Валерия Вербинина - Статский советник по делам обольщения Страница 39

– Я не делала того, в чем вы меня обвиняете, – отрезала Гвендолен. – И вообще не понимаю, при чем тут это.

– В квартире Риттера устроила пожар переодетая женщина, – сказала Амалия. – У нее был ключ, который она или ее сообщник вытащили из кармана умирающего. – Она поднялась на ноги. – Конечно, вы можете твердить что угодно, но…

Она осеклась. На пороге стоял Карл фон Лиденхоф, и Амалия ощутила сильнейшую досаду, когда поняла, что он вошел так, что она не слышала ни скрипа двери, ни звука его шагов.

– Миссис Мэйнбридж? – спокойно промолвил немец. – Меня зовут Карл фон Лиденхоф. Я хотел бы уточнить несколько моментов… По поводу именин княгини, на которых погиб мой кузен.

– Не смею вам мешать, герр Лиденхоф, – сказала Амалия по-немецки. – Всего хорошего.

Она подобрала с дивана свою муфту и удалилась. Внизу Ричард Мэйнбридж все еще пререкался по поводу счета с Сергеем Васильевичем Ломовым, который изображал помощника управляющего. Мэйнбридж пытался объясняться по-английски и на ломаном французском, но Ломов упорно делал вид, что не понимает ни единого слова собеседника.

Амалия сделала знак своему коллеге, что пора заканчивать спектакль, и Ломов, который тотчас же вполне сносно заговорил по-французски, объявил, что он не уполномочен решить вопрос со счетом, но главный управляющий наверняка не откажется пойти навстречу иностранным гостям.

Выйдя на улицу, баронесса Корф подождала, пока к ней присоединится ее сообщник. Действительно, вскоре Сергей Васильевич нагнал ее.

– Вам удалось разговорить ее, сударыня? – спросил он.

– И да и нет, – проворчала Амалия. – Она твердо настроена отрицать все до конца. Сперва она твердила, что она вообще ни при чем, но потом, когда поняла, что я знаю о дуэли, пыталась убедить меня, что Риттер сам покончил с собой.

– Михаэль? – вытаращил глаза Ломов. – Вздор! Кто угодно, только не он!

– По крайней мере, я все же заставила ее сознаться, что она тоже выходила из зала, – сказала Амалия. – Сначала вышел муж, потом она, и они разыграли какую-то комбинацию, результатом которой стал труп в особняке посла. Муж, вероятно, страховал ее, а бокал с шампанским Риттеру подала она… Вы уже распорядились узнать, какими духами она пользуется? Полагаю, что проще всего было бы действовать через прислугу гостиницы.

– Не извольте беспокоиться, госпожа баронесса, – отозвался Ломов. – Я уже пообщался с кем надо и пообещал хорошее вознаграждение за эти сведения.

– Хотя, наверное, уже поздно, – задумчиво сказала Амалия. – Она уезжает сегодня. Вместе с мужем… Кстати, вы ведь находились внизу, Сергей Васильевич. Как вы пропустили наверх Карла фон Лиденхофа? Вы обязаны были меня предупредить…

– Простите, сударыня, – начал Ломов, оправившись от удивления, – но я готов поклясться, что никакого фон Лиденхофа в гостинице не видел… Может быть, он зашел с черного хода?

– Может быть, – ответила Амалия, хмурясь. – Интересно, что он будет делать? Все же он не полицейский, арестовать Мэйнбриджей он не сможет, к тому же они англичане и спешат покинуть страну…

Ломов усмехнулся:

– На их месте я бы не стал ездить в Германию, госпожа баронесса. Никогда…

– Самый главный вопрос, – сказала Амалия, – заключается в том, кто стоял за Гвендолен Мэйнбридж – если вообще стоял – и кто подсказал ей убить Риттера в доме немецкого посла. Или она была так ослеплена жаждой мести, что не представляла себе последствий своих действий?

– Я уверен, что все вскоре прояснится, – заметил Ломов. – Если эта дама или ее муж близко общались с людьми, которые заинтересованы в развязывании войны, мы вскоре об этом узнаем. Лично я не исключаю, что их могли и подтолкнуть, но есть одна проблема. Отчаявшийся человек – плохое орудие, а непрофессионал в нашем деле ничуть не лучше. Наверняка она считает, что была в своем праве, когда отравила Риттера, но она же видела, как он умирал, а это и для опытного человека жуткое зрелище. Скоро у нее начнутся кошмары, за ними явятся угрызения совести, брак начнет трещать по швам… и так далее.

– Вы ведь убивали людей, Сергей Васильевич, – сказала Амалия. – Вам часто снятся кошмары?

– Нет, – спокойно ответил ее собеседник. – Но я профессионал.

– Я тоже, – кивнула его собеседница. – И поверьте мне как профессионалу: у Гвендолен Мэйнбридж нет никаких угрызений совести. Жаль, что я не могу слышать, как она беседует с Карлом фон Лиденхофом, – добавила баронесса. – Эта парочка в некотором роде стоит друг друга, и можете быть уверены: ничего он от нее не добьется.

– Но вы же заставили ее проговориться… – начал Сергей Васильевич.

– Да, потому что застала ее врасплох. Но фон Лиденхоф никогда не сумеет заставить ее признаться в том, что она совершила.

Глава девятнадцатая, в которой Антон Филиппович делает неожиданное открытие

– Признаться, я поражаюсь вам обоим, – сказал генерал Багратионов. – Вы опытные агенты, а между тем повели себя совершенно недопустимым образом. Во-первых, вы вообразили, что против вас существует какой-то заговор со стороны ваших же собственных коллег…

– Однако, Петр Петрович, согласитесь, что в данных обстоятельствах… – начал Ломов.

– Во-вторых, – продолжал генерал, не слушая его, – вы напали на Антона Филипповича, вы обращались с ним как с врагом, вы дали ему понять, что подозреваете его в пособничестве нашим недругам. Своими действиями вы, Сергей Васильевич, и вы, госпожа баронесса, поставили меня в крайне неловкое положение. Из-за вас мне теперь придется объясняться с тетушкой Непомнящего, которая ему покровительствует, и высокими лицами, которым она – уж будьте благонадежны – нажалуется на вас. И что я могу им сказать?

– А может, пришить старушку, – с надеждой подал голос Сергей Васильевич, – и дело с концом?

Признаться, генерал был бы не против, если бы с тетушкой горе-агента Непомнящего и в самом деле приключилось какое-нибудь непоправимое несчастье. Можно не сомневаться, что в этом случае Антон Филиппович был бы уволен из Особой службы на следующий же день; но генерал Багратионов былреалистом и понимал, что от мечты до ее осуществления – дистанция огромного размера. Поэтому он напустил на себя строгий вид и сказал:

– А что скажете вы, госпожа баронесса? Ведь это с вашего согласия Антон Филиппович был задержан в вашем особняке, как какой-нибудь преступник. Как прикажете мне поступить, дабы эта печальная история не имела никаких последствий и вообще забылась как можно скорее?

– Какая печальная история, Петр Петрович? – изумилась баронесса Корф столь бесхитростным тоном, что Ломов весь обратился в слух, ожидая продолжения. – Антон Филиппович остался в моем доме по собственной воле, чтобы помочь нам раскрыть убийство.

– Вот как? – протянул Багратионов каким-то неопределенным тоном. – Значит, по собственной воле, да?

– Разумеется! Антон Филиппович вообще приложил нешуточные усилия, чтобы узнать духи, которыми была надушена Гвендолен Мэйнбридж. Согласитесь, что это позволило бы поставить в деле точку, после чего мы просто передали бы сведения, которыми располагаем, Карлу фон Лиденхофу.

– Нет, – покачал головой Багратионов, – это лишнее, сударыня. Хотя я ценю усердие Антона Филипповича и, разумеется, представлю его к награде… гм… за проявленную им расторопность, но нет никакой нужды выяснять марку духов этой дамы. Карлу фон Лиденхофу вообще ни к чему знать, что это господин Непомнящий пытался залезть в окошко, иначе дело может принять крайне неприятный оборот.

– Но нам все же придется представить объяснение по поводу человека, который влез в окно, – напомнил Ломов. – Хоть что-то мы должны будем о нем сказать!

– Разумеется, – кивнул Багратионов. Амалия указала ему выход из довольно щекотливой ситуации, и генерал был намерен им воспользоваться. Разумеется, Непомнящему только показалось, что коллеги собирались его прикончить; на самом деле все это было шуткой, и вообще он помогал им, как мог. – Итак, в окно влез… м-м… грабитель. Да, грабитель, – продолжал генерал, переводя взгляд с одного агента на другого. – Он спугнул убийцу, и тот скрылся. Пожалуй, надо будет поговорить с моими знакомыми из полиции, пусть они и в самом деле кого-нибудь поймают…

И Амалия, и Ломов были бы не прочь сейчас наговорить генералу много чего любопытного, но они служили в Особой службе уже не первый год и отлично понимали, что любые слова в этой ситуации бесполезны. Итак, растяпа, который заварил всю кашу, получит награду и будет иметь все основания гордиться собой, в то время как они сами…

– Но Антон Филиппович уехал из Москвы вопреки вашим инструкциям, – напомнила Амалия. – Как быть с этим фактом?

– Ну что ж, – пророкотал генерал, – я пожурю его… так сказать, по-отечески… Но так как задание было для отвода глаз, то я не вижу смысла на нем задерживаться.