Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов] [только текст] Страница 5

— Думал Железнов. Прощупать надо, что ты за фрукт.

Но ферт новоявленный не стушевался, поглядел цепко, ответил едко:

— А теперь стал умный. Или какое сомнение имеешь, товарищ? Ты скажи, камень за пазухой не таи.

— Какой такой камень…

Железнов пожал плечами, глаза опустил.

Нахрапистый, черт. Старику такой может понравиться. Он любит простых, особенно кто не лыком шит. Не кооптировал бы Кожухова этого в ЦК. Говорил же давеча на собрании: «Едем в Россию пролетариат поднимать, а в комитете у нас из рабочих один Железнов. Меньшевистская пресса непременно за это уцепится».

Надо держать ухо востро. Ох, не к добру он тут. Может, в его приезде подвох какой. Говорит, что от финляндцев, а на самом деле с секретным заданием. От кого только? И по чью душу?

— Я у нас в организации, товарищи, за охрану ответственный, — стал объяснять незваный гость. — При царе шпиков с филерами отсекал. Трех провокаторов выявил. Потому и сюда направлен. Очень наши товарищи за Старика опасаются.

Так-так. Кое-что проясняется. Опасный человечек, очень опасный. Как бы его к Старику не подпустить?

Железнов сказал, вроде бы с удивлением:

— Есть у нас, кто за охрану и безопасность отвечает. Товарищ Грач. Он не говорил, что ему помощники нужны. Наоборот. Как Охранку разогнали, опасаться стало некого. Ты, товарищ Кожухов, лучше бы в своей Финляндии все как следует подготовил.

Но встрял дурак Малышев:

— Как это «некого опасаться»? Грач говорил, надо глядеть в оба. Шпики вокруг Старика так и шныряют! Товарищ Кожухов хорошо сделал, что приехал. Спасибо выборжанам. Вы нам, товарищ Кожухов, здесь очень пригодитесь.

— Не тебе решать, а Грачу, — осадил недотыкомку Железнов. — Его епархия.

— Где он, кстати? — Волжанка поглядела на вешалку — нет ли там моряцкого бушлата, в котором щеголял Грач (тот еще моряк). — Обещался быть.

Нежданная помощь пришла от Рубанова. Он до сих пор помалкивал, только трубкой пыхтел. Ни одного вопроса не задал. И вдруг, своим дурашливым голосом, будто бы в шутку, сказал дельное:

— Грач — птица сурьезная. Обещался — будет… А скажите нам, товарищ из Выборга, сильно вас германская пуля ранила? Та, от которой вы поумнели?

Железнов не сразу дотумкал, к чему вопрос. А когда допер — подхватил:

— Ты говорил, два года в окопах провоевал, а потом тебя ранило. Недавняя, выходит, рана?

Белобрысый выборжец повел наглыми глазищами с Рубанова на Железнова. Понимающе усмехнулся.

— Проверяете? Правильно делаете, товарищи. В нашем деле бдительность — допрежь всего. Что ж, полюбуйтесь, какая на мне зарубка осталась.

Он встал, скинул пиджак, начал расстегивать рубашку.

— Что вы! — воскликнул Малышев. — Не нужно! Никто вас не собирается проверять!

Но Кожухов уже обнажился. Торс у него был крепко сбитый, поджарый, как у циркового борца. В верхней части живота, справа, багровела вмятина.

— Суй персты, Фома неверующий, — подмигнул выборжец Железнову. — Только не сильно жми, а то я, чего доброго, сомлею.

И отвел Железнов глаза в сторону.

— Подумал Рубанов, даже не поглядев на рубец. Неинтересно. А то, как запунцовела и опустила очи Орлеанская Недева, было, пожалуй, любопытненько. Ишь, как она на него косится. У Тоньки-недотроньки на серьезных людей чутье. Надо будет к этому Серому Волку подкатиться, да сердечную дружбу завести. По шерстке погладить, мясцом прикормить. В России такие друзья пригодятся. Там начнется чехарда: кто через кого перепрыгнет — только поспевай.

— Вы, товарищ, с нами до Питера поедете? — спросил он. Кожухов кивнул. — Вот и ладненько. Обратно в Выборг мы вас не отпустим. Попрощайтесь с чухонскими болотами.

Реплика посвящалась заодно и ревнивцу Железкину. Почетный пролетарий аж заерзал. Как он всё-таки похож на сома со своими жидкими усишками, толстыми губами и выпученными глазенками. Прячься под корягу, приплыла рыба того же сорта, но покрупнее.

— Военная рана — это почетно. Стыдиться нету, — сказал Людвиг.

Завидует швейцарский лютик. Хочет быть таким же: губернаторов стрелять, дырку в пузе демонстрировать и делать вид, что всё это пустяки, чепуха на постном масле.

Кожухов, заправляя рубаху в брюки, проворчал:

— Да ладно. Если б на баррикаде — другое дело… Что с отъездом, товарищи? Я правильно понимаю — на послезавтра намечено? Сколько наших едет?

Рубанов ему, уже как своему, объяснил: группа из тридцати человек, отбирали Старик и Грач, по количеству мест в вагоне. И стал перечислять всех, кто едет. Дурак Железкин пнул под столом — молчи, мол. Но сейчас важно было продемонстрировать нужному человеку доверие, вызвать симпатию. Поэтому хренова конспиратора Рубанов лягнул ботинком: отстань.

— Я вот насчет чего сомневаюсь, товарищ Рубанов… — Оказывается, Серый Волк умеет сомневаться? Закряхтел, зашевелил пальцами, подбирая слова. — Неспроста же германский кайзер Старику помогать решил. Хочет, вражина, нас для своего интереса использовать. Получается, мы на ихнюю мельницу воду льем?

Что ж, этот вопрос в России зададут сто или тысячу раз. Ответ имеется.

— Плевать Старику на кайзеровский интерес, — сказал Рубанов. — Пускай немцы думают, что мы им поможем войну выиграть. Ждет их большущий сюрприз, когда революция к ним в гости нагрянет, на штыках их собственных солдат.

Он хотел про это подробней рассказать, но Серый Волк и так понял. Лицо у него посерьезнело. Сообразительный — для пролетария редкость.

— Ну наконец-то! — Волжанка обернулась к двери. — Ждем-ждем. Здравствуй, Грач.

Перед тем, как посмотреть на вошедшего, Зепп внутренне мобилизовался.

Господину по кличке «Грач», настоящее имя которого агентам выяснить так и не удалось, в цюрихской картотеке было посвящено весьма объемистое досье (второе по толщине после Лысого), однако проверенных фактов была на удивление мало. Ни точного возраста, ни места рождения, ни семейных связей, ни перечня пороков и слабостей. При этом Грач участвует в революционном движении по меньшей мере лет пятнадцать, всюду побывал, но нигде не оставил явных следов. Никогда не арестовывался, в тюрьме не сидел. Все сведения о нем были расплывчатыми, из вторых и третьих рук.

Вроде бы в пятом году добывал оружие для московского восстания; вроде бы участвовал в экспроприациях на Кавказе; вроде бы занимался физическим устранением опасных для партии людей (хоть на словах коммунисты всегда осуждали индивидуальный террор). Сплошные «вроде бы». Совершенно точно известно лишь одно: Грач обеспечивает в Цюрихе безопасность большевистского вождя. В общем, птица важная, высокого полета.

— Привет-привет, — быстро сказал невысокий и ненизкий, нехудой и неполный мужчина с бородкой неопределенно-мышастого цвета. Единственная примечательность физиономии: контраст между неподвижностью лицевых мускулов и ни на миг не останавливающимся взглядом.

Зепп видел в досье с десяток фотографий, но по ним Грача бы не узнал.

Рукопожатий не последовало. Грач просто придвинул стул, сел. Кивнул на тарелку:

— Чьи сосиски? Жрать охота. Не завтракал и не обедал.

На новичка никакого внимания. Это Зеппа насторожило.

— Вот, товарищ Кожухов. Из Выборга. Письмо про него было по эстафете, — сказала Волжанка.

— Ага. — Грач в два укуса проглотил немаленькую сосиску, коротко покосился на Зеппа. Жуя, спросил. — Помню. Вы ведь родом с Урала? Перед Финляндией состояли в екатеринбургской ячейке?

С такими субъектами правильная линия поведения — немногословие. Никакой инициативы в разговоре.

— Всё точно.

— Ну-ну. — Вторая сосиска исчезла с такой же скоростью. — Значит так, товарищи. Отправляемся послезавтра. Поезд будет ждать с вечера, но уедем ровно в полночь. С главного вокзала. Все кроме Старика собираются в привокзальном кафе к семи — будет инструктаж, распределение мест и прочее. С собой иметь два места багажа, не больше. Еды брать не нужно — немчура накормит.

— А Старик? Неужто он тоже с узлами в кафе явится? — спросил Железнов. — Не опасно? Беспокоюсь я за него.

Грач хлопнул пролетария по плечу:

— А ты не беспокойся. Мы его из квартиры прямо к вагону доставим. Непосредственно к отъезду. Всё, брат, продумано.

Он вытер губы салфеткой, поднялся. Свою черную куртку с медными пуговицами Грач не снимал, лишь пристроил на спинку стула картуз.

— Ну всё, бегу. Я только предупредить насчет завтрашнего. Спасибо, что подхарчили. Вот еще претцель прихвачу, по дороге умну.

Проворный человек уже двигался к выходу.

Вслед раздалось сразу несколько вопросов:

— Прямо к отъезду? А он не опоздает? — крикнул Железнов.

— Ты обещал, что найдешь место для Карла! — это Волжанка.