Тери Браун - Порожденная иллюзией (ЛП) Страница 45

– Вы можете сократить их до двух? – уточняет доктор.

Мама поворачивается к Жаку, и тот качает головой:

– Нет. У нас контракт на четыре шоу в неделю, со среды по субботу. Боюсь, мы его потеряем, если урежемся.

Доктор хмурится, отчего его усы обвисают еще больше:

– Думаю, юной леди следует какое-то время выступать лишь дважды в неделю. Ей необходимо отдохнуть. После серьезной травмы нужно больше, чем несколько дней, чтобы восстановить силы. – Он склоняет голову – такой насупленный, что похож на грустного моржа. – Она молода. И наверняка сможет вернуться к нынешнему графику за пару недель.

После его ухода повисает оглушительная тишина.

У мамы на лбу и вокруг рта залегают морщины. Хочется заверить ее, что я в порядке и такого больше не случится. Но откуда мне знать, если я понятия не имею, как остановить видения? Представлять несуществующие ножницы, разрезающие ленту? Здесь это не сработает. Жаль, я не спросила совета у Коула.

– Я заменю ее, если хотите. Нельзя нагружать Анну, вдруг ей станет хуже. – Оуэн смотрит на меня с сочувствием.

Я отвечаю свирепым взглядом. А ему какое дело? Знаю, это несправедливо, он ведь так мил со мной… Я скрещиваю руки на груди и отвожу глаза.

Жак хмурится, мама подбадривающее поглаживает его по плечу:

– Это всего лишь две ночи в неделю в течение четырнадцати дней. Итого – четыре выступления. В конце концов, это же почти ничего не меняет?

– Надеюсь, нет. Я поговорю с распорядителем.

– Отлично! – Мама сияет, как будто все просто прекрасно.

Ну конечно. Она же добилась своего. Я расстроено отворачиваюсь к стене.

– Замечательно! Вот и определились. И моя бедная девочка получит необходимый отдых.

– Не поймите меня неправильно, – нерешительно начинает Жак. Я поворачиваюсь, и он, сдвинув брови, глядит на Оуэна: – Но твои фокусы не такие сложные, как у Анны. Боюсь, зрители заскучают.

Я изумленно округляю глаза. Очень лестно, что Жак такого высокого мнения о моих талантах.

– Не проблема, – отмахивается мама. – Анна может научить его своим трюкам.

Внутри все сжимается. Моим трюкам? Вот уж нет. Оэун, должно быть, видит выражение моего лица, потому что торопится успокоить:

– Нет, я не трону твои номера, просто доработаю собственные. Обещаю, дядя, никто не заскучает.

Я пробую разобрать эмоции Оуэна, но сегодня они такие же путанные, как у Жака. Устав от всех, я откидываюсь на диван и закрываю глаза. Все это неважно, если мои видения сбудутся, и нам с мамой грозит плен и смерть от рук безумца. Но вдруг доктор прав? Наверное, я просто истощена, и это сказывается на видениях.

– Мы могли бы сократить шоу, – задумчиво произносит Жак. – Но Анна прославилась своими фокусами.

– Но ведь все приходят увидеть меня, – быстро вставляет мама. – И она по-прежнему будет выступать дважды в неделю.

– Тогда решено.

Я пытаюсь отгородиться от них и сосредоточиться на видении, однако водоворот чужих эмоций слишком силен. Необходимость посоветоваться с Коулом граничит с физической болью. Вдруг он поможет мне выяснить смысл этих пророчеств. Я обязана заставить его поговорить со мной.

* * *

На следующий день я чувствую себя усталой и измученной, но все же решаю пойти на прогулку с Оуэном. С нетерпением жду с ним встречи. Мне важно знать: те ощущения во время танца – это начало чего-то настоящего или просто иллюзия, навеянная огнями, музыкой и волнением. Прошлым вечером Оуэн, конечно, раздражал меня до ужаса, но вчера меня все раздражали. Вот, что получается, когда на тебя накатывают видения о страданиях собственной матери.

Оуэн веселый и милый, и все так просто, когда я с ним. Разве не именно такой должна быть любовь? Я беру пальто и спешу по коридору.

– Выглядишь, как королева осени! – восхищается Оуэн, имея в виду мое шерстяное платье цвета жженой умбры.

Я закатываю глаза, и он усмехается.

– Не уверен, что прогулка так скоро после обморока – хорошая идея, – волнуется Жак. – Не задерживайтесь слишком долго.

Я вскидываю бровь. Я все еще не выяснила, что он тут делал в тот день, когда я видела его выбегающим из нашего дома, но теперь в присутствии импресарио чувствую себя гораздо спокойнее.

– Просто не хочу, чтобы ты переутомилась, – объясняет он. – Завтра выступление.

– Ты хуже старухи, – протягивает развалившаяся на диване мама.

Жак краснеет и бросает на нее неодобрительный взгляд.

– Нам пора, – говорю я Оуэну, не желая слушать дальнейшую перепалку.

В последние дни напряжение между мамой и Жаком стало невыносимым. Нравится мне это или нет, но он хорошо способствует нашему успеху. А мама, как всегда, все хорошее портит.

Мы спускаемся вниз, и тут из своей квартиры выходит Коул. Я с трудом сглатываю, когда он отступает, освобождая нам дорогу.

– День добрый, дружище. – Оуэн приподнимает шляпу.

Коул отвечает тем же, однако глаза его направлены на меня. Я посылаю нить, как он меня учил, и успеваю уловить беспокойство, прежде чем сосед отгораживается щитом. Хотя даже после этого я все еще чувствую сильные волны чужих эмоций. Поначалу это сплошная мешанина, но вот одна эмоция вырывается вперед, чтобы тут же исчезнуть в общем потоке. Это… ликование?

Оуэн ведет меня вниз по ступенькам. За спиной я слышу шаги Коула и, не в силах сдержаться, оглядываюсь. Хочу предупредить его, чтобы был осторожен, но он отворачивается и уходит в противоположном направлении.

Оуэн протягивает руку, и я вкладываю свою ладонь в его.

– Этот англичанин нагоняет тоску.

В груди все сжимается, когда я вспоминаю смех Коула.

– Нет, он просто спокойный. А на самом деле весьма мил.

– Как скажешь, куколка. Поверю на слово. Но меня от него в дрожь бросает.

На меня накатывает раздражение.

– Я тебе не куколка.

Оуэн слегка сжимает мою руку:

– Прости, привычка.

Затем смотрит на меня своими голубыми глазами, я замечаю в них раскаяние и пожимаю его ладонь в ответ. Когда же останавливаюсь, чтобы завязать шарф, позади раздается голос:

– Анна.

Я оборачиваюсь и вижу, что к нам идет доктор Беннет. Тело охватывает напряжение, Оуэн рядом со мной вздрагивает. Что Беннет делает здесь, возле моего дома?

Взяв мою руку, он склоняет голову.

– Надеюсь, вы не возражаете, – говорит, и его серые глаза так искренни, – я позвонил Синтии, чтобы узнать, где вы живете. Хотел лично извиниться за вчерашнее поведение миссис Линдсей. Я понятия не имел, что она настолько неуравновешенна, иначе ни за что бы не привел ее на встречу с вами.

Желудок сжимается, стоит вспомнить ее безумный взгляд…

– Откуда вы могли знать? У меня уже не в первый раз возникают с ней проблемы.

– Я так и понял. Она все говорила какую–то ерунду, мол, вы с матушкой лишили ее клиентов. И еще что-то о… крысе?

Я вздрагиваю. Значит, миссис Линдсей уже давно нас преследует. Не в силах говорить, просто киваю.

Доктор похлопывает меня по руке:

– Что ж, теперь можете не волноваться, дорогая. Вчера ее забрали полисмены, и, если не ошибаюсь, вскоре отправят в клинику Уилларда для умалишенных на севере штата.

Я осторожно вздыхаю с облегчением. Осталось еще слишком много вопросов, чтобы удовлетвориться тем, что именно миссис Линдсей ответственна за мое похищение и хотела навредить маме. Однако как же хорошо, что отныне о ней можно не беспокоиться!

Я от всей души улыбаюсь доктору Беннету:

– Спасибо огромное, что пришли и сообщили.

Он склоняет голову и коситься на Оуэна, который все это время молчал.

– Прошу прощения, грубо с моей стороны… Доктор Беннет, это мой друг – Оуэн Винчестер. Оуэн, это доктор Финнеас Беннет, он читает лекции в Новой Церкви.

Они пожимают друг другу руки, и я молю, чтобы доктор не заговорил о моих способностях.

– Вы ведь куда-то направлялись. Не буду вас задерживать, просто хотел поделиться новостями. – Он снова кивает и уходит по той же улице, откуда пришел.

Мгновение я смотрю ему вслед; желудок беспокойно сжимается. Неужели мы с мамой только что избежали опасности?

Все ведь закончится с исчезновением миссис Линдсей?

– Ты не рассказывала мне о миссис Линдсей, – говорит Оуэн.

Мы останавливаемся, прежде чем перейти дорогу, затем двигаемся к парку.

– Да. Слишком много всего произошло, у меня вылетело из головы. К счастью, теперь все кончено.

Не хочу это обсуждать. Облегчение от полученной отсрочки еще слишком ново, чтобы им делиться.

День холодный и пасмурный, что почему-то кажется весьма уместным; листья с деревьев почти опали, парк выглядит одиноким и наводит тоску. Мы медленно бредем по тропинке, и я замечаю, что даже Кротонская дамба кажется печальной. Уже есть проекты по ее замене, потому, наверное, она чувствует, что дни ее сочтены.