Валерия Вербинина - Статский советник по делам обольщения Страница 5

Сергей Васильевич проживал в собственном доме, который по бумагам будто бы достался ему в наследство от дальней родственницы, а на самом деле был куплен на честно заработанные в Особой службе деньги. Тут следует отметить, что по тем же бумагам Ломов числился всего лишь майором в отставке, получающим довольно скромную пенсию. Прислуги Сергей Васильевич не держал, за исключением старого неразговорчивого денщика, который находился при нем уже лет тридцать.

Подъехав к дому, Амалия окинула его взглядом и вздохнула. По ее мнению, жилище Ломова в некотором роде походило на своего хозяина: оно находилось на отшибе и миру являло вид обшарпанный и нелюдимый. Скользнешь взглядом по желтым стенам и покосившимся ставням, подумаешь о том, что тут доживает последние дни какой-нибудь старый, всеми забытый холостяк, и тотчас же о нем забудешь. Однако от Амалии не укрылось, что при ее появлении в окне второго этажа колыхнулась и тотчас же вернулась в прежнее положение коричневая бархатная портьера.

Дверь отворилась прежде, чем баронесса успела постучать, и денщик, не говоря ни слова, провел Амалию в гостиную, где на стенах висело множество образцов холодного оружия, в основном восточного. Ломов поднялся с кресла ей навстречу.

Сергею Васильевичу было около пятидесяти лет, и на первый взгляд он полностью соответствовал своей легенде скромного майора в отставке. О его внешности можно сказать лишь то, что в многолюдной толпе вы вряд ли обратили бы на него внимание, а если бы и обратили, то отметили бы лишь насупленный вид, темные волосы с проседью, кустистые брови, усы щеточкой и красный нос человека, который не чужд выпивки. Мало кто знал, что Ломов может выпить сколько угодно, не пьянея, и что он может не спать несколько суток подряд, причем это никак не отразится на его работе. Обыкновенно ему поручали самые опасные, самые грязные дела, где не требовалось особой смекалки, и Амалия, которая никогда не любила действовать прямолинейно, поймала себя на мысли, что Ломов ей антипатичен. В том, что и она ему антипатична, она даже не сомневалась. Сергей Васильевич не любил женщин, подвизающихся в Особой службе, особенно таких, как Амалия, с которыми он чувствовал себя не в своей тарелке. Однако сейчас ему приходилось изображать из себя гостеприимного хозяина, и Ломов все же выдавил из себя некое подобие улыбки.

– Прошу, сударыня… Нет, лучше вот сюда, это у нас кресло особое, для гостей, так сказать… Кхм!

Амалия села, распространяя вокруг себя аромат дорогих духов, и посмотрела на Ломова своим особенным, прямым, открытым взглядом, который словно говорил: мы с вами сообщники, ничего не поделаешь, придется действовать совместно. Ломов хмуро покосился поверх ее плеча куда-то в угол и сел на диван напротив.

– Полагаю, вас уже известили о решении Петра Петровича? – спросила Амалия.

Сергей Васильевич выразительно скривился, что вполне можно было считать положительным ответом.

– До чего же все это некстати, – непонятно к чему пробурчал он, буравя Амалию своими глубоко посаженными глазами неопределенного цвета. – И министр тоже хорош, что так подставился, ну и… Гхм!

Он шумно откашлялся.

– Да, положение нелегкое, – согласилась Амалия.

– А кто виноват? – завелся ее собеседник. – Между прочим, вы и виноваты.

– Я? – возмутилась баронесса.

– Конечно! Не доставили бы сюда фотографии, так, может, все и сложилось бы к лучшему. Случился бы грандиозный скандал, министра выгнали бы в шею, а на его место сел человек, который зарекся бы ходить налево, раз его предшественник на этом погорел…

– Я только выполняла порученное мне задание, – сказала Амалия после паузы. Как неглупый человек, она не могла не признать, что в словах Ломова есть свой резон.

– Конечно, – вздохнул Сергей Васильевич. – Мы все выполняем задания… Государева служба, ну и… Кхм! – Он снова откашлялся. По правде говоря, Ломов терпеть не мог произносить длинные речи, особенно о том, что, как он считал, и без его слов было совершенно очевидно. – Вы, разумеется, знаете, какой выход я предложил начальству, как только узнал о сложившейся ситуации.

Само собой, Амалия не стала признаваться, что то же самое начальство поймало ее на слове, как какую-нибудь гимназистку. Своему коллеге она ответила:

– Когда Петр Петрович счел нужным посоветоваться со мной, я высказала идею, что стоит подключить разового агента, и генерал согласился с моими доводами. – Разовым агентом именовалось лицо, которое не состояло в Особой службе и нанималось только для выполнения одного конкретного задания.

– Надеюсь, ваш разовый агент окажется лучше, чем Антон Филиппыч, – буркнул Ломов, косясь на нее. – Вам известно, кстати, что господин Непомнящий оказался настолько бестолков, что сам без памяти влюбился в госпожу Кассини?

– Разумеется, известно, – не моргнув глазом солгала Амалия, хотя впервые услышала об этом только от своего собеседника. – Но по поводу моего агента можете быть спокойны: такой ошибки он не совершит.

– Что ж, прекрасно, прекрасно… Так ваш дядя уже в курсе?

Амалия смутилась, что не укрылось от ее собеседника.

– Я не успела…

– То есть мы не можем быть в нем уверены, – подытожил безжалостный Сергей Васильевич. – Благие намерения предполагают, а жизнь располагает… и в конечном итоге не исключено, что нам придется вернуться к моему предложению. Так ведь?

Тут Амалия рассердилась так, что у нее загорелись щеки.

– Милостивый государь, нельзя убивать женщину только за то, что она в кого-то влюбилась…

Ломов был не слишком силен в философских рассуждениях, однако он сразу же учуял во фразе Амалии слабое место и не замедлил к нему прицепиться.

– О какой любви идет речь, сударыня? Полагаю, что только о любви к деньгам, потому что простите меня великодушно, но я не могу себе представить, чтобы молодая женщина в здравом уме увлеклась каким-то бабуином…

– Сергей Васильевич!

– Пятидесяти с лишком лет от роду, – гнул свое Ломов. – Так что давайте не будем передергивать. Кто продается, тот всегда должен помнить, что ему тоже придется платить свою цену. Эта Лина Кассини, несмотря на всю свою славу, не что иное, как обыкновенная продажная девка. Если ее шлепнуть, ничто в мире не изменится…

Амалия сидела, кусая губы. Признаться, если бы в эту минуту ей предложили шлепнуть самого Ломова, она бы не отказалась рассмотреть это предложение, – хоть и отлично сознавала, что, если дойдет до дела, скорее он убьет ее, чем она – Ломова.

– Вы слишком прямолинейны, – с горечью проговорила она. – Поймите, что нельзя убивать человека только из-за того, что…

– Можно, – даже не дослушав фразу, перебил собеседницу Ломов. – Простите меня, сударыня, но у вас, по-видимому, сложилось совершенно превратное мнение о сути нашей работы. Мы солдаты, Амалия Константиновна, мы воюем, и то, что война эта тайная и она скрыта от глаз обывателей, ничего не меняет. Мир раскалывается на две части, в ближайшее время может вспыхнуть грандиозная война, а вы сидите тут и рассуждаете, как дурно убивать какую-то паршивую певичку. – Ломов сверкнул глазами. – Да хоть десять певичек убить, хоть сто, если это поможет моей стране оттянуть начало войны и собраться с силами!

– Прошу покорнейше простить меня, Сергей Васильевич, но я не вижу связи между Линой Кассини и возможной войной, – сказала Амалия устало. – Худшее, что может произойти, – наш министр потеряет свое место.

– Нет, – отрубил Ломов. – Узко мыслите, сударыня. Дело даже не в министре, а в том, что эта пакостная история наверняка станет началом кампании против Российской империи. И смеяться будут, поверьте, вовсе не над каким-то вельможей, который путается с кем ни попадя, а над страной, что ею управляют такие, как он, и над императором, который этого министра выдвинул. Хотя любой здравомыслящий человек понимает, что кого угодно можно сфотографировать без подштанников на какой-нибудь продажной девке, и это мало что будет значить… Кхм!

Несмотря на свои замашки, Сергей Васильевич все же почувствовал, что в разговоре с дамой перегнул палку, и с некоторым смущением потер усы.

– Однако всего несколько минут назад вы утверждали, что, возможно, было бы лучше, если бы я не нашла фотографии, – с обманчивой кротостью заметила злопамятная Амалия. – А как же тогда кампания против нас, травля и все прочее?

Но смутить Ломова таким образом было невозможно, он покосился на свою собеседницу с нескрываемой иронией.

– А может быть, нам это было бы полезно, – парировал он, оскалясь. – Сразу же стало бы ясно, кто нам друг, а кто враг. Кто сказал, что испытания выявляют истинную ценность окружающих? Момент, когда с людей слетают маски, дорогого стоит, поверьте мне.

Если до этого мгновения Амалия была склонна считать Ломова скорее недалеким человеком, то сейчас у нее возникло скверное ощущение, что лжемайор провел ее, потому что на самом деле агент «Всех замочить» оказался вовсе не так прост.