Дороти Иден - Тайна Иерихонской розы Страница 4

— Но ведь вы должны принять решение, не так ли? — спросила я спокойно. — Пити ваш сын.

На минуту по его нахмуренному лицу пробежало веселое выражение.

— Я, возможно, пожалею об этом, я почти в этом уверен, но я нанимаю вас. Жалование вам будут платить ежемесячно, если вас это устраивает.

Я заверила его, что это меня устраивает, и ушла, чувствуя себя намного легче, чем перед ужином. Моей первой мыслью было найти Пити и уложить его спать. Но, как я обнаружила, Коррин уже обо всем позаботилась, и мне оставалось только пожелать всем спокойной ночи.

Я забежала на кухню за свечой, где была захвачена Клэппи и Полли, и только через полчаса смогла освободиться. Библиотека не была освещена, и я решила взять книжку — почитать перед сном. Я открыла дверь и увидела свечу на столе и Джона Дьюхаута, который уронил голову на скрещенные руки и спал. Я на цыпочках повернулась и хотела было удрать, но он проснулся.

— Кто это? — спросил он.

— Всего лишь я, мистер Джон, мисс Стюарт, — я почти шептала. — Я не хотела беспокоить вас.

Он поднял голову и тряхнул ею.

Как он устало выглядел! Как будто на его плечах лежало какое-то тяжкое бремя. Не дав ему возможности сказать еще что-нибудь, я повернулась и поспешила к себе в комнату.

Войдя, я зажгла свечу, разгоняя призрачные тени, распустила волосы и хорошенько их расчесала. Потом разделась и накинула розовую ночнушку, ту, которую отец подарил мне всего за год до… Таких мыслей не должно оставаться в твоей голове, твердо сказала я самой себе. Его нет, и как бы я не желала, его уже не вернуть. Я сняла белое покрывало и забралась в постель, чувствуя запах свежей лаванды, и задула свечи с утомленным, но довольным вздохом.

Однако через несколько мгновений мне пришлось снова зажечь свечу: кто-то положил мне под подушку записку. «Просто обычная шутка», — подумала я. Но кому в этом доме вдруг понадобилось шутить со мной? Я ведь была здесь чужой.

Я прочитала крупно выписанные, словно печатные буквы и нахмурилась:

УЕЗЖАЙТЕ ИЗ УАЙТ-ХОЛЛА. ТА, ЧТО ОСТАЛАСЬ — ОСТАЛАСЬ НАВСЕГДА.

Беспокойство вновь овладело мной. Я задула свечу и снова забралась в постель. Что все это значило? Кто это написал?

Я узнала, что это значило еще до наступления утра. Ночью две чьи-то сильные руки душили меня подушкой. Но я смогла освободиться и отпихнула обладателя этих рук изо всей мочи, он растворился в темноте и оставил меня бессловесной. Мне хотелось закричать от ужаса, но инстинкт подсказал мне молчать. Что я и делала больше часа, сидя на краю кровати со взглядом, прикованным к двери. Когда я снова, наконец, забралась в постель, засов на моей двери был задвинут, как ему и полагалось.

ГЛАВА 2

Я проснулась в холодном поту, и ужас прошлой ночи не отпускал меня, пока я не поняла, что солнце ярко светит мне в глаза, а надо мной стоит Полли и держит в руках поднос, от которого клубами валит пар. Она улыбнулась и плюхнула его на мой туалетный столик с таким грохотом, что чуть не опрокинула белую фарфоровую чашку.

— Очень ясное замечательное утро, мисс, — заявила она, наливая в стакан воду из огромного стеклянного кувшина. — Эти булочки прямо из духовки, так что вам бы лучше их сразу съесть. Клэппи называет их «апельсиновыми вертушками».

Я поблагодарила ее, медленно поднялась и попробовала одну. Полли исчезла за дверью.

— Самые лучшие из тех, которые вам доводилось пробовать? — наполовину спросила, наполовину констатировала она, врываясь обратно в комнату с миской горячей воды в руках.

Я сказала «да» и спросила ее, не слышала ли она, чтобы кто-нибудь выходил прошлой ночью.

Я заметила, что вопрос ее удивил. Несколько секунд она смотрела на меня, потом пожала плечами.

— Я не уверена, мисс, что мне следует болтать. Мне надо держать язык за зубами. Клэппи говорит, что я всегда сначала говорю, а потом уже думаю.

— Полли, у меня есть причина, чтобы спрашивать тебя, и очень серьезная. Так что, пожалуйста, скажи мне.

Она отвернулась, все еще сомневаясь.

— Кажется, мистер Джон выходил куда-то после того, как пробило полночь, — она повернулась и посмотрела прямо на меня. — Но поклясться я не могу.

— А еще кто-нибудь был? — спросила я спокойно.

— По-моему, миссис Беатрис спускалась, вероятнее всего, за порошком для желудка. Если это все, мисс, то мне действительно надо идти.

Я кивнула ей вслед.

Я быстро ела и размышляла. Миссис Беатрис и мистер Джон. Может, это был кто-то из них? Может, мне вообще все это приснилось? Ну, конечно же, нет! Но кто тогда, и почему?

Я привела себя в порядок, стоя перед большим овальным зеркалом, и попыталась выбросить это все из головы. Мое голубое фуляровое платье выглядело аккуратным и вполне подходящим для моего теперешнего положения. Как последний штрих, я слегка расправила челку: я была готова достойно встретить все, что ни преподнесет мне этот день.

Под моей подушкой все еще лежала скомканная записка. Я достала ее и перечитала, что полностью убедило меня в том, что ночной кошмар все же произошел на самом деле. Эти безобидные печатными буквами написанные слова, казалось, насмехались надо мной своей бесцельностью и беспричинностью.

Я положила бумажку в сумочку и спустилась, размышляя, получила ли предыдущая учительница такой же теплый прием. Если да, то я вполне могла понять ее скорый отъезд.

Пити сидел в столовой с Коррин и миссис Беатрис, которые сдержанно кивнули мне, когда я вошла. Миссис Мария с сыновьями еще не спускались, и я уселась напротив Пити, чтобы выпить чашку обжигающего кофе.

Я весело поздоровалась с ним и получила в ответ мрачное «здравствуйте». При дневном свете темные круги под его глазами проступали особенно явно.

Я немножко поболтала с Коррин в надежде на то, что она скоро примет меня и не будет чувствовать, что я отнимаю у нее Пити. Наконец я отодвинула стул и встала.

— Как только ты закончишь, Пити… — я посмотрела на него, в надежде что он поймет намек и отправится в класс.

Коррин объяснила мне, где находится класс — он оказался на третьем этаже — и, бросив последний взгляд на мрачного Пити, я удалилась. В классе пахло пылью, и первым моим порывом было пересечь комнату и распахнуть все четыре окна, впустив поток свежего ласкового воздуха.

Нужно было разобрать книги. Я так и сделала, и, выбрав несколько подходящих, повесила небольшую доску, которая стояла у стены. Я села и стала ждать, чувствуя себя здесь, наверху, в полном уединении. Пришел Пити, грустный и несчастный.

Он уселся, положил руки на колени и впился пальцами в свои черные брючки.

— Вы здесь надолго останетесь? — вежливо спросил он.

— До тех пор, пока твой отец сочтет необходимым, Пити. Я надеюсь, мы хорошо будем вместе работать и станем друзьями.

Он нахмурился и втянул щеки.

— Мисс Монтьюнто тоже так говорила, — это была абсолютно безразличная реплика.

— Я не мисс Монтьюнто, — сказала я коротко и взялась за мел. Мы начали — по крайней мере, я начала, стараясь не расстраиваться еще до того, как приступить к работе. Мы занимались арифметикой до половины двенадцатого. Цифры ему давались тяжело, и мы не достигли видимого прогресса, однако, я надеялась что то, что он уже знал, получше закрепилось.

Мне бы, конечно, хотелось, чтобы он проявил побольше энтузиазма, но я напомнила себе, что необходимо принимать во внимание состояние мальчика и быть терпеливой.

Прозвучал долгожданный гонг, и мы направились напрямик в столовую, где я оставила Пити и отправилась на кухню. Некоторое время я занимала себя, сортируя блюда и расставляя их на подносах, чтобы потом их отнесли в столовую. Я только успела поставить на поднос белое блюдо с картофельным пюре, как в дверях появилась Коррин.

Она посмотрела на посудину, которую я держала в руках.

— Мисс Стюарт, вам следует пообедать с нами. Клэипи вполне может со всем одна здесь справиться, — в ее голосе слышались нотки упрека, по злости в нем я не почувствовала. Однако, несмотря на это, я, пока мыла руки, чувствовала, что мои щеки слегка горят. Я последовала за ней в гостиную и постаралась занять свое место как можно более незаметно.

— Вы же не прислуга, чтобы работать на кухне, мисс Стюарт, — на сдержанном лице мистера Джона отразилось легкое замешательство. — К вам будут относиться как к члену семьи.

Я наклонила голову. Я не решалась поддерживать легкую беседу, и тем более рассказать о том, что случилось со мной ночью. Напротив меня сидела миссис Беатрис, и, просто подняв глаза, я могла разглядеть, как светилось ее розовато-лиловое платье и тонкой работы серебряную булавку у горла, которая заинтересовала меня и оставалась предметом моего интереса в течение всего обеда.

Я ни разу не вмешивалась в разговор, да они и не пытались вовлечь меня. Ситуация нисколько не улучшалась, поскольку мне не давало покоя, что миссис Беатрис практически не сводила с меня глаз. Это вселило в меня легкое, но вполне определенное чувство нервозности. Что такого было в этой женщине, что внушало мне ужас?