Николай Свечин - Варшавские тайны Страница 36

— Все три офицера — жертвы одной шайки. И Гришка Худой Рот к этому непричастен. Но выписал его в Варшаву именно Велки Эугениуш. Только он мог так долго укрывать русских гайменников от здешней полиции. Согласен?

— Согласен.

— Зачем «ивану» понадобились наши доморощенные головорезы? Чтобы повесить на них убийство Емельянова. Тут мы имеем обычный конфликт крупного уголовного с полицейским начальником. Пристав стал мешать Большому Евгению и был убит. Логично?

— Да. Пан Строба вписывается логично. Но как здесь оказался Нарбутт?

— Сейчас дойдем и до него. Гибель штабс-капитана Сергеева есть продолжение первого дела. Понадобился новый покойник, чтобы привлечь внимание полиции и сдать ей Гришку. Повесив на него оба убийства. Придумал и организовал это вранье Нарбутт.

— Но зачем?

— Помнишь, что сказал Ян Касъер? «Если пан Нарбутт что велит — нужно выполнять». Титулярный советник — партнер «ивана» Велки Эугениуша и сам «иван». Только тайный. Негласный вождь уголовной Варшавы. При этом он много лет фактически руководит сыскной полицией при попустительстве безвольного Гриневецкого. И ловит сам себя. Очень сильная позиция! Кого надо — арестовывает, кого надо — отпускает. Строба — официальный вождь, но на самом деле их двое. Рука руку моет! То-то Большой Евгений и процветает. С такой поддержкой… Мотивом для Нарбутта, видимо, стала обида на власть. За несправедливое увольнение.

— Убедительно, — согласился Егор. — А Ежи Пехур?

— Нет никакого Ежи Пехура. А есть еще один ложный след. Фантом, за которым нам предлагают побегать. А главные фигуры в это время заметут след настоящий.

— Ну пусть. Однако убийство Яшина выбивается из ряда. Ротмистр Емельянов был фигура! Пристав Повонзковского участка, одного из самых криминальных. И сильный, умный, настойчивый. А подпоручик? Вздорный молокосос. Чем он мог помешать Велки Эугениушу?

— Сразу не скажу. Но он каким-то образом перешел дорогу двум вождям. Подпоручика списали. Нарбутт обставил его исчезновение как бегство. И все поверили. Измена, кругом измена… Уголовный князек и крупный полицейский чин на пару хозяйничают в Варшаве!

Егор возразил:

— Не верю!

— Во что?

— В то, что Витольд Зенонович — изменник. Не такой он чело век, он порядочный!

— А кроме «не такой», другие доводы есть? Молод еще, чтобы хитрых людей раскусить, вот тебе и весь сказ!

Егор надулся, но других аргументов не привел. Сыщики добили кофейник, пора было заниматься делом.

— А я знаю, где искать Нарбутта, — заявил вдруг парень.

— Я тоже — у Стробы, у Большого Евгения. Поехали к нему домой. Знаешь, где он живет?

— Вся Варшава знает. Угол Железной и Грибной, собственный дом. А вернее сказать, особняк!

Иванов не ошибся в эпитетах. Жилищем «ивана» оказался двухэтажный дворец в стиле итальянского палаццо. Шесть колонн по фасаду, лепнина, каменные львы на входе и почему-то мавританские окна. Сыщики вошли в вестибюль и сразу натолкнулись на рослого дядю с выдающейся мускулатурой, выпирающей из-под сюртука. Лицо у громилы было необычное: смуглое, чуть татарское. И взгляд уверенного и неглупого человека.

— Кто вы и зачем пришли? — спросил силач и, не дожидаясь ответа, потянул за сонетку. Немедленно из задней комнаты вышли еще два бугая и встали по бокам.

— Я полицейский чиновник Лыков, это письмоводитель сыскной полиции Иванов. Вообще-то мы ищем пана Нарбутта, но можем довольствоваться и паном Стробой. Он дома?

Дядя проигнорировал вопрос. Он тщательно оглядел Лыко ва, не обратив внимания на его помощника. Отметив шею и плечи гостя, смуглый смягчил тон:

— Я пан Збышняк, управляющий пана Стробы. Чем вы може те удостоверить, что из полиции?

Лыков протянул ему заверенную карточку. Збышняк изучил ее и сказал, возвращая:

— Я знаю весь состав варшавского сыскного отделения. Там никогда не было никакого Лыкова.

— Правильно. Я временно командирован. Подпись и печать обер-полицмейстера вас не устраивают?

Управляющий, более похожий на вышибалу, чуть усмехнулся:

— То для галахов. Нет настоящей бумаги?

Лыков хотел показать власть, но пока сдержался и предъявил полицейский билет.

— Вот это другой разговор! — ерничая, сказал Збышняк. — Департамент полиции… чиновник особых поручений восьмого класса… Так! Чин маловат, чтобы лично встречаться с паном Стробой. Передайте мне ваше дело. И я сообщу, когда хозяин сможет вас принять.

— Это что, неповиновение законным требованиям полиции? — угрожающе поднял бровь Лыков — научился у Благово.

— Полиция приучена заранее извещать о своем визите. Пан Строба — занятой человек. Повторяю: вы обязаны сперва изложить ваше дело мне.

— Как вы приучили Нарбутта, я уже осведомлен, — начал потихоньку закипать Алексей. — Но сейчас другое. Идет розыск убийц русских офицеров. Власть на Нарбутте не кончается. Немедленно проведите меня к вашему хозяину. Иначе всю вашу свору закатаю в «Павяк»! Ну?

— Отвал шэ, палант! — огрызнулся поляк и отступил на полшага, принимая боевую стойку.

— Что он мне ляпнул? — поинтересовался сыщик у Егора.

— «Отвали, задница!»

— Десять месяцев арестного дома уже заработал. А еще кое-что от меня сверху сейчас получит… Чего нет в «лестнице наказаний».[51]

— Алексей Николаевич, он же вас нарочно провокирует! Тянет время, чтобы хозяин успел сбежать!

Действительно, на втором этаже слышался топот ног.

Лыкову не хотелось бузить в частном доме, без ордера на обыск. Но паутина лжи, опутавшая сыщика, раздражала его и мешала думать. Лучший способ скинуть напряжение — это набить кому-нибудь морду. Да и «ивану» нельзя дать уйти. И сыщик врезался в шеренгу, преградившую ему путь наверх. Несколько молниеносных, страшных по силе ударов — и все три поляка упали. Алексей ринулся по лестнице на звук шагов. За ним поспевал Егор. На втором этаже обнаружился еще один охранник. Его постигла та же участь… Сыщики наметом пролетели половину этажа. Казалось, они вот-вот догонят беглеца. Но тот знал дом и успел выскочить на черную лестницу. Следуя за ним, полицейские выбежали во двор. Прямо перед их носом на улицу вылетела пролетка с одним седоком. Лицо его скрывала шляпа, но это точно был не Нарбутт.

Разгоряченный погоней, Лыков вернулся в вестибюль. Все четыре пана собрались там. Вид у них был не авантажный. Сильно помятые, охранники уже не помышляли о сопротивлении. Они стояли, вжавши головы в плечи, и ждали своей участи.

Больше всех досталось Збышняку — за фиглярство. Из разбитой губы управляющего хлестала кровь, под глазом набухал синяк. Коллежский асессор подошел, взял его за пуговицу и пододвинул к себе.

— Так как там у вас принято с варшавской полицией?

Трое других охранников отвернулись… Но Лыков уже выпустил пар и не хотел лишнего насилия.

— Хорошо. Вернемся к делу. Пан Строба, видать, вспомнил о срочной встрече и драпанул. А пан Нарбутт в доме?

— Он был здесь вчера вечером, — твердо ответил Збышняк. Управляющий стоял прямо, не пытался вырваться, но сохранял достоинство.

— Где он сейчас?

— Не знаю.

— Ты зачем затеял эту свару? Почему не пустил меня к хозя ину, как я требовал?

— Я выполнял приказ.

— Ладно, — примирился Алексей, отпуская управляющего-вышибалу — Я готов забыть о вашем сопротивлении полиции, пан Збышняк. Вы лицо подчиненное, исполняли свой долг. Передайте пану Стробе, что я хочу с ним встретиться. Чем раньше он со мной поговорит, тем будет лучше для него.

Збышняк поклонился в ответ, почтительно, но не теряя лица. Он начал нравиться Лыкову. Тот уже почти жалел, что погорячился. Зато голова стала ясной и вся злость улетучилась!

Сыщики повернулись к дверям, и тут управляющий сказал им в спину:

— Попробуйте поискать пана Нарбутта в номерах Свенторжецкого на Железной Браме.

— Поедем в номера? — спросил Егор у шефа, когда они оказались на улице.

— Нет. Сначала вернемся в отделение, захватим Эрнеста Феликсовича. Я хочу увидеться с Нарбуттом в его присутствии.

Когда Лыков вошел в общую комнату, то увидел столпившихся под лампой агентов. Они стояли молча и что-то рассматривали. Раздвинув людей, коллежский асессор протиснулся в круг. На полу лицом вверх лежали Нарбутт и Степковский. На них не замечалось никаких следов крови, но оба были мертвы. Присмотревшись, Алексей понял: Степковского убили ударом в левый висок, а его начальника задушили.

В комнате стояла могильная тишина, никто не издавал ни звука. Лыков, тоже молча, прошел в кабинет Гриневецкого. Там никого не было. Он заглянул в туалетную комнату и обнаружил в ней надворного советника. Тот сидел за столом без сюртука и жилета, в одной сорочке. Могучие плечи бессильно обвисли. В огромном кулаке Эрнест Феликсович зажал бутылку старки. Она была выпита на две трети и, судя по отсутствию стакана, из горлышка, по-русски. Жмуд поднял взгляд на вошедшего. По его щекам катились крупные слезы.