Макс Коллинз - Сделка Страница 51

– Наверное, ты еще не пришел в себя от ужасного зрелища в квартире Карей.

– Отчасти. Но я не могу ничего делать здесь.

Элиот прищурил глаза.

– Где здесь?

– Здесь. В этом мире. Знаешь, возвращаясь сюда, я не думал, что все будет по-прежнему.

– И поэтому ты решил, что тебя обманули.

– Не совсем, но существенно. В этом вся беда. Я вернулся и столкнулся с теми же самыми обыденными проблемами, что и раньше: с моей работой, кредитными чеками, страховками, слежкой за неверными супругами для развода. Дьявол, неужели именно ради этого мы там сражались?

– Может быть. Может, именно ради этого.

– А эти убийства! Компания или кто там еще по-прежнему совершают их. Я хочу сказать, что мы тут боремся за демократию, а другие люди поливают кого-то виски, поджигают человека, убивают его и...

Элиот взял мою руку и сжал ее. Она тряслась – моя рука.

– Нат.

– Я... Извини.

– Вот, возьми, – сказал он и дал мне носовой платок.

Все ясно – я плакал. Я вытер лицо платком.

– Черт, извини, Элиот.

А потом возле меня оказался старший официант, и я решил, что меня выгоняют из ресторана. Я ошибся.

– Мисс Рэнд хотела бы увидеть вас за кулисами, – произнес он. Вежливо. Хоть и с некоторым отвращением.

Я спросил его, как попасть туда, и он указал мне на дверь справа от оркестра.

– Элиот, пойдем со мной, – попросил я.

– Нет. Это будет частная встреча.

– Я не готов. Пойдем со мной.

Он неохотно поднялся, и мы прошли с ним по краю площадки для танцев. Пары танцующих – в основном были молодые женщины и пожилые мужчины – прижимались друг к другу под звуки мелодии «Осторожно. Это мое сердце». Мы поднялись на несколько ступенек и в коридоре увидели дверь с золотой звездой – не такой, как на военном флаге. Я постучал.

Салли открыла дверь и улыбнулась мне. Она постарела, но не слишком. Ее голубые глаза, самые голубые, какие только можно себе представить, казались удивленными – отчасти из-за длинных наклеенных ресниц, а отчасти благодаря Богу. На ней был шелковый голубой халат, который слегка приоткрывал напудренную грудь. Не было сомнения, что под халатом ничего не было, как и у Эстелл, хотя Салли и была в лучшем состоянии, чем Эстелл, когда я ее увидел в последний раз.

Но потом она заметила Элиота, и ее глаза не смогли скрыть ее разочарования тем, что я был не один. Но Салли продолжала улыбаться – довольно искренне – и пожала Элиоту руку даже до того, как я представил ее. Она проговорила:

– Элиот Несс, очень рада. Я знала, что вы с Натом были друзьями, но у меня до сегодняшнего дня не было возможности увидеть вас.

Она потуже затянула поясок халата и жестом пригласила нас войти. Это была маленькая аккуратная гримерная с большим освещенным зеркалом, несколькими стульями и складной ширмой.

– А где же вы храните ваши перья? – спросил Элиот с приветливой короткой улыбкой. Между прочим, он всегда умел обходиться с женщинами. Только не с женой.

– Но это мужская гримерная, поэтому я не держу их здесь, – сказала она, в свою очередь очаровательно улыбаясь. – Таковы правила профсоюза.

– Нат знает все о профсоюзе работников сцены.

Салли не оценила шутки.

– В самом деле? – спросила она меня несколько смущенно.

– Кроме шуток, – заметил я. – Ты была чудес, ной сегодня.

– Спасибо, – ответила Салли. Ее улыбка все еще была вежливой, но я почувствовал, как между нами возникает отчуждение.

– Тебе следовало это сказать своей девушке. Я пожал плечами.

– Секундочку. Это Элиот пригласил меня сюда поужинать.

– Я заметил, – вмешался Элиот, спасая меня, что вы выступаете в городе. А я знал, что вы – старые друзья, поэтому и затащил его сюда. Он, м-м-м... вернулся лишь этим утром.

Салли подошла ко мне и внимательно взглянула на меня. Дотронулась до моего лица.

– Я вижу. Дорогой. Бедный, бедный ты мой.

Она говорила это без сарказма. Я сглотнул.

– Пожалуйста, Салли. Я... пожалуйста.

Она повернулась к Элиоту и сказала:

– Можно мы на минутку останемся вдвоем. Я не хочу казаться грубой, мистер Несс.

– Элиот, – поправил ее мой приятель. – И не будьте глупышкой, – договорил он и вышел.

– Ты все еще сходишь по мне с ума, – заявила она.

– Что-то я не помню, чтобы я сходил с ума.

– А ты помнишь, что не отвечал на мои телефонные звонки те два раза, что я была в городе?

– Это же было несколько лет назад.

– Я не видела тебя с... когда это было?

– В сороковом.

– В ноябре тридцать девятого, – сказала она. – В тот вечерня проникла в твой номер. Этот гангстер... Литл Нью-Йорк... он явился, и ты встретил его с пистолетом. Ты помнишь это?

– Конечно, – ответил я.

– А ты помнишь, какая потом была чудная ночь? Я не мог на нее смотреть. Ее голубые глаза были слишком голубыми, чтобы смотреть в них.

– Это была замечательная ночь, Салли.

– Я бы хотела, чтобы ты называл меня Элен.

– Назад возврата нет.

– Что ты хочешь этим сказать? – Это было слишком давно. Назад возврата нет. – Нат, я знаю, что мне не следовало просто оставлять тебе записку. Мне надо было дождаться тебя или позвонить на следующий день, но это было неудачное для меня время: я обанкротилась, работала, как мул, чтобы вновь чего-то добиться, и моя личная жизнь...

– Это все не то. – А что же тогда?

– Возврата нет, – сказал я. – Извини меня.

Я открыл дверь. Элиот стоял в коридоре, прислонившись к стене.

– Нам лучше уйти, – произнес я.

– Как хочешь, – ответил Элиот.

– Салли, ты отлично выглядишь, – сказал я, стоя к ней спиной. – Было замечательно снова тебя увидеть.

Я вернулся к нашему столику. Элиот пришел следом за мной – через несколько минут.

Где ты был? – спросил я, и это прозвучало довольно грубо. Я не хотел этого, но уж так получилось.

– Я говорил с чудесной женщиной, – ответил он, злясь на меня, но стараясь сдерживаться. – Она много думает о тебе, и тебе следовало бы обойтись с ней получше.

– Так о чем вы говорили?

Элиот сухо ответил:

– Она беспокоится о тебе. Не знаю, почему. Но она задала мне несколько вопросов, и я на них ответил. Послушай, твое нынешнее гражданское состояние – это что, военная тайна?

– Черт! – воскликнул я. – Моя жизнь – открытая книга.

Я встал и вышел. Стоя на углу, я слушал грохот железной дороги. Чувствовался запах озера.

Элиот присоединился ко мне, уплатив по счету. Он был грустным, но не злым. Я чувствовал себя дураком.

Извини, – сказал я.

– Забудь об этом. Хочешь еще где-нибудь выпить пива?

– Нет.

– Может, подвезти тебя куда-нибудь? У меня есть машина, в гараже отеля. Правда, она, в основном стоит: у меня карточка "Е".

Я коротко рассмеялся.

– У тебя и у каждого политика в этом городе. Держу пари.

– Для парня, который только что приехал из-за океана, – сказал Элиот, – ты все схватываешь на лету.

– Но я же не первый раз в Чикаго.

– Нет? Тогда, может, ты придумаешь, где бы мы могли выпить еще пива. Что скажешь?

В конце концов я сказал «да», и мы отправились в коктейль-бар Барни. Брат Барни Бен обнял меня, хотя мы никогда не были с ним друзьями. Но я был последнее время рядом с его братом, поэтому, в некоторой степени, заменил ему его. Он только сегодня говорил с Барни, который звонил ему из Голливуда. Барни должен скоро вернуться, но Бен не знал точно, когда именно.

Бар закрывался к часу ночи – еще одна дань военному времени, – но как сказал один мудрец: «Если ты не успел напиться к часу ночи, значит, ты не пробовал это сделать». Мы с Элиотом вышли на улицу; он отправился в свой отель «Ла Саль», а я пошел к себе домой.

На самом деле я не был пьян. Я выпил всего лишь шесть или семь бутылок пива за весь вечер. Но вы поймете, что я выпил достаточно, чтобы почувствовать усталость. Вы поймете, что у меня был довольно длинный день и довольно дерьмовый, чтобы я не захотел спать.

Но вместо этого я уселся за свой стол в одном нижнем белье при свете неоновых ламп, который проникал в мое окно. Я уткнулся в сложенные руки, как ребенок, который засыпает за столом, но я не спал. Я сидел и смотрел на свою сложенную раскладушку, на свежие простыни и одеяла, которые поджидали меня. Я спал на этой кровати столько раз, столько лет назад! Дженни. Луиза.

Я нагнулся под стол, поискал и нащупал ключ, который прибил там давным-давно. Я вытащил его и сунул в нижний ящик. Там, ожидая меня, лежала бутылка рома и мой девятимиллиметровый пистолет. Они были перевязаны ремнём от кобуры. Я развязал их, оставил пистолет в кобуре на столе и отхлебнул рома, как будто в бутылке была шипучка.

Но я все равно не мог уснуть. Я даже не мог думать о сне.

Кто убил тебя, Эстелл?

Д'Анджело, ты тоже вернулся? И тоже, как и я, ведешь свою войну у себя дома? Была ли Эстелл в списке погибших?

Монок, кто убил тебя, дружище? Вокруг летят пули, Монок стонет, Барни кидает гранаты; Д'Анджело, ты где?