Киевский лабиринт - Иван Иванович Любенко Страница 5

Александр Петрович за эти годы получил лишь очередное звание и небольшую прибавку к жалованью.

Штарберг старался не беспокоить агента без особой надобности. Общались они, как правило, раз в месяц. А вчера Браслет сам протелефонировал своему куратору и попросил о срочной встрече. Место и время были обговорены заранее.

Завидев у перекрестка извозчика, ротмистр остановил закрытый экипаж и покатил по мостовой.

4. Операция «Лекарь»

В Киеве стоял теплый майский вечер. В окне второго этажа на Илларионовской № 10 горел свет.

Начальник губернского жандармского управления полковник Алексей Федорович Шредель вел совещание.

— Итак, господа, давайте подытожим: завтра в полдень клуб «Аврора» прояснит свое отношение к финансированию эсдеков[7]. В ресторане гостиницы «Гранд Отель» неуловимый Наум Якобсон (Лекарь), находящийся во всероссийском розыске, получит конверт. В нем будет ответ, который и решит судьбу «Авроры». Посмотрим, как далеко зашли эти финансовые воротилы… С некоторых пор мне стало казаться, что они заигрались как в прямом, так и в переносном смысле. Но все решится завтра… — Полковник внимательным взглядом окинул подчиненных и добавил: — Операцию по задержанию Лекаря должны провести так, чтобы слово «неуловимый» к этому преступнику больше не применялось. Прошу высказать соображения по существу дела.

— Разрешите? — поднялся ротмистр Штарберг.

— Сидите-сидите, Александр Петрович, — махнул рукой начальник.

— Благодарю. Следует расставить наружное наблюдение по всему маршруту «объекта». Пусть филеры передают его друг другу. Необходимо задействовать максимальное количество людей. Своего штата нам не хватит. Придется обратиться за помощью в сыскную полицию. Причем нам нужны самые опытные агенты. Они должны заранее ожидать прихода Якобсона в залу ресторана. Думаю, за столиками хватит и двух человек. Также наши люди должны быть на кухне (с тем, чтобы не позволить Лекарю уйти через черный ход), на втором этаже и в мужской комнате (через окно ретирадника можно выбраться во внутренний двор гостиницы). Двум агентам надлежит дежурить в вестибюле. Кроме того, свободный первый извозчик, так же как и водитель такси, должны быть из числа наших офицеров. Я буду во второй коляске.

— Позвольте, а где же вы собираетесь его брать? — Шредель вопросительно поднял брови.

— Задержать Якобсона мы можем только после того, как он покинет гостиницу и проедет на извозчике или автомобиле хотя бы два квартала. Никак не раньше. В противном случае всем будет ясно, что на него навели старшины «Авроры». В итоге мы не только рискуем потерять доверие эсдеков к клубу, но и ставим под удар нашего агента. Кроме того, я вполне уверен, что и сами старшины захотят выяснить, каким образом и от кого мы узнали о посланце РСДРП. И если даже Браслет окажется в безопасности, то проку от него уже не будет, поскольку «Аврора» побоится устраивать подобные встречи и останется чисто игровым клубом. Брать Лекаря буду лично я.

— А вы что скажете, Илларион Максимович? — постукивая карандашом о стол, выговорил начальник и посмотрел на своего помощника.

— У меня, Алексей Федорович, иное мнение, — не вставая, ответил ротмистр Мазельский — высокий, сухощавый офицер с аккуратными усиками под слегка крючковатым носом и набриолиненными волосами. — Я глубоко убежден, что задерживать Лекаря нужно у стойки портье. Во-первых, табльдот к полудню уже закончится. Во-вторых, находясь в зале, преступник окажется в своеобразной мышеловке. И здесь я вполне соглашусь с Александром Петровичем в отношении всех расставленных постов, кроме тех, что на улице. За счет их у нас освободятся филеры, которых мы можем использовать внутри гостиницы. Что касается опасения в отношении Браслета, то пора бы вообще разогнать этот карточный вертеп вольнодумства. Знаете, я бы с удовольствием пообщался с каждым из этих денежных мешков в своем кабинете. Уж больно далеко зашли эти господа, и пора их ставить на место.

— Я полностью согласен с Илларионом Максимовичем, — заключил Шредель. — Операцию пора завершать. Арестовывать Наума Якобсона надо не в зале ресторана, а в вестибюле. Так безопасней. После того как объект прочтет письмо, официант должен будет пригласить его к телефону. (Скрутить Лекаря легче, когда его правая рука занята телефонной трубкой.) Звонок должен раздаться сразу после того, как официант (переодетый наш офицер) принесет ему конверт. Сообразно этому расставьте посты. Руководство операцией «Лекарь» возлагаю на вас, Илларион Максимович. Что касается судьбы Браслета, то свою задачу он выполнил. Надобно его отблагодарить. — Он повернулся к Штарбергу. — Александр Петрович, подготовьте свои соображения на этот счет. Вот и все. А дальше — поживем-увидим-с. С богом, господа!

Когда дверь за офицерами закрылась, полковник расстегнул верхнюю пуговицу мундира и откинулся на спинку кресла.

5. Прогулка

26 мая 1916 г., четверг

Что может лучше и быстрее утешить женщину после долгой разлуки с любимым человеком? По мнению Клима Пантелеевича, на это годились только две вещи: любовь и дорогой подарок. И если с первым слагаемым проблем у Ардашева не было, то чтобы обрести второе, требовалось на следующий день посетить хотя бы несколько магазинов. Именно посетить, а не привезти презент с собой, потому что нет выше наслаждения для дамы, чем сладостное предвкушение скорого обладания предметом своего вожделения, с непременным фланированием у витрин, прилавков и полок, когда каждый раз сомневаешься, та или эта вещица тебе нужна?

Признаться, сама Вероника Альбертовна не могла ответить на вопрос, чего же ей, в самом деле, не доставало. И, переходя от одного магазина к другому, она все больше затруднялась в выборе подарка. Сие обстоятельство не ускользнуло от внимания Клима Пантелеевича. Дабы не проводить весь день в бесконечных скитаниях по Крещатику, он предложил зайти в один из ювелирных магазинов, который встретился на их пути еще на Царской площади.

— Позволь, дорогая, — сказал Ардашев, — подарить тебе часы. Твоя модель уже вышла из моды, да и к тому же там нет драгоценных камней, а это несправедливо по отношению к такой красавице, как ты.

Вероника Альбертовна зарделась, точно юная гимназистка. И трудно было сказать, какие именно слова были ей более приятны: о часах или о красоте. Да и какая разница? «Спасибо тебе, господи, — мысленно проговорила она, — что, несмотря на мой уже забальзаковский возраст, Клим по-прежнему в меня влюблен». Она зажмурилась и улыбнулась совсем по-детски, как когда-то радовалась теплому солнечному лучику, будившему ее летним утром или пушистому котенку, с