Антон Чиж - Смерть носит пурпур Страница 41

Чердынцев прошелся мимо окон, в которых виднелся чей-то садик, и посмотрел на часы. Ах, вот в чем дело: стрелки у них тут идут неправильно. Надо механизм подправить. По циферблату прошло минуты три, а на самом деле уже полчаса набежало. Сделано это нарочно, чтобы путать посетителей. Чердынцев понял это и обрадовался: его не проведешь, он всех насквозь видит, недаром служит личным помощником самого Плеске. Ему медаль светит за этот героический поступок. Как он все ловко в Царском Селе провернул! А часы на телеграфе специально тормозят, надо будет это на вид поставить, чтобы исправили. Но ему ждать некогда.

Он подбежал к окошку, оттолкнув почтенного господина.

– Пишите! – закричал он Локтеву. – Слово в слово пишите: плеске тчк срочно тчк жду подмогу тчк высылайте срочно тчк полицию надо призвать ответу…

– Подобные выражения к передаче запрещены, – сказал Локтев.

Чердынцев прорычал что-то неразборчивое.

– Хорошо! Так пишите… – Он запнулся. – После тчк ставим двт заговор раскрыт…

– Запрещено…

– Да что же это! Ладно. Тогда так: тчк нужны свежие силы тчк убежден в результате тчк можете не сомневаться тчк жду ответ на телеграфе тчк чердынцев…

Локтев повторил каждое слово равнодушно и монотонно, как телеграфист. Не понимает человек, какой важности депешу отправляет! Какая честь ему оказана! Пусть запомнит этот день…

Чердынцев кинул в окошко десятку и спихнул назад сдачу серебром. Это все не имело значения. Новая мысль вдруг пришла ему на ум. Как же он сразу не догадался! Ведь все же очевидно! Вот оно! Стало душно, он сорвал галстук. Как же он был так слеп… Но почему молчит Плеске?

Застучал телеграфный аппарат. Чердынцев бросился на этот сигнал.

– Это мне! Это моя!

Но телеграмма была адресована в Дворцовый департамент.

Чердынцев обхватил себя руками.

– Почему… почему он молчит?! – говорил он вслух.

Все, кто был в конторе, посматривали на него. В углу кто-то предложил вызвать полицию. Чердынцев все слышал, каждый звук. Ему теперь открылось совершенно ясно, в чем он ошибся. Не зря его держат на хорошем счету. Но ждать больше нельзя. Ни минуты. Ни мгновения.

– Где у вас телефонный аппарат?

Ему указали на дальнюю стену, где висел деревянный ящик с ручкой. При нем сидел отдельный чиновник, который брал рубль за одно телефонирование. Плата была совершенно немыслимой, годовой абонент на частный номер стоил двадцать, но Чердынцева такие мелочи не волновали. Чиновнику он бросил пятерку. И после такого щедрого жеста чиновник не позволил ему крутить ручку. Спросил номер, сам вызвал коммутатор, продиктовал и только тогда предложил рожок амбушюра. Чердынцев схватил его с жадностью.

– Алё! Кто это? А, Нартович, рад вас слышать!.. – кричал он в черное отверстие. – Это Чердынцев, звоню из Царского… Дайте мне господина Плеске… Срочно… Что? Я не понял, шумит в трубке… Что вы сказали? Это глупость какая-то… Да ты пьян, Нартович… Да как ты смеешь мне такое… Алё? Что такое… – Чердынцев протянул трубку. – Соедините, у вас оборвалось…

– Никак нет, абонент повесил трубку, – сказал чиновник, записывая что-то в учетный гроссбух. – Изволите еще одно телефонирование?

Чердынцев уже полез за деньгами, но тут в голове у него что-то взвизгнуло, и на мгновение потемнело в глазах…

Когда чернота сгинула, он увидел все в ясном свете. Что он наделал!.. Как мог в горячке совершить столько глупостей. Ну, допустим, поспешил, но как могли с ним обойтись подобным образом: уволить со службы задним числом? И так просто заявить: «В Государственном банке вы более не числитесь по штату». Разве так поступают с помощником Плеске? Быть может, патрон ничего не знает?

Стоило назвать это имя, как Чердынцев понял все и сразу: нет, Плеске отлично все знает. Пожертвовал помощником, как пешкой. На всякий случай. Теперь он – никто, и у него ничего нет: ни будущего, ни самой жизни. Это конец. Если только не…

– Будешь ты меня помнить… – прошептал он и выскочил из конторы.

47

Над Скабичевским нависла угроза лопнуть. Его распирало от желания спросить, но он мужественно крепился. Любые страдания не оставляли Ванзарова равнодушным, а муки любопытства – тем более. Он предложил не стесняться.

– Не понимаю я вас, Родион Георгиевич! – выпалил Скабичевский, словно из него вышибло пробку. – Не вижу логики! Не понимаю ваших действий! В чем в них смысл? Приперли подозреваемого блестящими логическими выводами к стенке, хотя понять не могу, как вы догадались о его страстишке, и тут же выпустили его. Еще немного – и Марков готов был признаться!

– С чего вы взяли?

– Но это же было очевидно… Хорошо, мне так показалось, – поправился он.

– Благодарю, что сами это признали, – сказал Ванзаров. – Дело в другом. Маркову не было смысла убивать курицу, несущую золотые яйца.

– Тогда зачем ему понадобился ночной визит?

– Он хотел узнать нечто столь важное, что ради этого не побрезговал прийти в дом ненавистного старика…

– Что же это такое?

– Это скрывается в записке.

Скабичевский не стал указывать, что забирать улику с места преступления – серьезный проступок. Он попросил взглянуть. Ванзаров показал, но из рук не выпустил.

– И это все? – спросил Скабичевский, взглянув на рукописную строчку. – Из-за этого убили Федорова?

– Я этого не сказал, – ответил Ванзаров. – Марков чего-то хотел добиться от Федорова при помощи этого клочка. Пепел и пурпур. Представляете, о чем идет речь?

– Ни малейшего представления. Но вы-то уже все разгадали…

– Даже не знаю, с какого конца подобраться…

За разговором они подошли к казармам лейб-гвардии. Дежурный офицер рад был помочь, но ротмистр Еговицын отсутствовал в полку со вчерашнего дня. У него была увольнительная.

– Где у вас самый тихий омут? – спросил Ванзаров.

Скабичевский вопроса не понял. Такие вот патриархальные нравы у местной полиции. Пришлось разъяснить: место, где незаметно, но по-крупному играют, точнее – обыгрывают простаков. Подумав, Скабичевский назвал трактир на Фридентальском шоссе. Это место Ванзарову было знакомо. И по всем признакам подходило. Уж больно расторопные половые были в заведении, а тихие посетители слишком внимательно изучали их с Лебедевым. Хорошо, что за завтраком Аполлон Григорьевич становился слеп и глух к окружающему миру. Впрочем, за обедом и ужином – тоже.

Ротмистр сидел в трактире из чистого упрямства. Игроков словно вычистило. Еще вчера, когда он спускал последние банкноты, взятые в долг под жалованье за полгода, к нему охотно подсаживались приятные господа. Стоило последней бумажке пасть под неудачную сдачу, как партнеров сдуло точно ураганом. И половые стали грубить, закуску приносить отказывались, а про графинчик и думать нечего. Еговицын все еще не сдавался. Он решил, что сделает ставку под честное слово офицера. А оно – дороже денег. Вот только желающих играть на подобную драгоценность не нашлось. Он уже порядком скис, что лейб-гвардейцу не пристало, как вдруг к нему за столик уселся юнец забавной наружности. Еговицын не сразу вспомнил, где его видел.

– Господин ротмистр, какая встреча! – заявил он довольно развязно. – Мы с вами познакомились на вечере у господина Федорова!

Ах, да, какой-то ассистент. Непозволительно мальчишкам вести себя подобным образом с офицером лейб-гвардии. Еговицын нахмурился и принял неприступный вид.

– Что вам угодно?

– Если бы мне было угодно обыграть вас, поверьте, я сделал бы это без лишних слов. Меня обучили этому знающие люди. Но у меня к вам другое предложение: вы честно, как офицер, отвечаете на мои вопросы, и я немедленно исчезну.

– Да вы кто такой? – В голосе ротмистра появилась командная твердость.

– Чиновник особых поручений сыскной полиции Ванзаров… А это… – юнец указал на субъекта серой наружности, который без спроса присел к ним, – …чиновник Скабичевский.

Еговицын как-то сразу поверил, что молодой человек служит в сыске. Вид у него был отъявленно жуликоватый, по меркам лейб-гвардии, конечно. Тем более такой спутник рядом.

– Вот что, господа, – сказал ротмистр, приняв лейб-гвардейскую осанку. – Разговора у нас с вами не будет. Задавать мне вопросы права у вас нет, а если желаете что спросить, обращайтесь к командованию полка… Долее не смею задерживать…

Ванзаров мило и сердечно, по-иному не скажешь, улыбнулся.

– Как прикажете. Тогда мы доложим вашему командиру, что его подчиненный один раз уже проиграл в этом трактире столь значительную сумму, что о ней даже страшно вспоминать. Но урок не пошел впрок. И сейчас господин ротмистр опять спустил все до нитки и отчаянно нуждается в деньгах. Командиру полка будет интересно узнать о столь пикантной слабости примерного лейб-гвардейца.

Ротмистр отчаянно сжал губы.

– Вы не посмеете…

– У меня нет другого выхода, – сказал Ванзаров. – Вот и Николай Семенович подтвердит. Наши намерения были самыми мирными, но вы встали в позу… Хотя путь к диалогу для вас все еще открыт.