Николай Свечин - Дознание в Риге Страница 39

– Что ж, ежели как следует загримироваться… Я видал тут одного такого. Петух! Шляпа с пером, плащ из фальшивого горностая, а голос противный-противный…

– Вот и вы так же пойте. Чем хуже, тем лучше! Никто ничего не заподозрит.

Заговорщики поехали в Старый город, в магазин театрального реквизита. Одели бывшего надзирателя подобающе, потом в номере Лыкова загримировали и разучили пару дурацких песенок. С бородой и в зеленых очках Зверогон был неузнаваем, в чем сам убедился, взглянув в зеркало.

– Ну, пора!

Экипаж высадил «трубадура» за квартал до разбойничьего логова. Алексей соскочил чуть позже и вдоль забора двинулся к цели. Вот и нужный особняк. Надворный советник прошел мимо калитки, незаметно осматриваясь. Только вдалеке маячил прохожий, рядом было пусто. Одним прыжком сыщик перемахнул через невысокий забор. Конечно, он здорово рисковал. Вот так, наобум, без разведки… А как тут разведаешь? Пока нянькаешься, Лизу уже удавят. В любой момент могут привезти того самого трактирщика. Женщина его опознает, и после этого будет не нужна.

Не думая об опасности, Лыков пробрался к двери. Сердце учащенно билось, как всегда бывало перед схваткой. С двумя-тремя он справится, благо фактор внезапности. А если их там больше? Стрелять первому нельзя, ведь он тут, по большому счету, незаконно. И как тогда отбиваться?

Но в это время из-за калитки послышались гитарные аккорды, а затем хриплый голос. Бояться стало некогда. Сейчас начнется…

Зверогон пел целых пять минут, прежде чем его услышали в особняке. Голосил он на редкость противно. Так, что надоел обитателям притона. Стукнул открываемый засов, и во двор вышел крепкий детина в жилетке и рубахе с засученными рукавами. Что они там, пытают ее, что ли?

Детина закричал что-то по-немецки и двинулся к калитке. Мгновенно Лыков прошмыгнул за его спиной в дом.

На первом этаже было тихо и на вид безлюдно. Со второго доносился чей-то сердитый голос. Не вынимая оружия, Алексей бесшумно поднялся по лестнице. В большой комнате у окна стоял здоровяк и бранился на незнакомом языке. В два прыжка сыщик приблизился и нанес сильный удар сзади по шее. Бугай без звука повалился на пол.

Лыков осмотрелся. Вон дверь, в ней торчит ключ. Он повернул его, вошел в комнату и увидел Лизу. Та сидела в кресле с усталым перепуганным лицом и глядела на входящего. Увидав вместо мучителей Лыкова, женщина ахнула.

– Тихо! Сколько их в доме?

Лиза, закусив губу, молча мотала головой. Какие у нее красивые волосы, в очередной раз подумал сыщик…

– Сколько их в доме? – повторил он вопрос.

– Двое.

– Быстро за мной.

Он взял Лизу за руку и повел наружу. Вскоре они оказались на улице. Там продолжалась перебранка между «менестрелем» и вторым охранником. Увидев парочку, Зверогон со всей дури заорал новую песню. Тут Лыков подкрался сзади и тем же приемом свалил бандита.

В поджидавшем за углом экипаже все трое помчались прочь. В гостинице Никифоров переоделся, смыл грим и был с благодарностью отпущен. Алексей сунул ему в ладонь сотенный билет и с чувством пожал руку.

После этого он занялся Лизой. Эглит была очень измучена пленом. Поняв, что опасность миновала, женщина, вместо того чтобы радоваться, ударилась в слезы. С ней началась истерика. Как быть? Сыщик не знал способов унять плачущую женщину. Вот разве что один… Побегав по номеру со стаканом воды, он сам уже стал близок к нервному срыву. Наконец Лыков решился. Чего не сделаешь из человеколюбия? Он взял Лизу на руки, легкую, как пушинку, и отнес на кровать. Та сразу замолчала.

– Какие у тебя дивные волосы…

Женщина сначала отстранилась в удивлении, но потом обняла сыщика за шею. Прижалась к нему мокрым от слез лицом и стала жадно целовать. Словно хотела этого целую вечность.

Сыщик поселил Эглит в доме номер 1 «А» на Парковой улице, прямо над полицмейстером. Квартира была очень дорогая, и Алексей снял ее всего на месяц. За это время он надеялся завершить свое дознание. У подъезда дежурил городовой, охранял начальство, и заодно Лизу. Она не выходила на улицу, все нужное ей приносила коридорная прислуга. Лыков под предлогом занятости навещал женщину редко и только днем. Алексею было неловко за то, как он ее успокаивал, и он не хотел повторения…

Еще сыщик известил Кошко, что пленница на свободе. И не забыл поблагодарить помощника пристава за содействие.

Уличные беспорядки на Московском форштадте разгорались. За один день произошло восемь нападений на прохожих. И не только грабежи! В трактире Баллода на Большой Лубанской понес смерть на месте громила из шайки Клёцкина. На углу Мельничной и Суворовской ранили ножом женщину и шедшего мимо военного писаря. Ткнули и ушли, даже не обобрали… Близ городской водокачки у Крюденеровской дамбы напали с удавкой на мещанина, приписанного по спискам евреев[60]. Повалили, чуть не задушили и раздели буквально догола. А на городском торфяно-пудретном[61] заводе в нечистотах, вывозимых из отхожих мест, нашли разрубленный на части труп неизвестного. Как назло в ту же ночь вспыхнул лесопильный завод купца Гиндина на Пиленгофской улице. Дотла сгорело громадное количество лесного материала, убыток превысил полмиллиона рублей!

Полицмейстер Войтов, захватив для поддержки городского голову Керковиуса, явился к губернатору и обвинил в беспорядках Лыкова. Этот командированный безответственно вмешивается в дела полицейского управления и побуждает уголовных к активизации. Суровцев при подчиненных вызвал Лыкова и попросил объясниться. Тот детально рассказал, что творится на Московском форштадте, когда все это началось и при чьем попустительстве. Ничтожность Войтова, впервые узнавшего многие вещи из доклада приезжего, стала очевидной. Еще сыщик рекомендовал принять две меры: вызвать на помощь войска гарнизона и запретить в Московской части продажу крепких питий.

Суровцев согласился с этим. На ночное патрулирование вышли военные караулы Рижского учебного унтер-офицерского батальона. А все сто семь ренсковых погребов для продажи навынос, что есть на форштадте, были запечатаны. Уже через день жизнь в городе вошла в обычное русло.

Сотрудничество с Кнаутом дало наконец результаты. Коллежский асессор вызвал Лыкова и протянул ему серебряный папиросник:

– Узнаете?

На крышке была изображена охотничья сцена. Неужели это вещь Язепа Титуса? Она пропала из его кармана в ночь убийства.

– Тот самый?

– Весьма вероятно, – ответил начальник сыскной части. – Вы откройте, посмотрите, что внутри.

Лыков раскрыл порт-папирос. Пусто.

– Там есть секретное отделение, – подсказал Кнаут.

Питерец нашел его и обнаружил внутри картонные фигурки мужчины и женщины. Скрепленные особым образом, они могли двигаться, совершая неприличные телодвижения.

– Немецкий, – брезгливо поморщился Алексей. – Я видел такие в Берлине. Но как доказать, что он принадлежал Язепу Тиусу? Надо предъявить госпоже Эглит.

– Как раз об этом я и хотел вас попросить, – ехидно ответил коллежский асессор. – Вы ее… Как бы выразиться? Опекаете, вот. Ну и опеките!

– Не по-русски сказали, но в точку, – смиренно вздохнул Лыков. – Схожу.

Он отправился на Парковую. Лиза уже пришла в себя и теперь испытывала неловкость. Квартира дорогая, кто за нее платит? Лыков – женатый человек и скоро уедет домой. Он ничего за свои деньги не требует. Тот случай был единственным и, видимо, не повторится. А в содержанки в тридцать лет идти как-то не хочется, да и поздно.

Надворный советник в очередной раз сказал ей, что скоро закончит дознание. Вернется Яан Францевич, они сядут втроем и обсудят Лизино будущее. Что-нибудь да придумают. А пока надо взглянуть на одну вещь.

Эглит открыла порт-папирос и покраснела:

– Да, это Язепа. Он любил показывать секретное отделение приятелям. Вульгарно, но ему нравилось.

Сыщик попросил женщину подписать протокол опознания и вернулся в сыскную часть. Кнаут ждал его.

– Ну как?

– Госпожа Эглит подтвердила: это вещь Язепа Титуса. Где вы ее нашли?

– Делали обычный обход и навестили ювелира Криша Крамса. Про него известно, что он скупает заведомо ворованные вещи. А тут еще история с империалами, ну вы слышали…

Лыков догадался, о чем речь. В различных городах России стали появляться фальшивые империалы пятнадцатирублевого достоинства, с годом чеканки 1895-м или 1896-м. А настоящие чеканятся с 1897-го!

– Мы получили из вашего департамента циркулярное письмо, пошли по адресам. И у Крамса обнаружили эту штуку. Я сразу подумал о Титусе. Нажал на барыгу, и тот сломался. Сообщил, что папиросницу ему принес распорядитель гостиницы «Чикаго» Вильгельм Вибе.

– Гостиница? При чем здесь гостиница?