Макс Коллинз - Похищенный Страница 42

– Определенный знак? – спросил Кертис.

– Они поймут, – сказал Линдберг. – Точнее, поймут в том случае, если они те, за кого себя выдают. Я хочу поблагодарить вас за ваши хлопоты и участие, за то, что вы проделали такой длинный путь на север... Могу ли я пригласить вас пообедать с нами?

– Сочтем за честь, – быстро ответил Кертис.

Его преподобие Добсон-Пикок, который явно любил поесть, закивал. Бэрридж, казалось, был несколько смущен, однако поблагодарил Линдберга и тоже принял предложение.

Линдберг проводил их в гостиную, жестом велев мне и Шварцкопфу остаться в кабинете. До нас донесся отраженный эхом собачий лай.

Линди вскоре вернулся без них и сказал:

– Ну, что скажете?

– Я не разобрался, – сказал я.

Шварцкопф издал короткий смешок.

– Это на вас не похоже, Геллер. У вас всегда есть свое мнение. Чаще всего негативное.

– Только не сейчас. Адмиралу и его преподобию можно верить. Кертис – темная лошадка. Кажется, он думает только о себе.

– Он преуспевающий кораблестроитель, – заметил Линдберг.

– Сейчас трудные времена, – многозначительно сказал я. – Не повредит, если мы проверим его финансовое положение.

– Я согласен с Геллером, – сказал Шварцкопф, возможно, неожиданно для себя.

Линдберг кивнул в знак согласия.

– Однако кое-что из того, что сказал Кертис, совпадает с информацией, полученной профессором Кондоном от «Джона».

– За исключением того, что Сэм готов согласиться на двадцать пять тысяч, – заметил Шварцкопф. – «Джон» просит семьдесят.

Линдберг вздохнул и покачал головой:

– Черт. Я не знаю, что и думать. Может, нам следует радоваться, что член банды предлагает вернуть моего сына за такой небольшой выкуп?

– Возможно, эта дешевая цена, которую они запросили, не такой уж добрый знак.

Они оба посмотрели на меня.

– Она может свидетельствовать о разногласиях среди членов банды. Если это действительно одна и та же группировка и отдельные ее члены обращаются к разным людям с предложением вернуть ребенка за выкуп, то... – Я пожал плечами.

Линдберг подошел к камину и пошуровал в нем кочергой. Огонь в нем доживал свои последние минуты. Рот Линдберга был плотно сжат.

– Кстати, полковник, – обратился к нему Шварцкопф, – я хочу, чтобы вы знали, что это не я заговаривал зубы адмиралу Бэрриджу по телефону.

– Это сделал Микки, – сказал я. – Готов поставить сто против одного.

– Наверняка этот маленький жулик очень грубо обошелся с адмиралом, – сказал Шварцкопф.

Линдберг молча продолжал шуровать в камине.

– Вы заметили недавно появившуюся на первых полосах многих газет статью о том, как Роснер, Спитале и Битз разглагольствовали перед газетчиками? – бросил я. – Однако все было не так, как об этом сообщают газеты.

– Что вы имеете в виду? – спросил Линдберг.

В газетах сообщалось, что для того чтобы взять у них интервью, репортеры ходили к каждому из этой тройки домой или на работу – я объяснил Линдбергу этот факт тем, что они проводили пресс-конференцию в нелегально торгующем спиртными напитками кабаке, обслуживающем желтую прессу.

– Полковник, – сухо сказал Линдберг Шварцкопфу, – я заметил, что вы отослали домой некоторых своих людей. – Он помешал раскаленную золу. – Как это понимать?

Шварцкопф принял строевую стойку.

– Эта мера обусловлена чисто финансовыми соображениями. Боюсь, мы уже израсходовали пять тысяч долларов из резерва фонда полиции штата для непредвиденных расходов.

– Понятно.

– Нам пришлось отказаться от снабжения продовольствием из Нью-Йорка, теперь еду готовят в ламбертвильской казарме и каждый день привозят сюда на машине.

Линдберг кивнул. Он смотрел на Шварцкопфа, огонь камина оранжевым светом играл на его моложавом, добром лице. Он сказал:

– Жаль, что я сам не могу прокормить ваших людей, полковник. Бог свидетель, я очень благодарен им и вам за то, что вы сделали.

– И будем продолжать делать. Я просто урезаю все излишние расходы. На следующей неделе я буду просить финансовый комитет штата о предоставлении нам дополнительных средств.

– Мне жаль, что вы израсходовали свой срочный резерв.

– Полковник, вы уже израсходовали гораздо больше.

– Во сколько же нам обошлись эти усилия?

Шварцкопф сделал глотательное движение.

– В пятьдесят тысяч долларов, полковник.

Линдберг безучастно смотрел на огонь в камине.

– Пятьдесят тысяч долларов. Первоначальная сумма выкупа. В этом есть некоторая доля иронии.

– Если есть, – сказал Шварцкопф, – то ваш друг мистер Геллер обязательно ее заметит.

Он постоял немного, кивнул Линдбергу и вышел. За дверью у стены Микки Роснер читал «Дейли Ньюз».

– Войдите сюда, мистер Роснер, – сказал Линдберг.

– Охотно, полковник.

С нахальной улыбкой на лице Микки вошел и остановился, покачиваясь на каблуках.

– Я хочу попросить вас об одной услуге.

– Я слушаю вас, полковник.

– Уберите Спитале и Битза. Я не хочу, чтобы они участвовали в моем деле.

– Ну... конечно. Но почему?

– Они не устраивают меня как посредники.

– Как скажете. Что-нибудь еще?

– Да. Убирайтесь.

– Убираться? Вы хотите сказать... чтобы я убрался?

– Убирайтесь. Вы тоже отстранены от дела.

Роснер посмотрел на меня и ухмыльнулся:

– Покорно благодарю. Геллер.

– Всегда к вашим услугам, Микки, – сказал я.

Роснер засопел, кивнул Линдбергу, вышел и захлопнул за собой дверь.

– Они еще не ответили на наше объявление, – сказал Линдберг, повернувшись ко мне. Про Роснера он, казалось, уже забыл, или во всяком случае больше не думал.

– Дайте им время, – сказал я. – Эти ребята, по-видимому, не торопятся. Не следует придавать этому большого значения.

– Надеюсь, что так. Однако на этот раз деньги действительно приготовлены. По крайней мере пятьдесят тысяч долларов. Сегодня после полудня вооруженная охрана Банкирского дома Джона Пиерпонта Моргана привезла деньги в фордхэмское отделение банка Корна, осуществляющего валютные операции. Я распорядился, чтобы профессор Кондон в любое время имел доступ к этим деньгам.

– Вы, конечно, составили список серийных номеров этих денег?

– Нет.

Я молчал, не зная, что сказать.

– Вы полагаете, что с этим я напортачил, не так ли, Нейт?

– То, что я думаю, не имеет значения.

– Для меня это важно.

– В таком случае позвольте Фрэнку Уилсону, Элмеру Айри и остальным сотрудникам Налогового управления всерьез взяться за дело.

Он молчал. Потом положил руку мне на плечо и сказал:

– Я просто хочу вернуть Чарли. Хочу, чтобы все это кончилось и Чарли снова был со своей мамой. Понимаете?

Я понял. Не обязательно быть отцом, чтобы понять это.

Он убрал руку с моего плеча и смущенно улыбнулся:

– Вы пообедаете с нами?

– Благодарю. Мне бы хотелось еще немного понаблюдать за этими тремя приятелями из Виргинии.

– Возможно, я попрошу вас заняться этим Кертисом. Только осторожно.

– С удовольствием.

– Но сначала я попрошу вас сделать для меня другое.

– Что?

– Не хотите ли съездить для меня в Вашингтон? Я хочу, чтобы вы встретились с миссис Мак-Лин.

– Со светской дамой, которая наняла Гастона Минза для проведения частного расследования?

– Верно. Мне стало известно, что она сложила сто тысяч долларов из купюр в пять, десять и двадцать долларов и дала их Минзу, чтобы он передал их похитителям. Я хочу, чтобы вы выяснили, разумно ли она расходует свои деньги.

Глава 16

Вашингтон, округ Колумбия, показался мне таким же холодным и серым, как его гранитные памятники; все, что я слышал о национальной столице и вишневом цвете весной, так и осталось для меня слухом. Я выехал поездом из Принстона, приехал на вокзал «Юнион Стэйшн» и позволил такси вывезти меня в унылый морозный вечер. Не было смысла пытаться самому в машине лавировать по этим улицам; еще в Хоупуэлле я посмотрел на карту округа Колумбия и понял, что это безнадежно: вся она была усеяна знаками «Проезд запрещен». У вокзала я увидел лишь скромную коллекцию из нескольких фонтанов и двух-трех памятников. Зато отсюда хорошо просматривался купол Капитолия.

Когда такси отъехало от площади перед вокзалом, я помня о предстоящей встрече с обладательницей более чем миллионного состояния, поправил галстук и подтянул носки.

Хотя цель моей поездки и стоила больше миллиона, сама поездка по Массачусетс Авеню к Дупонт Серкл обошлась мне в каких-то пятьдесят центов вместе с чаевыми. Таксист, рыжий парень, похожий на ирландца, но с южным акцентом, вяло рассказывал мне о местных достопримечательностях, пока мы ползли по улице, запруженной транспортом не меньше, чем улицы Чикаго или Нью-Йорка. Правительственная типография или ряд зданий из красного кирпича, «построенных для Стивена Дугласа в пятидесятых годах девятнадцатого столетия», интересовали меня куда меньше, чем выплеснувшийся из различных правительственных зданий поток завершивших рабочий день симпатичных девушек-служащих. Повсюду можно было видеть оборванных, небритых людей, торгующих яблоками, или просто ждущих того, кто одолжит им десять центов; они стояли, сгорбившись, в тени массивных, равнодушных зданий, построенных, возможно, тогда, когда у них еще была работа. Вскоре эти здания ненадолго уступили место покрашенным жилым Домам, однако бедность затем вновь прокралась в тень известняка и белого мрамора. После того как мы проехали шестую статую какого-то известного покойника – то ли героя Гражданской войны, то ли Даниела Вебстера, – я сказал шоферу: