Кен Фоллетт - Опасное наследство Страница 40

Сказав это, он вышел.

Теперь ему предстояло выполнить самую деликатную часть плана – убедить человека, которому он только что разрушил жизнь, в том, что он его лучший друг.

Тонио несся по направлению к Сент-Джеймс, не разбирая дороги и сталкиваясь с прохожими. Мики с трудом догнал его.

– Постой Сильва! Послушай, мне очень жаль!

Тонио остановился. По его щекам текли слезы.

– Со мной покончено, – простонал он. – Всему конец.

– Я сделал все, что мог, но Пиластер и слушать меня не стал, – сказал Мики.

– Я понимаю. Спасибо тебе.

– Не благодари. У меня же ничего не получилось.

– Но ты хотя бы пытался. Ах, если бы я мог как следует отблагодарить тебя!

Мики помедлил, размышляя о том, не спросить ли о его работе прямо сейчас. Наверное, сейчас как раз самое подходящее время.

– Вообще-то ты можешь меня отблагодарить. Но поговорим об этом позже.

– Нет, скажи теперь.

– Как-то неудобно. Давай оставим это на другой раз.

– Не знаю, как долго я еще пробуду здесь. Так о чем речь?

– Ну что ж… – Мики изобразил смущение. – Я думаю, в посольстве Кордовы рано или поздно задумаются о том, чтобы подыскать тебе замену.

– Да, послу понадобится помощник уже сейчас.

В замутненных слезами глазах Тонио блеснул огонек понимания.

– Да, конечно! Ты бы мог стать этой заменой! Ты подходишь идеально!

– Если можешь замолвить словечко…

– И не только. Я расскажу все. Расскажу, как ты попытался спасти меня от ужасных неприятностей. Я уверен, посол точно захочет в помощники именно тебя.

– Все же как-то неправильно это – пользоваться твоей бедой. Скверно становится на душе, – сказал Мики.

– Ничуть, – Тонио схватил руку Мики обеими руками и крепко сжал. – Ты ведь настоящий друг.

Глава пятая. Сентябрь

I

Шестилетняя сестренка Хью, Дороти, сворачивала рубашки и укладывала их в чемодан. Хью знал, что, как только она заснет, ему придется все вынимать и складывать заново, но он делал вид, что в восторге от ее заботы.

– Расскажи еще про Америку!

– Америка находится так далеко, что по утрам солнце восходит там на целых четыре часа позже.

– И американцы все утро лежат в кровати?

– Да, а когда встают и завтракают, то у нас уже наступает пора обедать.

Дороти засмеялась.

– Какие лентяи!

– Не совсем. Понимаешь, у них же светает поздно, и им приходится работать весь вечер.

– И спать ложатся они поздно! Вот бы мне так! В Америке мне бы понравилось. Почему нельзя поехать с тобой?

– Мне тоже этого хотелось бы, Дороти, – с сожалением вздохнул Хью.

Он не увидится с ней несколько лет, а когда вернется, то она будет уже совсем взрослой и сможет сама рассказать кому угодно о разнице во времени.

В окно стучал осенний дождик и доносился дальний рокот волн в заливе, но в комнате весело горел камин и было тепло. Хью положил в чемодан несколько книг: «Методы современного делопроизводства», «Успех коммерческого предприятия», «Богатство наций» и «Робинзон Крузо». Старшие клерки в Банке Пиластеров с неодобрением отзывались о «книжной учености» и неизменно повторяли, что лучший учитель – это практика, но они ошибались. Изучая теорию, Хью лучше понимал работу различных департаментов банка.

В Америку он отправлялся во время кризиса. В начале 1870-х годов несколько американских банков взяли большие ссуды на покупку акций железнодорожных компаний по спекулятивным ценам, а когда в середине 1873 года железнодорожные компании стали испытывать проблемы, финансовое основание этих банков пошатнулось. Несколько дней назад обанкротились «Джей Кук и Ко», агенты правительства США, повлекшие за собой Первый национальный банк Вашингтона; новости об этом дошли до Англии благодаря трансатлантической телеграфной связи. Теперь же приостановили работу пять нью-йоркских банков, в том числе и крупнейший банк «Юнион Траст Компани», а также старая банковская ассоциация «Меканикс». Фондовая биржа закрыла свои двери. Скоро за ними последуют многочисленные компании, тысячи людей потеряют работу, торговля затихнет, операции Банка Пиластеров в Америке сократятся, банкиры станут более осторожными, и Хью будет труднее проявить себя.

На Лондоне этот кризис пока что никак не отразился. Процентная ставка возросла на один пункт, до четырех процентов, и обанкротился один небольшой лондонский банк, имевший очень тесные связи с американскими фирмами, но паники не наблюдалось. Тем не менее Старый Сет настаивал на том, что главные неприятности еще впереди. При взгляде на слабого и больного человека складывалось впечатление, что эти неприятности носят в основном личный характер. Его перевезли в дом Августы, и большую часть суток он проводил в постели. Но, несмотря на слабость, он отказывался подавать в отставку до тех пор, пока не выведет корабль Пиластеров из грозящего ему шторма.

Хью аккуратно расстелил и сложил свою одежду. Банк выделил ему деньги на покупку двух новых костюмов, и Хью догадывался, что дед сделал такое распоряжение после уговоров его матери. Старый Сет был скуповат, как и все Пиластеры, но мать Хью он любил. Все эти годы она жила на небольшие средства, которые ей выделял Сет.

Мать также настояла, чтобы Хью предоставили несколько недель на подготовку к переезду – ей хотелось, чтобы это время он провел с ней. Она редко видела его с тех пор, как он устроился в банке, а он не мог себе позволить регулярные поездки в Фолкстон. Август они провели в основном здесь, у моря, пока Августа с семьей отдыхала в Шотландии. Теперь небольшие каникулы закончились, и для Хью настала пора прощаться с ней.

Пока он думал о ней, она как раз вошла в комнату. После гибели мужа прошло восемь лет, но она до сих пор носила траур. Повторно выходить замуж она, по всей видимости, не собиралась, хотя могла бы найти себе пару без труда, сохранив свою тихую красоту. Ее спокойные голубые глаза и густые светлые волосы могли бы взволновать сердце еще не одного мужчины.

Хью понимал, что мать страдает от того, что расстается с ним на годы, но об этом она не обмолвилась ни словом. Вместо того чтобы выражать свою грусть, она разделяла с ним волнение и беспокойство, охватывавшие его при мысли о том, что его ожидает в новой стране.

– Уже почти пора ложиться, Дороти, – сказала она. – Иди переоденься в ночное платье.

Едва Дороти вышла из комнаты, мать принялась укладывать заново рубашки Хью.

Он хотел поговорить с ней о Мэйзи, но стеснялся. Он знал, что Августа писала ей письма, и к тому же она могла узнать подробности случившегося от других членов семейства во время недолгих поездок за покупками в Лондон. Вряд ли ей рассказали всю правду, скорее наоборот. Помолчав немного, Хью неуверенно начал:

– Мама…

– Что, дорогой?

– Тетя Августа не всегда говорит, что было на самом деле…

– Уж слишком ты вежливый, – сказала мать, грустно улыбнувшись. – Августа годами распускала ложные слухи о твоем отце.

Хью удивила такая откровенность.

– Ты думаешь, это она сказала родителям Флоренс Столуорти о том, что он был заядлым игроком?

– К сожалению, я в этом более чем уверена.

– Почему она так себя ведет?

Мать отложила рубашку и задумалась.

– Августа была очень красивой девочкой, – сказала она, прервав недолгое молчание. – Ее семья посещала Кенсингтонский методистский зал, где они и познакомились с Пиластерами. Она росла единственным ребенком в семье, избалованным и испорченным. Родители ее были довольно заурядными людьми. Отец некогда служил помощником владельца лавки, а затем основал свое дело и под конец открыл три бакалейных магазина в западном пригороде Лондона. Но Августа с ранних лет считала, что ее ожидает великое будущее.

Мать подошла к окну. Казалось, что она разглядывает за ним не хмурый Ла-Манш, а прошлое.

– В семнадцать лет она полюбила графа Стрэнга, а он полюбил ее. Это был приятный юноша – симпатичный, добродушный, высокородный и при этом очень богатый. Естественно, его родители пришли в ужас от мысли, что он может жениться на дочери бакалейщика. Хотя она была красива и даже в таком юном возрасте обладала чувством собственного достоинства, помогавшим ей не теряться в любом обществе.

– Они были помолвлены? – спросил Хью.

– Формально нет. Но все считали, что дело уже решено. А потом разразился скандал. Ее отца обвинили в том, что он систематически обвешивал покупателей в своих магазинах. Уволенный им сотрудник подал жалобу в министерство торговли. Говорили, что отец Августы обманывал даже церковь, закупавшую у него чай для вечерних собраний по изучению Библии. Его собирались посадить за решетку. Он же все отрицал и в конце концов выкрутился. Но Стрэнг покинул Августу.

– Наверное, это разбило ее сердце.

– Нет, – продолжила мать. – Не разбило. А привело в бешеную ярость. Всю жизнь она получала то, что хотела. Тогда же более всего на свете она хотела Стрэнга, но не могла его получить.