Уильям Дитрих - Пирамиды Наполеона Страница 4

— По-моему, вы сами твердили нам о необычайной ценности этой вещицы, ссылаясь на цыганского барона и крепостного тюремщика.

Офицер зловеще усмехнулся.

— Они сообщили мне также, что на этом медальоне лежит проклятие.

Глава 2

Это была жалкая попытка словесного реванша. Поклонившись мадам, я покинул ее заведение и вышел на ночную улицу, окутанную туманной дымкой новой промышленной эры. На западе красное зарево сияло над быстро разросшимся фабричным предместьем Парижа, предшественником заводских комплексов грядущей эры машиностроения. У дверей слонялся какой-то фонарщик в надежде на ночной приработок, и я порадовался, что удача продолжает сопутствовать мне. Лицо его смутно вырисовывалось под накинутым на голову капюшоном, но я заметил, что для европейца он смугловат: наверное, марокканец, рассчитывающий получить незатейливую работенку, на которую только и могли рассчитывать приезжие. Отвесив мне легкий поклон, он произнес с арабским акцентом:

— У вас, месье, вид счастливого человека.

— И я собираюсь стать еще более счастливым. Я хочу, чтобы ты довел меня сначала до моего дома, а потом проводил в дом к одной даме.

— Два франка.

— Три, если тебе удастся уберечь меня от грязных луж.

Как же приятно чувствовать себя победителем!

Свет был необходим, поскольку усердия революционных переделок хватило на все, кроме чистки и ремонта булыжных мостовых. Водостоки засорились, половина уличных фонарей попросту не горели, а остальные еле светились. Усугубляло положение и то, что новое правительство переименовало множество улиц в честь прославившихся героев революции, и горожане постоянно путались в новых названиях. Поэтому мой провожатый освещал мне путь к дому, держа передо мной двумя руками закрепленный на палке фонарь. Сама палка, замечу, была украшена затейливой резьбой и обстругана внизу для удобства захвата, а фонарь висел на своеобразном крюке, вырезанном в форме змеиной головы. Рептилия держала в пасти дужку светильника. Мастерски сделанная вещь, наверняка ее изготовили на родине фонарщика.

Для начала я зашел в свою квартиру, чтобы спрятать основную часть выигрыша. Я понимал, что не стоит брать много денег к проститутке, и решил заодно припрятать и медальон, учитывая вызванный им интерес. Оставив фонарщика дожидаться снаружи, я слегка задержался в комнате, подыскивая надежное потайное место. А затем мы направились к Минетте по темным парижским улицам.

Париж, славившийся своим неизменным великолепием, был подобен достигшей известного возраста красотке, которую не стоит разглядывать слишком пристально. Величественные старые особняки были заколочены досками. Опустевший и закрытый дворец Тюильри мрачно смотрел на мир своими темными, словно незрячие глазницы, окнами. Полуразвалившиеся монастыри, запертые церкви и обшарпанная Бастилия, которую со времени ее штурма так и не удосужились привести в порядок. Эта революция, набив карманы генералов и политиков, насколько я мог судить, в целом для страны стала настоящей экономической катастрофой. Редкий француз осмеливался откровенно выражать недовольство, поскольку правительство весьма своеобразно отстаивало даже свои ошибки. Сам Бонапарт, будучи еще малоизвестным артиллерийским офицером, подавил однажды с помощью крупной картечи последний реакционный бунт, в результате чего получил очередное звание.

Мы прошли мимо развалин Бастилии. После разрушения этой тюрьмы в период террора были казнены двадцать пять тысяч человек — в десять раз больше, чем выпустили на свободу из ее камер, — а на смену ей обустроили пятьдесят семь новых тюрем. Без всякой иронии скажу, что отличительным признаком сей старой крепости служил, однако, своеобразный «фонтан возрождения»: когда это хитроумное изобретение работало, то живительные воды струились из грудей восседающей на троне Исиды. Вдалеке маячили шпили храма Разума, до недавнего времени называвшегося собором Парижской Богоматери, изначально построенного, по общему мнению, на месте романской базилики, которая была посвящена все той же египетской богине. Следовало ли мне воспринять все это как предостережение? Увы, мы редко замечаем то, что само бросается нам в глаза. Расплатившись с фонарщиком и войдя в дом, я не придал значения тому, что сопровождающий еще продолжал топтаться у входа.

Скрипучая, пропахшая мочой лестница привела меня в скромное жилище Минетты. Ее комната находилась на дешевом третьем этаже, прямо под чердачными мансардами, где обитали юные служанки и художническая братия. Расположение жилища свидетельствовало о том, что ремесло не приносило ей желаемых доходов, несомненно, она так же пострадала от революционных пертурбаций, как изготовители париков и позолотчики. В комнате Минетты горела одинокая свеча, отражающаяся в медном тазу, используемом для подмывания, а сама хозяйка облачилась в белую рубашку с зазывно развязанными верхними тесемками, словно приглашающими к более основательному исследованию. Она подлетела ко мне с поцелуем, источавшим лакрично-винный аромат.

— У тебя есть для меня подарочек?

Я сильнее прижал ее к моим панталонам.

— Разве ты не чувствуешь, что есть?

— Нет. — Она надула губки и положила руки мне на грудь. — Он должен быть вот здесь, у твоего сердца. — Она обследовала область моей груди, где еще недавно висел на золотой цепочке медальон с болтающимися подвесками. — Мне хотелось покрасоваться в нем перед тобой.

— И подвергнуть нас риску чрезмерного внимания со стороны балующихся ножичками грабителей? — Я вновь поцеловал ее. — Кроме того, небезопасно таскаться с такими выигрышами по ночному городу.

Для уверенности она пошарила у меня на груди.

— Я надеялась на большую храбрость.

— Мы можем сыграть на него. Если ты выиграешь, то я принесу его в следующий раз.

— Как сыграть? — проворковала она в привычной обольстительной манере.

— Проигравшим будет тот, кто первым вознесется на пик блаженства.

Ее волосы пощекотали мне шею.

— А какими средствами?

— Любыми, на твое усмотрение. — Я слегка отстранился и, поддерживая ее ногой, мягко опустил на кровать. — En garde.[8]

Я выиграл наше первое маленькое состязание и, по ее настоянию согласившись на переигровку, выиграл вторую и третью партию, доведя Минетту до страстных пронзительных воплей. По крайней мере, я думаю, что выигрыш остался за мной, хотя с женщинами никогда ничего нельзя сказать наверняка. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы она продолжала крепко спать, когда я перед рассветом покинул ее, оставив на подушке серебряную монету. Напоследок я подкинул в камин полено, чтобы согреть комнату к пробуждению хозяйки.

Посеревшее небо отправило фонарщиков на боковую, но зато начал вылезать из кроватей весь рабочий Париж. На улицах затарахтели тележки мусорщиков. Ловкачи с досками взимали мзду за наведение временных мостиков через залитые сточными водами улицы. Водоносы тащили ведра к наиболее презентабельным домам. Сам я снимал квартирку на улице Сент-Антуан — в небогатом районе, который не пользовался, однако, сомнительной репутацией, и селился там в основном работающий люд из числа кустарей-ремесленников, краснодеревщиков, шляпных дел мастеров и слесарей, специализирующихся на изготовлении ключей и замков. Арендную плату сдерживали в приемлемых размерах не радующие обоняние ароматы, исходившие от пивоварен и красилен. А на них накладывался неизменный парижский запах дыма, хлеба и навоза.

Вполне удовлетворенный проведенной ночью, я поднялся к себе по темной лестнице, намереваясь проспать до полудня. Поэтому, отперев дверь и войдя в сумрачную комнату, решил на ощупь добраться до кровати, не озадачиваясь открыванием ставней или зажиганием свечей. Я сонно размышлял о том, не стоит ли мне заложить этот медальон — учитывая интерес Силано — и, выручив за него приличную сумму, перебраться в более комфортабельное жилье.

Но тут я почувствовал в комнате постороннее присутствие. Обернувшись, я разглядел в темноте чью-то темную фигуру.

— Кто здесь?

Среагировав на едва уловимое движение воздуха, я инстинктивно отклонился в сторону, и что-то, просвистев мимо уха, ударило меня по плечу. Удар был тупой, но весьма болезненный. Я опустился на колени.

— Какого дьявола?!

Удар дубинки оказался настолько сильным, что рука моя беспомощно повисла.

Тут кто-то толкнул меня, и я, неловко сопротивляясь, завалился на бок. Совершенно неожиданное нападение! Начав отчаянно брыкаться, я саданул кому-то по ноге и с удовольствием услышал последовавшее за этим завывание. Откатившись в сторону, я схватился за то, что попало под руку. Это оказалась мужская лодыжка, и я с силой рванул ее на себя. Незваный гость свалился на пол рядом со мной.