Николай Анисин - Кремлевский заговор от Хрущева до Путина Страница 5

Оглядев падшие пред ним тела, Потемкин, мне из толпы это было видно, устремил взгляд на командира омоновцев и снова поманил его к себе пальчиком. Командир, я впервые заметил, что у него погоны капитана, во всю глотку гаркнул:

— Этих убрать в автобус, на этого надеть наручники — учить его будем в другом месте.

Приказ, как удар тока, весь застывший отряд омоновцев привел в движение. Но, удивительно для меня, вырубленных Потемкиным подхватили и унесли немедленно, а его заковывать в наручники сразу никто не рванулся. Сила, я себе заметил, напоровшись на силу, распалялась не спеша и обдуманно. И страшно было представить, с какой лютостью отряд вот-вот набросится на Потемкина и прихлынувшую к нему толпу. Но справа, от сцены из труб, вдруг кто-то крикнул:

— Товарищи, здесь камни!

Крик взорвал толпу. Мгновение — и в отряд карателей полетели обломки кирпичей. Толпа вооружалась стремительно, и грозные еще минуту назад омоновцы, на которых не было касок и бронежилетов, со страхом сбиваясь в кучу, ринулись в проход по тротуару прочь со Старого Арбата. Толпа, прихватывая камни, повалила следом.

Когда я вышел на Садовое, автобусы с разбитыми стеклами пятились, увозя от здания МИДа побитых омоновцев. Впервые за пять дней в бегство вдарились каратели, а не бунтари.

На Садовом у Смоленской площади происходило то же, что в минувший вторник на улице 1905 года: толпа перекрыла движение и строила баррикады. Сразу две. Стройматериалов оказалось предостаточно. Нашлось в близлежащих дворах и оружие пролетариата — булыжник. В немалом количестве. Оружие сие весьма пришлось кстати. И часа не минуло, как вместо драпанувших омоновцев на Садовом высадились несколько сотен их коллег. В полной карательной экипировке — в касках, бронежилетах, со щитами и дубинками.

Дважды свежие силы ОМОНа, укрывшись щитами, накатывали стеной на баррикаду слева от МИДа и дважды под градом камней отступали. Воинствующая толпа между двумя стычками с омоновцами возросла как минимум на треть — в нее вливалась со Старого Арбата гулявшая там молодежь. Вливалась и брала в руки камни.

От третьей попытки разметать толпу омоновцы отказались. Они не исчезли, но и на штурм не лезли. Просто стояли в несколько рядов, наблюдая за толпой.

Народ к баррикадам на Садовом все прибывал и прибывал. Какие-то юноши притащили со двора старые автомобильные покрышки и запалили их. Кто-то затягивал песни. Кого-то на стихи потянуло. Толпа, оставленная ОМОНом в покое, теряла буйство, и если бы не густой черный дым, валивший от горящих покрышек, то собрание людей на Садовом напоминало бы традиционное народное гулянье в городе в советское время.

Я слонялся от баррикады к баррикаде и встретился в толпе со многими своими знакомыми. Но ни разу мне не попался на глаза Потемкин. Подивил он народ на Старом Арбате и исчез.

С наступлением темноты меж баррикадами стало еще многолюднее. А надзиравшее за толпой полчище ОМОНа вдруг снялось с места. Автобусы с омоновцами убыли, а прибыл к левой баррикаде грузовичок с громкоговорителями. Но него взошли депутаты Верховного Совета Константинов и Уражцев. С ними — полковник милиции.

Депутаты толпе поведали: в Свято-Даниловом монастыре, в резиденции Патриарха Московского и Всея Руси, начались переговоры — за один стол сели представители Ельцина и парламента. Обсуждают они: как полюбовно прекратить схватку — обе стороны согласились искать компромисс.

Полковник призвал толпу разойтись: освободите Садовое кольцо, пощадите водителей, страдающих в пробках, а митинговать продолжайте завтра на Октябрьской площади — там сбор разрешен.

Призыв освистали. По толпе прокатился гул недовольства. Но далеко не единодушный. Я это уловил и вывод сделал: все, бузы сегодня больше не будет — пора домой.

На грузовичок к депутатам и полковнику прорвались активисты «Трудовой России». Из динамиков громкоговорителей понеслось: банду Ельцина — под суд, никаких переговоров. Я выбирался из толпы к метро. И на ходу кто- то меня окликнул по имени-отчеству. Я обернулся. Ко мне пробирался рослый дядя в темном плаще и черной широкополой шляпе:

— Привет писателям статей.

Уже до того, как он приподнял шляпу, до меня дошло: передо мной был Потемкин.

— Вы, господин хороший, — я протянул ему руку, — часто перенаряжаетесь. Как вельможа. Сегодня в полдень я лицезрел вас в коричневой кожаной куртке.

— Было дело, — Потемкин как бы виновато улыбнулся при рукопожатии. — Заяц цвет шкуры меняет по сезону, человек одежду — по обстоятельствам. Менты, ох, не любят тех, кто их мордами на асфальт кладет. Указивку на меня, после моей засветки на Старом Арбате, небось по всему городу разослали. А мне рано — лапы за спину. Все интересное только заваривается.

— Кто знает. Торг ведь в монастыре идет: вернуться к 21 сентября — и о событиях одиннадцати дней забыть. Ельцин добровольно подает в отставку, парламент сам себя распускает, и до новых выборов все в Кремле и Доме Советов только временно исполняют обязанности. Делить Ельцину и парламенту больше нечего — и вражде конец. Вы не верите в такой исход?

— Мне приказывали в другой жизни, в Афгане, — Потемкин переступил с ноги на ногу, — мировые с душманами чепурить. И если на самом деле я на перемирие целился, то дороги не минировал и засады не расставлял. Все понятно?

— Ничего.

Поежившись, Потемкин застегнул верхнюю пуговицу на длинном своем плаще:

— Я последний раз у Дома Советов был с вами. Потом сделка фартовая выпала — весь ходил в мыле. И про стычки людей с милицией только краем уха слыхал. А сегодня переговоры в ресторане закруглил и думаю: дай водку до руля выдохну и по Арбату прошурую — туда, где концерт по радио объявляли по случаю юбилея Старого Арбата. Иду-бреду на артистов глянуть и вижу гастроль ОМОНа. Я ментов перевариваю не хуже и не лучше, чем блатных. Средь тех и этих есть нормальные и есть отморозки. Но нормальный блатной, не сумняшась, запытает ребенка, если вор или авторитет прикажет. Нормальному же менту грех на душу брать не обязательно — он может или болт с гайкой на беспредельный приказ положить, или выполнить его спустя рукава. А что мы с вами сегодня видали? Нормальные менты уподобляются нормальным блатным и, как ни в чем не бывало, калечат баб и ломают кости старикам. По приказу до зверства нормальные менты не опускаются, за очень хорошие деньги — всегда пожалуйста. Раз Ельцин дал «добро» оплатить зверство, ни на какой мир он не пойдет. Говорю вам еще раз: самое интересное только начинается. Митинг завтра это покажет. И я на него и сам приду, и орлов со своей фирмы приведу — и мы еще посмотрим — у кого кровь красней: у продажных ментов или у нормальных, Родине служивших десантников.

Комментировать сказанное мне не хотелось. Я изрядно озяб и решил немедля откланяться. Потемкин мое настроение уловил, но вместо слов прощания вдруг, снова поеживаясь, обронил:

— А не заглянуть ли нам куда-нибудь поблизости и не хватить ли по стопке для сугрева?

Я согласился. В кафе-подвале на Старом Арбате мы выпили водки под салатики с ромштексом, установили, что являемся по паспортному возрасту почти ровесниками и перешли на «ты». На том и расстались: я двинул в метро «Смоленская», он — на Новый Арбат ловить такси.

Утром следующего воскресного дня, 3 октября, ровно в назначенное для митинга время — в 11.00 — я прибыл на станцию метро «Октябрьская-кольцевая». Выход из нее наружу был открыт, проход на площадь закрыт — двойным кольцом из солдат внутренних войск.

Митинга не будет, я себе доложил, будет очередная драка — вполне возможно, наиболее грандиозная в сравнении с предыдущими: народ из метро выплывал густо- прегусто.

Жаждавшие митинговать под каменным козырьком кольцевой «Октябрьской» не задерживались — растекались в обе стороны вдоль площади. Меня потянуло налево — на Якиманку. Я шел в плотной толпе мимо двух жидких рядов молоденьких солдат-срочников сам собой неудовлетворенный: ошибся ты, братец, — митинг будет, а драки не предвидится.

Для драки с обилием пылавших от негодования сторонников парламента надобны не сотенки юнцов в шинелях, а тысячи матерых костоломов-омоновцев в потасо- вочной экипировке.

У перехода к станции «Октябрьская-радиальная» я замедлил ход, стал и огляделся. Ни у подворотен Якиманки, ни на прилегающем к площади пространстве за памятником Ленина омоновцев не было видно. Что при всем том следовало думать? Не предотвращать митинг солдатиков выставили, а позлить пришедших помитинговать: хотите поорать, разгоните мальчишек с погонами и потом орите что хотите.

Эта моя догадка очень скоро стала оправдываться. Едва со стороны Ленинского проспекта толпа надавила на солдатиков, они дрогнули — рассыпались. И сразу же Двойная цепочка их кольца была разорвана еще в нескольких местах. Причем без рукопашной. Не оказавших сопротивления юношей в шинелях никто обидеть не норовил, и они в минуту растворились во дворах.