Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель Страница 5

Слух об этом моментально облетел однокашников Ильи.

Иоганн Ридель, имевший привычку при встрече с Ильей остановиться и рассказать новости, переброситься шуткой, в этот день, проходя мимо, лишь сухо кивнул головой, а Ревекка Гольдшмидт сделала вид, что не замечает его.

А когда Франц Гальдер, особенно подружившийся с ним в последнее время, попытался незаметно прошмыгнуть мимо, Илья схватил его за руку.

— Франц, в чем дело, почему ты избегаешь меня?

— Ты связал себя с авантюристами. Это можно объяснить, прости меня, или недомыслием, или непорядочностью. Подумай хорошенько, что делаешь. Я потерял всякое уважение к тебе, — сказал Гальдер и не стал слушать возражений Ильи, который в духе речей Ганса Шульца хотел доказать обратное.

На большой перемене Илья расхаживал по коридору. Вдруг он услышал персидскую речь. Занятый своими мыслями, он не понял сразу, что обращаются к нему.

Его нагнал студент со смуглым лицом, крючковатым с горбинкой носом, что-то хищное, ястребиное было в его физиономии.

— Агаи Шульц, чашм шума роушан, я вас искренне поздравляю и, прямо скажу, завидую. Отныне вы в числе сподвижников великого человека нашего времени.

Илья обернулся.

— Ах, это вы, Махмуд-бек, моташакерем, — Илья, улыбаясь, положил ему на плечо руку.

Этот высокий широкоплечий парень не отличался особым умом, его сразу пленила фашистская мишура. И он действительно был горд, что один из его товарищей стал членом нацистской партии.

Раздался звонок, и Махмуд-бек не сумел закончить свою по-восточному цветистую речь. Оба заспешили на лекцию.

Разговор с Махмуд-беком, конечно, не мог сгладить неприятного осадка, который оставило резкое изменение отношений Иоганна Риделя, Ревекки и Франца Гальдера, но Илья понимал, что они правы, и успокаивал себя тем, что в интересах дела с этим надо примириться.

В один из ближайших дней после этих неприятных разговоров Илья написал Довгеру открытку, в которой между строк самого невинного характера тайнописью сообщил о своем вступлении в фашистскую партию. За несколько месяцев до этого он таким же путем известил Довгера, что Ганс Шульц решил скрыть его приезд из СССР и он живет по документам Вальтера. Сообщил он и о поступлении в университет. Каждая такая открытка была в жизни Ильи приятным событием. Становилось легко и приятно на душе, будто поделился с близким и родным человеком тем, что пережил и испытал за это время. Он был уверен, что Довгер уже нашел возможность повидать его лично, хотя бы издали, чтобы знать своего корреспондента в лицо.

Однажды, выходя из дому, Илья столкнулся с медленно проходившим по тротуару мужчиной лет сорока, в котелке и с толстой замысловатой палкой. Прохожий пристально посмотрел на Илью и затем несколько раз обернулся.

“Это Довгер”, — мелкнуло у Ильи в голове. Сердце забилось тревожно, хотелось броситься за прохожим и заговорить с ним.

“Темные волосы, опущенные вниз кончики усов — это скорее украинец, чем немец, рассуждал Илья. Но тут же засомневался. Разведчик, находящийся на нелегальном положении, будет всячески стараться походить на немца, усы, как у Тараса Бульбы, он сбрил бы в первую очередь”.

30 января 1933 года сторонники наци торжествовали — Гитлер стал рейхсканцлером. Фашисты пришли к власти. Многие встретили это известие с тревогой. Люди понимали, что война теперь становится, как никогда, реальной и близкой.

Ганс Шульц ликовал. В этот вечер он особенно долго говорил с Ильей, строя предположения о том, что предпримет фюрер для улучшения жизни народа.

Илья был тоже взволнован. Он понимал, что пришло время активно взяться за выполнение задания, полученного в Москве. Теперь уже нельзя ждать окончания университета. Нужно что-то предпринимать. Там, в Москве, должны регулярно получать информацию о планах фашистов, ставших хозяевами Германии.

— Не думаете ли, дядя, что пришло время позаботиться о моей карьере? Я уже достаточно взрослый человек. Мне нужны связи в обществе.

— Да, да, сынок. Пора. Я немедленно займусь этим и введу тебя в дома, где ты встретишь полезных людей.

На следующее утро во время завтрака Амалия передала Илье записку. Его вызывали в штаб штурмового отряда.

— О, это доброе начало! — воскликнул старик, когда Илья прочитал ему записку. — Я уверен, ты получишь ответственное задание.

Вот оно пришло, самое неприятное: расплата за билет члена нацистской партии. И сразу же все мысли Ильи переключились на то, как избежать непосредственного участия в арестах демократически настроенных людей, в еврейских погромах и других фашистских зверствах.

С тяжелым сердцем вышел он из дому.

Улицы были забиты штурмовиками, спешившими в разных направлениях. Илья с трудом добрался до Бисмаркштрассе, где помещался штаб штурмового отряда.

— Вы, кажется, студент? — спросил начальник отряда Штрайт, к которому направили Илью.

В форме штурмовика Штрайт выглядел смешно. Этому добропорядочному бюргеру не шла форма, она сидела на нем мешковато, как на новобранце, одетом в обмундирование не своего размера.

— Так точно, учусь на третьем курсе университета, — ответил Илья, оправляя коричневую рубашку.

— Мы включили вас в группу по связи с отрядами. Будете дежурить в штабе. Возьмите на себя обобщение сведений, поступающих с мест. Это интересная и ответственная работа.

— Есть! Приложу все усилия, чтобы выполнить ее как можно лучше, — обрадованно ответил Илья, такая работа его устраивала.

— Идите в комнату 421 и принимайтесь за дело. Я позвоню туда.

Около двух месяцев Илья проработал в штабе. В докладных записках он обобщал сообщения штурмовых отрядов об арестах коммунистов, передовых интеллигентов, именами которых когда-то гордился Берлин, о еврейских погромах, опустошавших целые кварталы, и о прочих бесчинствах. Было трудно с деланным спокойствием выполнять эту работу.

27 февраля 1933 года, в день поджога рейхстага, Илью вызвал Штрайт и сказал, что руководство рейха решило организовать завтра демонстрацию и потребовать сурово наказать виновников поджога и что Илье поручается присоединиться к демонстрации и информировать по телефону штаб о том, как она будет проходить.

По первым же сообщениям о поджоге рейхстага Илья почувствовал, что это провокация, что поджог организован самими фашистами. Когда Штрайт сказал о демонстрации, Илье стало ясно, что демонстрация — это подготовка общественного мнения к расправе с коммунистами и передовыми людьми.

По дороге домой Илье то и дело приходилось приветствовать штурмовиков, таскавших огромные транспаранты, призывающие к расправе над евреями. В одном из переулков около своего дома он натолкнулся на погром магазина дамского белья. Его владельца, еврея весьма преклонного возраста, избивали штурмовики. Чернорубашечники хохоча старались натянуть на валявшегося на тротуаре старика дамскую кружевную сорочку. Илья еле заставил себя пройти мимо.

Ганс Шульц в окно наблюдал за бесчинством нацистов.

— Если бы не моя немощь, я бы с удовольствием помог этим молодцам, — были первые слова, которые услышал от него Илья.

Илья не мог слушать выжившего из ума фашиста и, сославшись на усталость, ушел к себе.

На другой день вечером он присоединился на Вильгельмштрассе к манифестантам. Они двигались ровными колоннами, потрясая горящими факелами. Багровый отблеск пламени плясал в окнах домов. Над головами реяли кроваво-красные полотнища с белыми кругами и черной свастикой, из колонн неслись истошные крики: “Смерть коммунистам! Хайль Гитлер!”

На тротуарах женщины и мужчины, вопя во весь голос, выбрасывали правые руки вперед, приветствуя штурмовиков.

Но Илья замечал и хмурые лица людей, сдержанно наблюдавших за этой вакханалией, похожей на ритуальное шествие дикарей.

Время от времени Илья выходил из колонны и по ближайшему телефону докладывал в штаб, как проходит манифестация.

Поздно вечером морально и физически измотанный Илья возвращался домой. Свернув с центральной магистрали, заполненной шумными толпами, он шел по малолюдной, плохо освещенной улице. У одного из подъездов, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял штурмовик.

— Хайль Гитлер! — обратился он к Илье. — Окажите содействие, коллега. Я с товарищем здесь в засаде на явочной квартире коммунистов. Уже трех человек перехватили и отправили в нашу команду. Сейчас появился четвертый. Они идут один за другим, и мне нельзя оставить пост. Доставьте задержанного до нашей команды, она размещена недалеко.

— Что ж, если это так необходимо, я готов помочь.

— Мы уже два часа сидим без сигарет. Нет ли закурить? — спросил обрадованный штурмовик и, беря пачку сигарет, протянутую Ильей, продолжал: — Я позвонил дежурным по команде, а эти ослы заявили, что нет ни одного свободного человека, и посоветовали подождать час-два. Они не понимают, что держать здесь арестованного опасно.