Наталья Александрова - Закат на Босфоре Страница 35

Единственной слабостью великого Горобца был щенок, приблудившийся к нему в Константинополе. Маленький жалкий заморыш неожиданно тронул сердце железного человека. Горобец поил щенка молоком, любовался им со странным для него умилением, и в ответ на удивленный взгляд Серафимчика сказал, что щенок этот вырастет огромным свирепым псом и хорошим помощником охранника.

Хозяин пожал плечами и отступился, решив, что великие люди имеют право на маленькие слабости.

В этот день магазин Серафимчика закрылся в обычное время. Хозяин убрал большую часть выставленных в зале украшений в сейф, оставив только то, что лежало в огромных небьющихся витринных окнах. Ключи от магазина он передал Горобцу, сделал ему последние наставления и уехал ужинать в ресторан «Кокошник».

Горобец налил в блюдце молока, покормил своего лопоухого любимца и настороженно прислушался к окружающей тишине.

Казалось бы, в магазине было спокойно, но феноменальное чутье Горобца, которое ценили в нем еще выше, чем силу и меткость, говорило о надвигающейся опасности. Это беспокойное чувство заставило его несколько раз подряд обойти магазин, заглядывая в каждую кладовку, в каждый чулан. Все было в порядке, все на своих местах, но тревога не оставляла его. На всякий случай он посадил щенка в корзинку, где тот заснул на мягкой подушке, потом проверил маузер и застыл в коридоре, куда выходили двери хозяйского кабинета, кладовой и торгового зала. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к любому шороху, к поскрипыванию старой солидной мебели, к еле уловимому дыханию сквозняка и к своим собственным ощущениям. Он весь превратился в слух и ожидание. Он знал, что сегодня, может быть, даже сейчас, что-то произойдет, и был к этому готов.

Борис шел в почти полной темноте вслед за капитаном Сивым. Коридор несколько раз изменил направление, и сейчас уже трудно было сказать, где они находятся. В спину сипло дышал Сельцов, не отставая ни на шаг, так что любая попытка воспользоваться темнотой и сбежать была заранее обречена на провал.

Неожиданно Сивый остановился, так что Борис едва не налетел на него. Капитан достал из-за пазухи какой-то план, посветил на него фонариком и, кивнув, прошептал:

– Почти пришли.

Затем он повернулся к Борису и вполголоса сказал:

– Теперь, земляк, твой выход. Когда дойдем до места, я отодвину панель, откроется проход. Ты выскочишь, быстро перебежишь коридор и выключишь свет. После этого падай на пол, чтобы не попасть под пули. Больше тебе ничего делать не нужно, остальное – наша со штабс-капитаном забота.

Сивый развернул перед Борисом лист бумаги, на котором был изображен план какого-то помещения. На одной стороне был поставлен крупный жирный крест – Сивый ткнул в него и сказал, что это – проход, в который выскочит Борис. На другой стороне стоял крестик поменьше. Сивый сказал, что это выключатель.

– Почему я? – спросил Борис, холодея от скверного предчувствия.

– Ты, земляк, – молодой, – ответил Сивый, – молодой и шустрый. Мы добежать не успеем. Штабс-капитан весь израненный, хромой, я тоже бегать не мастер. А ты успеешь, не бойся!

– А кто там будет-то? – Борис задавал вопросы только для того, чтобы потянуть время в смутной надежде улучить момент для побега.

– Кто будет? – переспросил Сивый. – Сторож, старик… – при этом голос капитана прозвучал удивительно фальшиво.

«Вот оно что! – понял Борис. – Они хотят использовать меня как приманку, как наживку. Вытолкнут под пули, а пока этот сторож – если, конечно, он там один, – пока он будет убивать меня, эта парочка нападет на него… Мне уготована роль живого трупа, бегающей мишени. Судя по интонации Сивого, сторож – очень опасный человек. Значит, моя смерть неизбежна, Сивый заранее ее спланировал, и только для этого они отбили меня на улице от преследователей… Что делать? Как спастись?»

Вслух он сказал:

– Господин капитан, что это значит? Ведь мы же, судя по всему, идем на обычное ограбление! А ведь мы – русские офицеры, и не можем марать своего звания!

– Вот как заговорил? – зло прошептал Сивый, низко нависнув над Борисом. – Честь не хочешь марать? А то, что тысячи русских офицеров голодают после того, как проливали кровь за отечество, – на это тебе наплевать? Все эти спекулянты, инородцы проклятые, и там в России жирели, и здесь богатеют! Не успели перебраться в Константинополь и уже обзавелись здесь магазинами, ресторанами, гостиницами… Они должны заплатить нам за нашу кровь, за наши страдания, и они нам заплатят!

Даже в слабом свете маленького фонаря было видно, как побагровело лицо капитана. Слегка отстранившись, он внимательно посмотрел на Бориса и закончил:

– Мы спасли тебя – там, на улице, от твоих врагов. Думали, что ты – один из нас, взяли тебя на дело, и теперь обратного хода нет. Ты будешь с нами до конца и сделаешь все, что я прикажу. Иначе…

Наступившее после этих слов молчание было весьма красноречиво. Борис понял, что его загнали в тупик, и выхода из этого тупика нет.

– Тогда хоть дайте мне револьвер!

– Револьвер тебе ни к чему, – холодно ответил Сивый, – ты все равно не знаешь, где будет стоять сторож, и не сможешь в него прицелиться. Твое дело – выключить свет, а если ты будешь стрелять, то не успеешь добраться до выключателя.

Борис понял, что его приговорили к смерти и не хотят давать ни малейшего шанса на спасение. Оставалось надеяться только на свое феноменальное везение, о котором так часто говорил Горецкий…

Капитан Сивый остановился и прижал палец к губам. Борис внутренне собрался: сейчас от каждой мелочи зависела его жизнь. В правый бок снова ткнулось что-то твердое: это Сельцов напоминал о своем присутствии, чтобы Борис не вздумал колебаться.

Сивый зажал фонарик в зубах, осторожно взялся обеими руками за деревянную окантовку, слегка выступавшую из стены, и потянул на себя. Панель бесшумно подалась, открыв квадратный проем. Сивый быстрым движением отставил панель в сторону, схватил в правую руку револьвер и сделал бешеными глазами знак Борису: «Вперед!»

Капитан был напряжен, как пантера перед прыжком. Глаза его горели сумасшедшим огнем. Борис понял, что секундное промедление будет стоить ему жизни, и бросился в проем, как в детстве бросался с обрыва в темный омут возле мельницы.

Выскочив в слабо освещенное помещение, он перекатился по полу, пытаясь по дороге осмотреться. Он находился, по-видимому, в задней комнате магазина, где были составлены какие-то металлические ящики и запасные прилавки. Под потолком слабо светился мутный шар дежурного освещения. Бросив взгляд на противоположную стену, Борис не увидел на ней выключателя.

«Подставили! – понял он. – Выпустили меня вперед, как живую мишень, чтобы отвлечь охранника!»

И в это мгновение на пороге комнаты возник огромный рыжеволосый человек. Гибкий и молниеносный, он выхватил тускло блеснувший маузер и вскинул его, целясь в Бориса. Борис, чувствуя, как бешено бьющееся сердце отсчитывает последние мгновения его жизни, снова перекатился по полу, попытавшись скрыться за массивным прилавком красного дерева. При этом он задел прилавок, оттуда упала какая-то корзина. Борис инстинктивно схватил ее, заслонившись от неизбежного выстрела… И тут случилось непонятное.

Огромный рыжий человек навел на него ствол маузера, но не выстрелил. Его лицо исказилось неописуемой гримасой, отразившей противоречивые чувства – от ненависти до жалости, – и ствол маузера пополз в сторону. В то же мгновение в темном проеме появился штабс-капитан Сельцов. Непрерывно стреляя из своего нагана, белобрысый убийца ворвался в комнату. Рыжий гигант в дверях согнулся пополам, нырнул за один из железных ящиков и ответил Сельцову двумя выстрелами. Видимо, они достигли цели, потому что штабс-капитан покачнулся и упал. Лежа, он продолжал стрелять. Рядом с ним появился Сивый. Прячась за укрытие, капитан открыл огонь по рыжеволосому охраннику. Тот, боясь оказаться под перекрестным огнем, отполз к двери и выкатился в коридор, откуда держал под обстрелом выход из комнаты. Борис скосил глаза на Сельцова. Штабс-капитан дышал медленно и неровно, лицо его постепенно заливала землистая бледность. Рука, судорожно сжимавшая наган, безвольно упала на пол. Жизнь на глазах покидала его.

Неожиданно сквозь грохот револьверных выстрелов Борис услышал совсем рядом тонкое поскуливание. Обернувшись, он увидел, что в корзинке, которая упала на него с прилавка, сидит испуганный щенок.

«Так вот почему этот рыжий не выстрелил в меня! – с изумлением понял Борис. – Этот громила сентиментален».

Эта мысль как будто разбудила его. Он увидел, что Сивый, отстреливаясь, довольно далеко отодвинулся от темного проема на месте вынутой панели. Оглянувшись на дверь и стараясь не попасть под перекрестный огонь, Борис перекатился к стене, нырнул в квадратный лаз и побежал по коридору.

Вокруг была абсолютная темнота. Борис перешел на шаг и придерживался рукой за стену, чтобы не упасть, но все внутри него пело: спасен! Еще минуту назад смерть казалась неизбежной, а теперь он спасен!