Что ж, нет правды на земле… — заметил он. — Тогда у меня к вам, Родион Георгиевич, будет предложение… Макарку уже не вернуть, но память о нем сохранить могу. Не откажите в любезности принять сердечную просьбу: найдите картину. Она должна появиться на выставке. Только надо успеть до завтрашнего утра. В полдень — официальное открытие выставки. И картина должна быть на своем месте. Тогда Макар будет отмщен. А если найдете его убийцу… Да, самое главное: благодарность моя обедом не ограничится. Сумму назовите любую, ничего не жалко… Только мне как угодно нужно вернуть картину. Согласны?

В этом месте полагалось бы, чтоб Родион яростно хватил водки, жахнул рюмку об пол или проявил иное гусарство, как настоящий сыщик. Но герой наш в этом отношении не удался. Не к месту проявляет сдержанность и благоразумие. Прямо беда с ним. Он только ответил, что не гарантирует, что за оставшуюся часть суток удастся разыскать украденное.

— Можно! — Гайдов коротко стукнул кулаком.

— Благодарю, что верите в мои силы…

— Не в этом дело… То есть это конечно… Но… Да что там: вы же понимаете, что Макара убили из-за нее. Людей, кому это выгодно, — наперечет. Врагов у него не было, с женщинами не путался, в карты не играл. Образец поведения для юноши.

— Полагаете, что причина убийства — зависть?

— А что же еще? У Макара и рубля золотого не водилось, красть нечего. Вся ценность — эта картина. Да и то когда предстанет перед публикой и все поймут, какой гений появился… Ох, нет, какого гения потеряли… А до тех пор это кусок ткани, запачканной краской.

— Кажется, вы упоминали… — Родион запнулся, словно вспоминая, — что картина принадлежит вам.

— Верно, — Михаил Иванович плеснул новую. — У нас с племянником был уговор: я содержу его, пока учится в академии, а за это все, что напишет он в течение следующих трех лет, принадлежит мне. Глупость, конечно, но Макарка сам потребовал… Гордый был сильно…

— Почему его учебу оплачивал дядя? Он что — сирота?

История оказалась поучительной. Брат Михаила Ивановича и отец Макара, Николай Иванович, после раздела отцовского состояния получил кредитую контору. Дело чрезвычайно прибыльное, но требует постоянного присмотра и молодых сил. У него было два сына, погодки. После окончания гимназии старший Макар заявил, что желает заниматься не грязными деньгами, а, напротив, чистым искусством, для чего собирается поступать в Академию художеств. Отец пригрозил, что, если сын не одумается, будет изгнан отовсюду: из дома, завещания, отеческого сердца и списка живых родственников. Угроза была нешуточная, нрав Николая Ивановича крут и бесповоротен.

Макар не отступил от мечты. И тогда его выкинули на улицу в одном пальто. Помощь пришла со стороны дяди. Не общаясь с братом с момента раздела наследства, Михаил Иванович искренно любил племянника и верил в его талант. И готов был с радостью заменить отца: своей семьи и детей у него не было, да и вряд ли будет. А потому Гайдов предложил Макару переехать к нему, жить, ни в чем себе не отказывая и постигая мастерство живописи. Но и тут Макар проявил характер: потребовал заключить джентльменский договор, по которому дядя обеспечивает его самой дешевой квартирой и дает минимум денег, за что получает права на картины. Ни на что другое Макар не соглашался. Потому что считал: сытый художник — это не художник. Искусство и удовольствия несовместимы. Такой вот гордый юноша оказался…

— Сколько Макар успел написать? — спросил Родион, которого тронуло такое благородное упрямство.

— Немного… Если не считать студенческих работ… Это его первая серьезная картина.

— В таком случае… Мне надо знать, что вы делали вчера с утра до вечера.

Михаил Иванович оторвался от рюмки, которую тщательно разглядывал, и удивленно переспросил. Ему повторили вопрос: «Так что же делали?»

Оказалось, накануне была назначена дружеская вечеринка однокашников по коммерческому училищу. Веселье протекало столь бурно, что разъехались в двенадцатом часу дня. Гайдов прибыл домой и лег спать. Проснулся в седьмом часу, выпил чаю, ждал, что племянник заедет, но того не было. Тогда Михаил Иванович отправился в Александринский театр и после него — на поздний ужин. Более — ничего.