Макс Коллинз - Похищенный Страница 40

Оказалось, что в Норфолке, штат Виргиния, проживает известная в деловых кругах личность, некий командор Джон Хьюз Кертис, к которому обратился какой-то бутлегер и заявил, что является членом банды из шестерых человек, похитивших сына Линдберга.

– Кертис является президентом одной из крупнейших судостроительных компаний Юга, – сказал Линдберг. – У него безупречная репутация. Мне позвонил адмирал Бэрридж, чтобы договориться о моей встрече с Кертисом.

Теперь к бесконечному списку полковников добавились еще и адмирал с командором.

– Адмирал Бэрридж, – пояснил Линдберг, словно в свое оправдание, очевидно заметив насмешливое выражение на моем лице, – командовал крейсером «Мемфис», судном, на котором я вернулся обратно из Парижа.

Он имел в виду свой легендарный одиночный трансатлантический перелет в Париж.

– Кроме того, за Кертиса поручился также его высокопреподобие X. Добсон-Пикок.

Так, теперь в нашем списке был и его преподобие, точнее его высокопреподобие.

– Кто такой этот Пикок?

– Его преподобие Добсон-Пикок – старый друг семейства Морроу. Его преподобие заведовал церковью в Мехико.

Покойный Дуайт Морроу был послом в Мехико; это было в то время, когда Энн Морроу и Чарльз Линдберг узнали и полюбили друг друга.

– Я дал согласие встретиться завтра во второй половине дня с адмиралом, его преподобием и командором, – проговорил Линдберг, и слова его прозвучали, как детские стишки. – Я хочу, чтобы вы присутствовали при нашей встрече.

Я свернул на изрытую колеями грунтовую дорогу – это была Федербед-Лейн. Рассвет, словно еще один любопытный экскурсант, начинал проникать сквозь заросли по обе стороны от дороги.

Неожиданно Линдберг задал мне вопрос, и по тону его и виду я понял, что ему очень хотелось спросить меня об этом, но он стеснялся.

– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Гастон Буллок Минз?

Я насмешливо фыркнул.

– Вы шутите? Разумеется, я слышал о нем. Это самый крупный жулик, который когда-либо жил на свете, причем слово «крупный» я здесь употребляю и в прямом, и в переносном смысле. Чикаго – одно из любимейших мест этого жирного ублюдка, где он обстряпывает свои аферы.

В тихом голосе Линдберга послышались нотки оправдания:

– По моим сведениям, он бывший детектив министерства юстиции.

– Да, он работал на Бернса до того, как Джон Эдгард Гувер начал наводить порядок в своем доме. Гувер, конечно, болван, но не жулик, как Бернс и его мальчики. При администрации Хардинга Гастон Минз был казначеем Огайской банды. Почему, черт возьми, вы меня спрашиваете об этом сукином сыне?

Линдберг несколько мгновений молчал, потом сказал:

– Минз тоже утверждает, что находится в контакте с бандой похитителей.

– О Боже.

– Мне позвонил адмирал Лэнд...

Еще один адмирал!

– ...который приходится мне родственником. Он двоюродный брат моей матери. Как бы там ни было, к нему обратилась миссис Эвелин Уолш Мак-Лин, светская дама из Вашингтона.

– Владелица бриллианта Хоупа?

– Вот именно. Несколько лет назад она потеряла своего сына – неизвестно, имеет ли это отношение к проклятию бриллианта Хоупа, – во всяком случае она сочувственно относится к Энн и моей ситуации. Минз работает на нее.

– Для чего?

– Я не знаю точно. Он прежде выполнял для нее какую-то сыскную работу. Однако через нее он передал сведения, заставившие меня прийти к выводу, что нам не следует отказываться от него.

– Какие сведения?

– Он говорит, что похитители подняли сумму требуемого выкупа с пятидесяти до ста тысяч долларов. Это соответствует, пусть приблизительно, содержанию писем, полученных от «кладбищенского Джона» и его банды.

– А какие еще сведения он передал?

Казалось, Линдберг не знает, рассказывать ему это или нет. Но когда мы подъехали к запертым воротам его имения, он сказал:

– Минз сообщил миссис Мак-Лин, что описание ночного комбинезона в газетах было ложным. – Линдберг указал на сверток, лежащий рядом с ним, но не дотронулся до него. – И он правильно описал комбинезон, который носил Чарли.

– Не кажется ли вам, что добыть эти сведения сейчас не представляет большого труда?

Он нахмурился, но не от гнева. От досады.

Когда мы подъехали к дому, было уже светло. У двери, ведущей в комнату для слуг, нас встретила Энн Линдберг в легком синем халате; на ее бледном лице совсем не было косметики, волосы были туго зачесаны назад. Она выглядела изможденной, но в глазах ее светилась надежда.

Я нес сверток. Линдберг кивнул, и я протянул его ей.

Она вытащила комбинезон и подняла на вытянутых руках перед собой, как нечто драгоценное и в то же время страшное. Потом прижала комбинезон вместе с оберткой к груди, бумага захрустела, один рукав костюмчика повис у нее на плече:

Глаза ее сверкнули, улыбка на ее лице была чертовски трагичной.

– Это его, – сказала она. – Это ночной комбинезон Чарли.

– Это добрый знак, – сказал ей муж, попытавшись улыбнуться. – Значит, похитителям можно верить. Значит, переговоры идут хорошо и близки к завершению.

Продолжая прижимать к себе оберточную бумагу и костюмчик от доктора Дентона, она повторила:

– Это комбинезон Чарли. Это его.

После ее слов сомнений в этом ни у кого больше не могло возникнуть. Слим просто не стал бы их слушать.

Глава 15

Вечером следующего дня Линдберг, Шварцкопф и я встречали большой черный открытый автомобиль, который подкатил на стоянку возле гаража с командным пунктом. На машине были номерные знаки штата Виргиния и небольшой американский флаг на радиоантенне. Из машины вышли три человека.

За рулем был высокий стройный мужчина лет шестидесяти пяти в хорошо сшитом темно-синем костюме под пальто из верблюжьей шерсти; у него было ястребиное лицо с подрезанными седыми усиками, седые волосы аккуратно зачесаны, образуя пробор посередине. На заднем сиденье сидел коренастый лысеющий мужчина в черном лет пятидесяти, его пасторский воротник натирали несколько подбородков, широко поставленные глаза глядели безумным взглядом. Впереди ехал наиболее располагающий к себе участник этой замечательной тройки – крупный, загорелый, мускулистый мужчина с приятным круглым лицом и щегольским котелком на голове; он был в надетом поверх темного костюма сером пальто, из-под которых выглядывал красно-бело-синий галстук.

Линдберг приветствовал их, заговорив сначала с худым мужчиной, у которого были ястребиное лицо и седые усы.

– Адмирал Бэрридж, – сказал он, – это очень любезно с вашей стороны, что вы приехали.

– Рад снова видеть вас, полковник, – сказал адмирал, улыбнувшись мрачной улыбкой. – Жаль только, обстоятельства печальные. Надеюсь, ваша мать хорошо себя чувствует?

– Да, спасибо.

– Хорошо, хорошо. – Бэрридж представил служителя церкви как его высокопреподобие Добсона-Пикока, а загорелого приятного мужчину как командора Джона Хьюза Кертиса.

– Это полковник Шварцкопф из полиции штата Нью-Джерси, – сказал Линдберг, сделав жест в сторону одетого в щегольскую форму полицейского чиновника, и мужчины принялись жать друг другу руки. – Он будет присутствовать при нашей беседе. Как и детектив Геллер из Чикагского полицейского управления.

Они посмотрели на меня с любопытством, и Кертис проговорил с хитрой улыбкой:

– Решили сменить обстановку?

– Не совсем так, – сказал я, пожимая протянутую им руку. – С первого дня этого дела были признаки, что к нему могли приложить руку люди Капоне. Я здесь для того, чтобы проверить эту версию.

Кертис холодно кивнул:

– Это, разумеется, не противоречит тому, что мне удалось выяснить.

– Командор, – сказал я, – можно вас спросить из чистого любопытства? Командором чего вы являетесь?

– Норфолкского яхт-клуба.

– Прошу всех в дом, – сказал Линдберг, указывая в сторону дома. – Нам нужно о многом поговорить.

Элси Уэйтли принесла в кабинет Линдберга поднос с чаем и кофе, и мы удобно устроились на стульях с чашками в руках. Горел камин. Линдберг, который пил молоко, занял место за своим заваленным бумагами столом и сказал:

– Приношу свои извинения, если вам пришлось преодолеть некоторые трудности, чтобы связаться со мной.

Заговорил Добсон-Пикок; его английский акцент оправдывал его английскую фамилию.

– Честно говоря, полковник, – сказал он, не скрывая раздражения, – выйти на вас было чрезвычайно сложно. Я передал письмо одному джентльмену... – слово «джентльмен» он произнес с изрядной долей сарказма, – ...который назвал себя вашим «секретарем», – некоему, мистеру Роснеру. Это было несколько дней назад, полковник.

Линдберг приподнял только одну бровь и сразу опустил ее.

– Приношу свои извинения, ваше преподобие. Но здесь у нас такая суматоха. Мне потребовалось два дня, чтобы дозвониться до Белого дома на прошлой неделе.