Валерия Вербинина - Фиалковое зелье Страница 5

– Не извольте сомневаться, ваше превосходительство, – успокоил его Никита. – Все будет сделано как надо, обещаю вам. Разве я когда-нибудь вас подводил?

– Поэтому я и поручаю тебе это дело, – заметил министр. – И еще кое-что. В Вене находится с секретным поручением один из наших главных агентов. Поручение не слишком сложное, даже пустяковое, но, возможно, ему все-таки понадобится твоя помощь. В этом случае он обратится к тебе и скажет пароль. Пароль такой: «Любите ли вы дижонский черносмородиновый ликер?» Ты должен ответить: «Нет, я предпочитаю сотерн[2]» и оказать этому человеку любое содействие, сделать все, о чем бы он ни попросил. Ты понял?

– Ваше превосходительство может не беспокоиться по поводу таких пустяков, – заверил его Никита. – Разумеется, я все сделаю.

– Ну, то-то же, – проворчал министр. – Ступай!

И Никита скрылся таким же путем, каким и вошел. Однако стоит отметить, что на этом визиты лиц, проникающих тайными путями к военному министру, отнюдь не окончились, потому что ближе к вечеру Чернышёв принял у себя некую даму, с которой также имел конфиденциальный разговор.

– Сложилось очень щекотливое положение, Полина Степановна, – подытожил министр в конце беседы. – С одной стороны, явные признаки какой-либо угрозы вроде бы отсутствуют, но с другой – уже одно отсутствие таких признаков наводит на самые серьезные размышления. – Его собеседница приподняла брови, но ничего не сказала на это глубокомысленное замечание Чернышёва. – А тут подвернулся столь подходящий случай – эта барышня, которая много лет пытается вылечиться от чахотки на Мадейре. Что, если она совершенно излечилась и вместе со своей тетушкой, которая ее везде сопровождает, вернулась домой, в Вену?

– Тетушка может осложнить дело, – заметила Полина Степановна. – О тетушке вы мне ничего ранее не говорили.

– Действительно, это досадное упущение, – согласился министр, – но я полагаю, что его будет легко исправить. Может быть, тетушка упала за борт во время шторма, когда корабль плыл от Мадейры? – с надеждой предположил он. – В море ведь всякое может случиться.

– Тогда об этом написали бы в газетах, и наверняка сыскались бы свидетели, – покачала головой Полина Степановна. – Боюсь, это нам не подходит.

– Попала под карету? – предположил жизнерадостный министр. – Или гораздо проще: умерла от старости?

– Тогда в Вене ко мне приставят еще кого-нибудь из родственников, – вздохнула его собеседница, обмахиваясь веером. – Нет, нам нужно что-то другое.

– Я поговорю с нашими лучшими агентами, – оживился Чернышёв. – Может быть, у кого-нибудь из них окажется подходящая тетушка, которая…

– Которая по причине отсутствия должных навыков сразу же провалит мою миссию, – холодно сказала Полина Степановна, и глаза ее колюче сверкнули. – Ваше превосходительство, а где сейчас Алексей Каверин?

– Алексей Константинович? – изумился граф. – Боже мой, сударыня, неужели вы полагаете, что этот храбрый офицер сумеет изобразить вашу тетку?

– Я нахожу, что для блага родины Алексей Константинович способен изобразить кого угодно, – вывернулась Полина Степановна. – А без подходящей тетушки у меня почти наверняка возникнут сложности с выполнением задания. Так где он теперь?

– На Мадейре, – с неудовольствием ответил министр. – Поймите, Полина Степановна, он приглядывает за… за нашей барышней.

– Приглядывает? – отчего-то возмутилась Полина Степановна. – Что это значит? Он вскружил ей голову? Обещал жениться? Так он удерживает ее на Мадейре, да?

– Полина Степановна, Полина Степановна, – покачал головой граф, – по правде говоря, я не знаю, какие методы использует господин Каверин, но следует признать, что они чрезвычайно эффективны. Не забудьте, что одно неосторожное письмо с Мадейры, в то время как вы находитесь в Вене, и все – нашим планам конец! Поэтому Алексей Константинович делает все, чтобы вы смогли действовать без помех под видом… под видом этой барышни. Сама барышня наполовину француженка, семья ее матери бежала из Франции еще во время революции и осела в Австрии. Наша мадемуазель говорит по-французски и по-немецки, как вы, и это обстоятельство вам тоже на руку.

– О да, – кивнула Полина Степановна, – но тетушка, господин граф, тетушка! Когда мы с вами обсуждали план прошлый раз, ни о какой тетушке речи не шло!

– Что касается тетушки, то я, право, не знаю, как с ней быть, и всецело полагаюсь на ваше благоразумие, – дипломатично промолвил министр, которого уже начал утомлять этот разговор. – Вообще я уверен, что никто не сумеет справиться с данным делом лучше вас. Его императорское величество, которому я обо всем доложил, также одобряет мое решение.

– Насколько я понимаю, – сказала его собеседница, с преувеличенным вниманием разглядывая рисунок на своем веере, – мне придется действовать в весьма сложных обстоятельствах, на свой страх и риск. А поскольку ставки могут оказаться весьма значительными, я требую, чтобы наши люди в Вене и вообще никто не был осведомлен о моих действиях.

– Полностью согласен с вами, секретность прежде всего, – поклонился Чернышёв. – Тем более что эта история с письмоводителем показала, что мы никому не можем доверять. В крайнем случае вы всегда можете обратиться к нашему агенту Сотникову за помощью. Вы помните пароль?

– Да-да, ликер и сотерн, – кивнула Полина Степановна. – А что именно господин Сотников будет делать в Вене?

Граф улыбнулся.

– Это секрет, сударыня. Могу сообщить вам только одно: у вас будет великолепное прикрытие, которое совершенно отвлечет на себя внимание наших противников. Таким образом, вы сможете делать все, что сочтете нужным.

– Я чрезвычайно ценю предусмотрительность вашего превосходительства, – с очаровательной улыбкой ответила дама, – но главное – чтобы ваше прикрытие ненароком не спутало мне карты. Вы понимаете, о чем я?

– Вам не о чем волноваться, сударыня, – галантно отвечал Чернышёв. – Строго между нами, Полина Степановна, не позавидую я тому человеку, который пожелает хоть в чем-то вам помешать. Даже я, грешный, и то менее всего хотел бы оказаться в рядах ваших недругов.

– О, мудрость вашего превосходительства всем известна, – отозвалась дама, поднимаясь с места и складывая веер. – Но вы мне льстите, сударь. Я такой же человек, как и все, просто я привыкла всегда добиваться своего.

– Кто бы сомневался, – пробормотал про себя министр, когда дама, шурша вишневым с золотом гроденаплевым[3] платьем, покинула кабинет. – Но именно это сейчас нам нужнее всего.

Он позвонил в колокольчик и велел подобострастному лакею пригласить из приемной очередного посетителя.

Глава 3

– Нале-гай!

Прекрасным майским утром 1841 года Владимир Гиацинтов, весь в грязи и с расцарапанной щекой, смотрел, как из канавы вытаскивают их экипаж. Путешествие в Вену не задалось с самого начала.

Не успели офицеры в сопровождении денщика Васьки выехать из Петербурга, как у колеса треснула спица. Кучер – широкоплечий бородатый мужик с угрюмым лицом, отзывавшийся на имя Степан Козырев, – тут же заверил господ, что это ничего, была бы ось цела. Ось, однако, сломалась, когда офицеры подъезжали к Пскову. Ее починили у местного умельца и поехали дальше, но через полсотни верст сломалась уже вторая ось.

Возле Минска у экипажа отвалилось левое заднее колесо, и хорошо еще, что это произошло не на мосту, иначе офицеры вместе с кучером и денщиком неминуемо свалились бы в реку. Наконец, не доехав каких-нибудь полверсты до станции, расположенной в 62 верстах от Бреста, экипаж на совершенно пустынной дороге ухитрился-таки загреметь в канаву, из которой его сейчас пытались извлечь сбежавшиеся на подмогу мужики, к которым присоединился и Васька. Ими распоряжался все тот же неутомимый Степан, в то время как Балабуха и Гиацинтов, по счастью, отделавшиеся при падении лишь парой царапин, стояли несколько поодаль и угрюмо наблюдали за происходящим. Радоваться им было нечему, потому что одна из лошадей повредила ногу, а на починку экипажа требовалось время, и по всему выходило, что им удастся добраться до Вены никак не раньше июня.

– Не жизнь, а какое-то божье наказание, – проворчал Балабуха. – Ты посмотри, драгун, какую развалюху они нам дали! Казенный экипаж, тоже мне! А лошади? Ведь это черт знает что такое! То они расковываются на полдороге, когда на сто верст вокруг не сыскать кузницы, то начинают хромать, как только мы выедем со станции. Как будто проклятье над нами висит какое-то, честное слово!

– Не дрейфь, артиллерист, – отозвался Гиацинтов весело, хлопнув его по плечу. – Бог даст, прорвемся.