Валерия Вербинина - Вуаль из солнечных лучей Страница 5

– Я рисковала жизнью, блуждая по сумеречному лесу и проваливаясь в ямы, и вот мне награда! – возмутилась Амалия. – 2150 франков, и ни сантимом меньше!

– Пятьсот, и то только потому, что я питаю к вам искреннее расположение.

– Может быть, ваше расположение потянет на 2100 франков?

– Ох, какая же вы… Семьсот – и по рукам!

– Милостивый государь!

– Амалия Константиновна, ну честное слово… Уговорили: тысяча. Тысяча франков!

– Покупайте «Пти Паризьен!» – отчаянно прокричал голос за окном.

Торг в кабинете продолжался, и наконец ценой нешуточных усилий Амалия выжала из собеседника полторы тысячи полновесных золотых франков. Но она не была бы Амалией, если бы не добавила:

– В сущности, этих денег хватит только, чтобы у хорошей портнихи косынку заказать.

– Расшитую жемчугами? – невинным тоном поинтересовался резидент.

Амалия расхохоталась. Осетров покачал головой и выдал собеседнице расписку, по которой ей в любое время могли выдать сумму, о которой они условились.

– Надеюсь, вы навестите нас, когда вернетесь из Мадрида, – сказал резидент, когда Амалия поднялась с места, пряча расписку в сумочку.

– Даже не сомневайтесь, милостивый государь, – отозвалась его собеседница.

Когда Амалия покинула посольство, расписки при ней уже не было, зато сумочка заметно потяжелела. Баронесса купила газету, убедилась, что там нет ни слова о дуэли, подумала, что информацию, вероятно, напечатают в вечернем выпуске, и отправилась по магазинам.

Днем, когда Амалия вернулась к себе, она обнаружила, что ее ждет Сергей Васильевич Ломов. Вид у него был на редкость удрученный, и баронесса решила, что у ее коллеги какие-то неприятности или, может быть, проблемы личного характера.

– Прошу вас, присаживайтесь, Сергей Васильевич, – сказала Амалия, раскладывая на столе свертки и пакеты с покупками. – Может быть, вы хотите чаю или кофе? Надеюсь, вам не пришлось долго ждать?

– Собственно говоря, я шел мимо и просто так решил зайти, – буркнул Ломов, опускаясь на диван. – Нет, мне ничего не надо, ни чая, ни кофе. Я слышал, вы присутствовали при дуэли виконта с Уортингтоном?

– Присутствовала – слишком громко сказано, – отозвалась Амалия, не удержавшись от улыбки при воспоминании о том, как ей пришлось взбираться на дерево. – А кто вам сказал, что я…

– Осетров. По его словам, вы написали о виконте отчет в духе Юлия Цезаря: пришел, увидел, победил.

Амалия запротестовала, но она тотчас же заметила, что собеседник не слушает ее возражений.

– В любом случае Уортингтон вам более ничего не должен, – добавила Амалия. – Счет закрыт.

Ломов покосился на нее, словно не решаясь сказать кое-что, но они были коллеги и в известной степени равны, так что он решился.

– Я был в морге, – сообщил он.

– О!

Больше Амалии ничего не пришло в голову.

– Понимаете, – продолжал Ломов, – то, что произошло, не лезет ни в какие рамки. Человек, не державший в руках оружия, укладывает профессионала, с которым и опытный зубр бы не справился… Короче, я не мог отделаться от ощущения, что нас разыгрывают.

– Разыгрывают? – машинально переспросила Амалия, лихорадочно соображая, куда клонит собеседник.

– Ну да. Поэтому мне позарез нужно было видеть труп Уортингтона и убедиться, что это он и что он действительно мертв.

Тут баронесса Корф поймала себя на мысли, что разговор стал приобретать какой-то совсем уж иррациональный оттенок. Кроме того, не стоит забывать, что хорошенькая женщина, которая только что удачно походила по магазинам, в принципе не настроена в такой момент обсуждать столь мрачную тему.

– Э-э… и что же, вы убедились? – неловко спросила Амалия.

Ломов тяжело вздохнул.

– Представьте себе, да. Никто не выжил бы, получив пулю в лоб.

Он замолчал, глядя на пятно солнечного света на полу. Устав стоять, Амалия села. Инстинктивно она чувствовала, что ей следует сказать Ломову что-нибудь ободряющее, но она не могла скрыть от себя, что вся ситуация представляется ей немного комичной.

– Скажите, Сергей Васильевич, вы сердитесь на виконта де Ботранше из-за того, что он лишил вас удовольствия самому прикончить Уортингтона? – спросила она напрямик.

– И это тоже, – ответил Ломов каким-то странным тоном. – Но главное, чего я не могу понять, – как Уортингтон мог так глупо попасться.

– Ему просто не повезло, – сказала Амалия.

– Сударыня, – уже с раздражением промолвил ее собеседник, – давайте не будем говорить о везении, удаче, случайностях и прочих химерах из лексикона дураков. Вам ли не знать, что в нашей работе везение – то, над чем работаешь месяцами, а то и годами.

Амалии очень хотелось возразить, и можете быть уверены, что у нее нашлось бы что сказать, но она была умна и понимала, когда спор заведомо не имеет смысла. Сейчас явно был как раз такой случай.

– Если рассмотреть ситуацию, что мы имеем? – продолжал Ломов. – Виконт де Ботранше занимается какой-то разработкой для военных. Подробностей я не знаю, но они для нас в данном случае несущественны. Англичане узнали, над чем работает виконт, и встревожились – настолько, что решили его устранить. Был разработан план, учитывающий его происхождение и особенности характера – что он, к примеру, не из тех, кто станет увиливать от дуэли. Дальше англичане сделали ход конем и послали Уортингтона. Ну а французы не сделали ничего… вроде бы ничего. Только вот Уортингтон теперь мертв.

– Потому что виконт оказался ферзем, – сказала Амалия.

– Уортингтон сожрал бы любого ферзя, – отмахнулся Ломов, и баронесса поняла, что он по-настоящему глубоко задет. – Тут, Амалия Константиновна, действовал не ферзь, а какой-то дракон.

– В шахматах нет такой фигуры.

– То-то и оно, что жизнь – не шахматы. – Сергей Васильевич со значением посмотрел на свою собеседницу. – Скажите-ка мне вот что, госпожа баронесса: вы не видели в лесу посторонних? Я имею в виду вот что: сидел где-нибудь в засаде неподалеку человечек с ружьем, который выстрелил одновременно с виконтом и уложил Уортингтона. Это объясняло бы сверхъестественную меткость виконта и заодно было бы вполне в духе Ашара, насколько я его знаю.

Амалия задумалась.

– По-вашему, дуэль была нечестной?

– Вы кого-нибудь видели? – настойчиво спросил Ломов, подавшись вперед. – Может быть, заметили что-то подозрительное… какое-нибудь шевеление в кустах, например?

– Я сидела на дереве, – сказала Амалия, – но ничего подозрительного мне в глаза не бросилось. С другой стороны, если человек Ашара сумел хорошо замаскироваться…

– Вспомните, может быть, вы слышали как бы эхо от выстрела, как бывает при двойном выстреле? Или видели нечто вроде вспышки там, где никого не должно быть?

На этот раз Амалия молчала гораздо дольше.

– Боюсь, я не могу вам помочь, Сергей Васильевич, – промолвила она серьезно. – Виконт просто вскинул руку и выстрелил. Полковник упал. Больше ничего не было… А если и было, я ничего не заметила. – Она немного помедлила перед тем, как произнести следующие слова. – Покойный Уортингтон не был нашим другом, и это еще мягко сказано. Почему вас так задела за живое его кончина?

– Потому что я не люблю, когда меня пытаются провести, – отрезал Ломов. – И я нутром чую, что в этой истории есть что-то гнилое. Фелисьен Ашар не из тех, кто станет полагаться на везение стрелка, который только вчера взял в руки пистолет. Уверен: там был второй стрелок, просто вы его не заметили.

Амалия пожала плечами.

– Что ж, следует поздравить мсье Ашара: он поступил бесчестно, но все же добился своего. Пока, потому что англичане вряд ли отступятся после одной попытки. Есть же еще Хобсон и Скотт, которые вполне могут вызвать виконта на дуэль, обвинив в гибели их друга.

– Вы не в курсе? – удивился Ломов. – На секундантов наехала карета, когда они вернулись в Париж. Лошади понесли… жуткая неприятность. У Хобсона сломаны ноги, у Скотта – позвоночник, и он совсем плох. Кроме того, мне стало известно, что виконт уже собрался и в сопровождении надежных людей уехал в свой замок. Нет, сударыня, Ашар не допустит, чтобы его подопечного снова вызвали на дуэль.

– Получается, он выиграл эту партию, а Уортингтон проиграл.

– Получается так. – Ломов промолчал. – Знаете, когда я увидел его мертвым, я… Честное слово, мне стало почти что жаль. Никто, кроме меня, не пришел к нему. Он уже окоченел. Не знаю, почему ему не закрыли глаза, они были открыты. И мне пришлось их закрыть.

– Если бы он был жив, – вполголоса ввернула Амалия, – вы бы даже не помышляли о жалости.

– Конечно, – усмехнулся Ломов. – Я бы помышлял только о том, как его убить.

Чтобы сменить тему, Амалия предложила своему собеседнику остаться на обед, но он отказался и вскоре удалился, оставив ее одну.

Будь Амалия в ином настроении, возможно, она не отказалась бы поразмышлять о том, правда ли, что по-настоящему нас ценят только наши лучшие враги, в то время как лучшие друзья воспринимают нас скорее как данность; но парадоксами баронесса Корф была склонна заниматься на досуге, а сейчас ей хватало своих забот – к примеру, она собиралась оживить в памяти то, что знала из испанского. Амалия всегда считала, что с испанским ей не повезло – когда-то она начала изучать итальянский, но бросила, а потом испанский наложился на похожий итальянский, так что в итоге получилось ни то ни се. Однако баронесса Корф была убеждена в том, что труд и прилежание способны творить чудеса, и принялась перечитывать учебник испанского.