Алексей Фомичев - Сам без оружия Страница 48

Гоглидзе, которому мирное путешествие было поперек сердца, предложил подсмотреть за японцами с крыши. Мол, что‑то интересное да увидим. Щепкин авантюру не одобрил – вряд ли Идзуми будет выкладывать секреты в застольной беседе и писать секретные послания на русском вплотную к окну.

Хотя сама идея неплоха, но только для особого случая. Какого, пока Щепкин и сам не знал.

Из столицы пришло сообщение – переданные фальшивки проверили, выявили высокое качество подделки печатей и подписей. Но больше ничего интересного не сказали. Батюшин пока на след предполагаемого предателя в стенах Генштаба не вышел. Что здорово нервировало самого полковника.

Дорожная жизнь шла своим чередом. Зинштейн дописывал сценарий, проигрывая эпизоды с актерами. Диана теперь большую часть дня проводила с ними, взяв на себя контроль группы, а заодно всего соседнего вагона. За Скориным она смотрела вдвойне внимательно, но тот вообще вел себя тихо, рисовал интерьеры по просьбе Зинштейна и успешно крутил роман с Ольгой Ваниной. После пожара художник стал более замкнут, но в компании с американцем Брауном и своей Джульеттой отходил, пел песни, даже играл на гитаре.

Офицеры до поры мало лезли к группе, встречаясь только в ресторане и иногда у Зинштейна. Правда, Мария Плавская явно воспылала страстью к Гоглидзе и все норовила остаться с ним наедине.

Ротмистр был только за, однако не всегда мог уделить красавице достаточно внимания. Отчего та дулась и демонстративно строила глазки Витольду Смардашу. А тот косился на Диану и Виолетту.

Словом, обычная ситуация в творческом мире. Усиленная долгой дорогой и определенной скукой в пути.

После Ново‑Николаевска Щепкин все‑таки нашел применение идее Гоглидзе и решил использовать крышу вагона, как место не только для просмотра обстановки, но и для… проникновения внутрь.

Замысел был прост. Офицеры знали, что японцы крайние купе закрыли. В них можно было пробраться через окна с крыши и сесть там. Перегородки между купе довольно тонкие, слышимость хорошая. Японцы говорят в полный голос. Надо только слушать.

Рано или поздно, но что‑то интересное прозвучит. Имя, время и место встречи, догадки относительно документов, планы. Любая зацепка, любой факт мог навести контрразведчиков на кого‑то или что‑то. А там, глядишь, и до похищенных документов недалеко будет.

Весьма кстати был и вагон, в котором ехали японцы. Простой вагон первого класса, а не специально построенный с бронированием, усилением остова и дополнительными вставками в стенах.

К минусам стоило отнести тот факт, что слушать японцев мог только Щепкин. Больше японский язык никто не знал.

План не ахти, но в нынешней ситуации вполне пригоден. Белкин и Гоглидзе обдумали предложение, внесли кое‑какие замечания и приготовились к выполнению.

Было решено подготовить на крыше веревочную систему для удобства перемещения и для страховки. Веревки легко ставить и так же легко снимать, следов не остается. К тому же они не требуют инструмента для установки.

Подготовку было решено начать перед Иркутском, проверить ее на практике, а само прослушивание начать после Байкала. Чем ближе к Владивостоку, тем больше будут говорить японцы, ожидая конца путешествия. Может, что ляпнут случайно…

После пожара в состав добавили только один вагон для дипломатов. Таким образом, вагон, где ехали офицеры, стал третьим от начала и ближе к японцам. Что было удобно.

Само проникновение решено было провести из второго вагона из купе проводника. Тот сразу дал добро и выразил готовность помогать. Он уже два года состоял тайным осведомителем жандармского управления и был специально поставлен на этот рейс. Так что гарантию сохранения секретности Щепкин имел.

В первый раз капитан пошел вместе с Гоглидзе. Тот был весьма горазд на подобные эскапады.

Веревки натянули между зацепами по краям крыши и вентиляционными окнами. Щепкин, обвязанный страховочным тросом, осторожно перегнулся через край крыши, с помощью зеркала заглянул в коридор и обнаружил в дальнем конце одну фигуру. Вроде бы Кихо. Дежурит. А вот и закрытые купе. Еще и заколоченные. Совсем хорошо, враз не доберутся, ежели заметят. А ну‑ка с другой стороны!..

С другой стороны капитан угодил на окно купе Кинджиро. Там было пусто. Следующее окно – купе самого Идзуми. А вот и он сам, чаи гоняет и что‑то говорит Горо. Оба в окно не смотрят, но это сейчас. Заглядывать надо крайне осторожно, а лучше вообще не лезть.

Щепкин дернул за трос, и Гоглидзе быстро вытянул его обратно. Однако не жарко! И ветер хлещет по физиономии, и температура явно ниже нуля. Тут впору в тулупе сидеть. Но в нем по крыше особенно не поползаешь. И тем более не влезешь в окно. Надо терпеть. А в тулуп обрядить Гоглидзе, ротмистру внутрь не залезать, ему тут сидеть. Вернее, лежать.

…– Можно работать! – заявил Щепкин после возвращения, хлебая из большой кружки чай. – Два купе закрыты, которое рядом с купе советника Горо подходит лучше всего. За ним идет купе Идзуми. А если еще и дырку в стене сделать – услышим что угодно.

– Один вопрос – как бесшумно открыть окно в купе? – покачал головой Гоглидзе. – Без шума может не выйти.

– Поезд грохочет дай боже! – заметил Белкин. – Хоть бей ногой – не услышат. Но тут нужен инструмент. И минут двадцать работы. Можно на станции все сделать. Хотя лучше в дороге.

– Сможешь? – спросил его Щепкин.

Поручик кивнул.

– Тогда так. На тебе окно. Какое именно, покажу. На нас прикрытие. – Щепкин вздохнул, посмотрел на офицеров. – План, конечно, не лучший. Но в нашем положении и за соломинку ухватишься. Попробуем послушать господ дипломатов. А?

Гоглидзе кивнул.

– Обязательно послушаем. Я так думаю, чем ближе конец пути, тем они сильнее будут нервничать. Заговорят!

– Ага! А еще лучше запоют! – подковырнул его Белкин. – Арию о своих агентах в столице!

– Если бы… – Щепкин допил чай и встал. – Ладно, с этим все. Пошли к Зинштейну. Заберем их и на ужин.

– Опять слушать споры о том, как должна смотреть героиня на героя и сколько допустимо поцелуев за минуту? – пошутил Гоглидзе.

– Вам, ротмистр, никто не мешает узнать насчет поцелуев у госпожи Плавской, – хмыкнул Белкин. – Думаю, она возражать не станет.

Он увернулся от тычка в бок, шагнул к двери и насмешливо посмотрел на Гоглидзе.

– Гриша, клянусь саблей деда – я отрежу твой поганый язык… или приколочу его к двери Виолетты. На которую ты засматриваешься уже третий день.

– Ну, хватит, господа шутники! – урезонил их Щепкин. – Вы мне еще тут дуэль устройте! На чайных ложках! Марш из купе! И ведите себя прилично при дамах! Вперед!

13

На крышу второго вагона Щепкин стал забираться уже перед самым закатом. Чтобы потом впотьмах не прыгать на первый вагон. Хоть свет и шел из тамбура, но лучше уж так, в последних лучах солнца. Капитан споро преодолел ограждение и забросил руки наверх, нащупывая ребристый край вентиляционного окна.

Снизу поддерживал Гоглидзе, подставив свое богатырское плечо. В руках ротмистр держал мотки веревки и два тулупа. Это уже для себя, чтобы не мерзнуть, ожидая командира.

Щепкин почти взобрался на крышу, когда взгляд зацепил смутный силуэт, ловко прыгавший по крышам поезда в сторону хвоста. От неожиданности капитан едва не слетел вниз. Прищурив глаза, смотрел на силуэт. Некто, закутанный в черное, споро перепрыгивал с крыши на крышу, держа руки по сторонам для балансировки.

Никаких случайных людей здесь быть не могло. По всему выходило, что это ловкий вор, решивший ограбить кого‑то из пассажиров весьма оригинальным способом.

– Жди здесь! – крикнул Щепкин ротмистру и одним махом запрыгнул на крышу.

Он привстал, выровнялся и глянул по сторонам.

Поезд катил по одному из отрезков Кругобайкальской дороги. Он приближался к самому длинному тоннелю рядом с мысом Половинный. Слева по ходу движения темнели воды Байкала, справа отвесные скалы. Живописное местечко.

А неизвестный все бежал к хвосту. Куда он так спешит?

Щепкин побежал следом, внимательно глядя под ноги и вовремя беря разбег. Скорость хоть и не выше шестидесяти верст в час, но и это немало. Расстояния между крышами небольшие, но поезд потряхивает на стыках, вагоны иногда бросает из стороны в сторону. Нога может дрогнуть или ботинок соскользнуть.

Фигура впереди вдруг нырнула и пропала из вида. Щепкин поддал, перепрыгнул на следующую крышу и в последних лучах солнца увидел впереди смутные очертания тоннеля. До него было около пяти километров.

…«Взрыв надо устроить в тоннеле номер двенадцать. Уничтожьте охрану, подготовьте взрывчатку, после чего перейдите в последний пассажирский вагон и отцепите последние два вагона. Взрыв не заденет сам поезд.

Мой человек будет ждать вас под навесом последнего вагона. На левой руке у него будет кастет. Это опознавательный знак. Любого другого без кастета следует убрать.