Сергей Зверев - Налейте бокалы, раздайте патроны! Страница 45

— Ха-ха-ха! — захохотали солдаты.

Для немцев, стоящих внизу и с оружием в руках, происходившее наверху казалось странным. Еще бы — окруженные со всех сторон люди, находящиеся в безвыходном положении, находят в себе силы смеяться. Не спятили ли они там все от страха?

— Гуся готовить — дело, не требующее спешки, — продолжал говорить Батюк. — Даже если гусь молодой да жирный, к этому делу надо подходить ответственно. Аккуратно ощипать, а потом жарить, поливая его своим же жиром, чтобы мясо стало мягким и сочным. Огонь должен быть не большим, а так — в меру.

— Эх, Батюк, доведешь ты нас своими рассказами до того, что сбросим мы тебя на немецкие штыки…

Летние дни августа всегда хороши, даже если ты сидишь в это время на вражеской каланче.

— Я все думаю и удивляюсь, — говорила Ольга, положив голову на плечо Голицыну.

— И о чем же таком серьезном может размышлять столь прекрасное создание, пусть даже пребывающее в образе прапорщика? — лукаво усмехнулся поручик.

Шутливым разговором и напускной веселостью он хотел хоть ненадолго отвлечь девушку от невеселых дум.

— Я думаю о том, какая же это гадина, — кивнула Сеченова на связанного Корфа, лежащего неподалеку.

— У каждого своя судьба, — философски изрек Голицын.

— Ведь раньше, если почитать старинные легенды, были оборотни, превращавшиеся из человека в вампира или зверя. Скрывая свою истинную личину, они находились на службе у сил зла. А вот смотришь, Сережа, на него и понимаешь, что этот оборотень ничем им не уступает.

— Кстати, Оля, в этих краях есть интереснейшие легенды, — вспомнил поручик рассказанную ему одним стариком историю. — Здешние оборотни называются волколаки. Для того чтобы превратиться в волколака, нужно прочитать определенное заклинание и перекувырнуться через двенадцать ножей, вбитых остриями вверх в осиновый пень.

— Он прекрасно обходится и без заклинаний! — с негодованием взглянула Сеченова на предателя.

— Глядите, ваше благородие! — раздался взволнованный голос Ярцева. — Глядите, что делается!

Все вскочили со своих мест. С каланчи все происходящее было видно как на ладони. Невероятные события продолжались. Вцепившись в перила, Голицын, Сеченова и солдаты наблюдали панику среди немногочисленных немцев, оставшихся в городке. Основные силы были стянуты на другом участке фронта для наступления, так что противостоять тому, что вдруг появилось в городе, не было никакой возможности. По улице двигался жуткий металлический сундук на гусеничных траках.

— Танк! — прошептал Батюк. — Вот он, значит, каков в действии.

Поливая огнем из орудия и пулеметов, машина давила германцев, разбегавшихся во все стороны. Следом за ней из боковой улочки вылетели конники с поднятыми над головами клинками.

— А вот и корнет! — довольно произнес поручик, прижимая к себе Ольгу.

После того как германцев, бросавших оружие и разбегавшихся куда глаза глядят, стали рубить русские кавалеристы, ситуация стала неуправляемой. Все происходящее внизу живо комментировалось сидевшими на каланче и изнывавшими от того, что они сами ничем не могут помочь товарищам, людьми.

— Да что же это такое! — бесновался Глазьев. — Эх, мне бы сейчас в руки винтарь, да со штыком… Ну, я бы дел натворил!

— Пулемет, и крошить тевтонскую нечисть! — вторил ему Батюк. — Душа горит.

Однако на этом дело не закончилось. Глазам изумленных зрителей предстало наступление и победное вхождение русских частей в Ирстенбург. Благодаря «оголению территории» все было закончено в какой-то час. Оставшиеся в живых немцы сдались. Пленники что было сил кричали, пытаясь обратить на себя внимание. Наконец тяжелая металлическая дверь со скрипом отворилась.

— Ну, как у вас и что у вас? — послышался голос Булак-Балаховича. — Пора на свободу!

Глава 43

Вокзал небольшого города, пожалуй, никогда еще не переживал таких насыщенных событиями времен. Казалось, здесь и сейчас наступило настоящее вавилонское столпотворение. Не видевший до этого долгое время особых событий, городок стал перевалочным пунктом, базой для транспортов, эшелонов и двигающихся железнодорожными и иными путями грузов, людей и техники. Шум, гам, разговоры, смех, стук и лязг наполняли воздух. Погода в этот день была самой что ни на есть подходящей для романтических прогулок с прекрасной барышней где-нибудь в московском парке по узким, извилистым дорожкам и для объяснения в любви. Однако не всегда удается реализовать даже часть того, что тебе безумно хотелось бы совершить. Так было и сейчас.

На перроне у поезда, стоящего уже под парами, собралась компания офицеров, провожавших Ольгу Сеченову. Ее «военная карьера», неожиданно и так ярко начавшаяся, теперь была закончена, и, видимо, уже навсегда. После удачного решения всех проблем на ее деятельности в качестве прапорщика был поставлен жирный крест. Она, конечно, получила незабываемые впечатления, похвалы и порицания, но у любого дела есть финал. Барышня, несмотря на ее горячие протесты, была отправлена домой, в подмосковное имение. С одной стороны, Ольга была поначалу расстроена, даже всплакнула, но потом, поразмыслив, трезво оценила ситуацию и поняла, что в данном случае она сделала, нет — совершила все, что только могла, даже больше своих скромных возможностей. Да и в самом деле, кроме ее знаменитой предшественницы — героини Отечественной войны 1812 года Дуровой, на которую Ольга хотела равняться, таких примеров в истории было очень немного.

Провожали ее все офицеры из группы Голицына, участвовавшие в рейде по германским тылам — теперь она стала для них настоящим боевым товарищем.

Поручик выглядел просто великолепно — за мужество и геройство он получил офицерского «Георгия» и именное оружие. Булак-Балахович, офицеры и все «нижние чины» также не были обойдены наградами. Бурное и веселое прощание с шампанским на перроне было неожиданно нарушено.

— Господа! Господа! — перед компанией, которой так не хотелось расставаться, неожиданно возник странный персонаж. Высокий, тощий, с какими-то смешными усиками, одетый в офицерскую форму, но без погон. — Я премного извиняюсь за то, что побеспокоил вас в такой час, но прошу уделить мне внимание.

— Простите, с кем имею честь? — улыбнулся поручик.

— Извините — не представился. Военный корреспондент газеты «Полевой вестник» Александр Селиверстов, — произнес, широко улыбаясь, длинный. — Я думаю, вам попадались мои статьи.

— И что же вы от нас-то хотели, уважаемый? — поинтересовался Голицин.

— Мне необходимо сделать репортаж о ваших подвигах, господин поручик, и о ваших невероятных приключениях, госпожа Сеченова, — корреспондент говорил на удивление быстро, и без привычки человеку иногда трудно было понять все, что тот успевал произнести за столь короткий промежуток времени. — Позвольте, Ольга Александровна, в знак восхищения поцеловать ручку от имени всех российских мужчин!

— О каких еще подвигах и приключениях вы говорите? — насмешливо прищурился Голицын. — Впервые слышу. Вы, наверное, с кем-то нас перепутали.

— Ну-ну, не стоит скромничать! — воскликнул писака, напоминавший журавля. — Мне уже все известно.

— Но откуда?

— Ведь я же журналист, — гордо ответил Селиверстов. — Специфика моей работы — первым узнавать самое важное и об этом писать.

— Право, по-моему, вам лучше побывать на передовой, — отмахивался Голицын от назойливого, как пиявка, журналиста. — Вот там, смею вас заверить, господин…

— …Селиверстов.

— Да-да. Там — просто безграничное поле для вашей деятельности. Там все герои, кого ни возьми.

— Побываю! — замахал руками корреспондент. — Обязательно побываю на передовой. Но пока мне бы хотелось поговорить с вами.

— К сожалению, на это у нас нет времени, — начал сердиться поручик.

— Нет-нет, я вас так не отпущу! Для начала я хотел бы сфотографировать вас вместе.

Голицын и Ольга переглянулись, заметив, как за спиной корреспондента Несмеянов и Кочнев делали какие-то знаки.

— Ну, что же с вами делать, — развел руками поручик, — снимайте, так и быть.

Вспышка фотографического аппарата, ослепившая влюбленную пару, ознаменовала конец общению с назойливым журналистом, поскольку офицеры почти насильно увели корреспондента в станционный буфет.

— Давайте выпьем, господин Селиверстов, — широко улыбаясь, сказал Кочнев.

— Что вы, я не пью, — замахал руками журналист. — У меня же работа. Я еще не поговорил с…

— Вы, и не пьете? — воззрился хорунжий на багровый нос журналиста, говоривший совсем о другом. — Никогда в это не поверю. Ну, за успех русского оружия, думаю, отказаться вы никак не сможете. А потом мы вам расскажем несколько занимательнейших историй о русских героях.