Азазель - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович Страница 42

– Готово. Отвинтил, – доложил швейцар. – Бери, Андрюха, несем.

Эраста Петровича подняли вместе с креслом и понесли. Чуть-чуть приоткрыв глаз, он увидел галерею и освещенные солнцем голландские окна. Все ясно – волокут в главный корпус, в лабораторию.

Когда, стараясь не шуметь, носильщики ступили в рекреационную залу, Эраст Петрович всерьез задумался – не очнуться ли ему и не нарушить ли учебный процесс истошными воплями. Пусть детки посмотрят, какими делами их добрая миледи занимается. Но из классов доносились такие мирные, уютные звуки – мерный учительский басок, взрыв мальчишеского смеха, распевка хора – что у Фандорина не хватило духу. Ничего, еще не время раскрывать карты, оправдал он свою мягкотелость.

А потом было уже поздно – школьный шум остался позади. Эраст Петрович подглядел, что его волокут вверх по какой-то лестнице, скрипнула дверь, повернулся ключ.

Даже сквозь закрытые веки было видно, как ярко вспыхнул электрический свет. Фандорин одним прищуренным глазом быстро обозрел обстановку. Успел разглядеть какие-то фарфоровые приборы, провода, металлические катушки. Все это ему крайне не понравилось. Вдали приглушенно ударил колокол – видно, закончился урок, и почти сразу же донеслись звонкие голоса.

– Надеюсь, все закончится хорошо, – вздохнула леди Эстер. – Мне будет жаль, если юноша погибнет.

– Я тоже надеюсь, миледи, – явно волнуясь, ответил профессор и загремел чем-то железным. – Но науки без жертв, увы, не бывает. За каждый новый шажок познания приходится платить дорогой ценой. На сантиментах далеко не уедешь. А если вам этот молодой человек так дорог, пусть бы ваш медведь не травил извозчика, а подсыпал бы ему снотворного. Я бы тогда начал с извозчика, а молодого человека оставил на потом. Это дало бы ему дополнительный шанс.

– Вы правы, друг мой. Абсолютно правы. Это была непростительная ошибка. – В голосе миледи звучало неподдельное огорчение. – Но вы все же постарайтесь. Объясните мне еще раз, что именно вы намерены сделать?

Эраст Петрович навострил уши – этот вопрос его тоже очень интересовал.

– Вам известна моя генеральная идея, – с воодушевлением произнес Бланк и даже перестал греметь. – Я считаю, что покорение электрической стихии – ключ к грядущему столетию. Да-да, миледи! До двадцатого века остается двадцать четыре года, но это не так уж долго. В новом столетии мир преобразится до неузнаваемости, и свершится эта великая перемена благодаря электричеству. Электричество – это не просто способ освещения, как полагают профаны. Оно способно творить чудеса и в великом, и в малом. Представьте себе карету без лошади, которая едет на электромоторе! Представьте поезд без паровоза – быстрый, чистый, бесшумный! А мощные пушки, разящие врага направленным разрядом молнии! А городской дилижанс без конной тяги!

– Все это вы уже много раз говорили, – мягко прервала энтузиаста баронесса. – Объясните мне про медицинское использование электричества.

– О, это самое интересное, – еще больше возбудился профессор. – Именно этой сфере электрической науки я намерен посвятить свою жизнь. Макроэлектричество – турбины, моторы, мощные динамо-машины – изменят окружающий мир, а микроэлектричество изменит самого человека, исправит несовершенства природной конструкции homo sapiens. Электрофизиология и электротерапия – вот что спасет человечество, а вовсе не ваши умники, которые играют в великих политиков или, смешно сказать, малюют картинки.

– Вы неправы, мой мальчик. Они тоже делают очень важное и нужное дело. Но продолжайте.

– Я дам вам возможность сделать человека, любого человека, идеальным, избавить его от пороков. Все дефекты, определяющие поведение человека, гнездятся вот здесь, в подкорке головного мозга. – Жесткий палец пребольно постучал Эраста Петровича по темени. – Если объяснять упрощенно, в мозге есть участки, ведающие логикой, наслаждениями, страхом, жестокостью, половым чувством и так далее, и так далее. Человек мог бы быть гармонической личностью, если б все участки функционировали равномерно, но этого не бывает почти никогда. У одного чрезмерно развит участок, отвечающий за инстинкт самосохранения, и этот человек – патологический трус. У другого недостаточно задействована зона логики, и этот человек – непроходимый дурак. Моя теория состоит в том, что при помощи электрофореза, то есть направленного и строго дозированного разряда электрического тока, возможно стимулировать одни участки мозга и подавлять другие, нежелательные.

– Это очень, очень интересно, – сказала баронесса. – Вы знаете, милый Гебхардт, что я до сих пор не ограничивала вас в финансировании, но почему вы так уверены, что подобная корректировка психики в принципе возможна?

– Возможна! В этом нет ни малейших сомнений! Известно ли вам, миледи, что в захоронениях инков обнаружены черепа с одинаковым отверстием вот здесь? – Палец снова дважды ткнул Эраста Петровича в голову. – Тут расположен участок, ведающий страхом. Инки знали это и при помощи своих примитивных инструментов выдалбливали у мальчиков касты воинов трусость, делали своих солдат неустрашимыми. А мышь? Вы помните?

– Да, ваша «бесстрашная мышь», кидавшаяся на кошку, произвела на меня впечатление.

– О, это только начало. Представьте себе общество, в котором нет преступников! Жестокого убийцу, маньяка, вора после ареста не казнят и не посылают на каторгу – ему всего лишь делают небольшую операцию, и этот несчастный человек, навсегда избавившись от болезненной жестокости, чрезмерной похоти или непомерной алчности, становится полезным членом общества! А вообразите, что какого-нибудь из ваших мальчиков, и без того очень способного, подвергли моему электрофорезу, еще более усилившему его дар?

– Ну уж своих мальчиков я вам не отдам, – отрезала баронесса. – От чрезмерного таланта сходят с ума. Лучше уж экспериментируйте с преступниками. А что такое «чистый человек»?

– Это сравнительно простая операция. Думаю, я к ней уже почти готов. Можно нанести удар по участку накопления памяти, и тогда мозг человека станет чистым листом, вы словно пройдетесь по нему ластиком. Сохранятся все интеллектуальные способности, но приобретенные навыки и знания исчезнут. Вы получаете человека чистеньким, будто новорожденным. Помните эксперимент с лягушкой? После операции она разучилась прыгать, но двигательных рефлексов не утратила. Разучилась ловить мошек, но глотательный рефлекс остался. Теоретически можно было бы обучить ее всему этому заново. Теперь возьмем нашего пациента… А вы двое, что вылупились? Берите его, кладите на стол. Macht schnell![46]

Вот оно, сейчас! Фандорин изготовился. Однако подлый Эндрю так крепко взял его за плечи, что нечего было и пытаться лезть за револьвером. «Тимофей» чем-то щелкнул, и стальные обручи, давившие узнику на грудь, убрались.

– Раз-два, взяли! – скомандовал «Тимофей», беря Эраста Петровича за ноги, а Эндрю, все так же цепко сжимавший пленнику плечи, легко поднял его из кресла.

Подопытного перенесли на стол и уложили навзничь, причем Эндрю по-прежнему придерживал его за локти, а швейцар за щиколотки. Кобура немилосердно врезалась Фандорину в поясницу. Снова раздались звуки колокола – перемена закончилась.

– После того, как я синхронно обработаю электрическим разрядом два участка мозга, пациент совершенно очистится от предшествующего жизненного опыта и, так сказать, превратится в младенца. Его нужно будет снова учить всему – ходить, жевать, пользоваться туалетом, а позднее читать, писать и так далее. Полагаю, что ваших педагогов это заинтересует, тем более вы ведь уже имеете некоторое представление о склонностях этого индивида.

– Да. Он отличается прекрасной реакцией, смел, обладает хорошо развитым логическим мышлением и уникальной интуицией. Надеюсь, все это поддается восстановлению.

В другой обстановке Эраст Петрович почувствовал бы себя польщенным столь лестной характеристикой, но сейчас его закончило от ужаса – он представил, как лежит в розовой колыбельке, с соской во рту и бессмысленно гугукает, а над ним склоняется леди Эстер и укоризненно говорит: «У, какие мы нехолосые, снова мокленькие лежим». Нет уж, лучше смерть!