Макс Коллинз - Проклятые в раю Страница 51

Говоря, он встал перед скамьей присяжных, основательно поставив свое костлявое тело.

— Восемь месяцев назад миссис Фортескью находилась в Вашингтоне, пользуясь всяческим уважением. Восемь месяцев назад Томас Мэсси дослужился до чина лейтенанта военно-морских сил, уважаемый, мужественный, умный человек. Восемь месяцев назад его милая жена была известна, уважаема и обожаема местным сообществом. Восемь месяцев назад Мэсси с женой, молодые и счастливые, отправились потанцевать. Сегодня они находятся под судом, и все, двенадцать человек, просят отправить их в тюрьму до конца жизни.

Он начал медленно ходить перед ними. — Мы утверждаем, что в течение нескольких месяцев разум лейтенанта Мэсси подвергался воздействию горя, тревоги — день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Что, по вашему мнению, случилось бы с каждым из вас при таких условиях? Что, если вашу жену затащили бы в кусты и изнасиловали четыре или пять человек?

Он помолчал и облокотился на ограждение.

— Талию Мэсси оставили на той пустынной дороге, страдающую от боли и душевных мук. История, которую она рассказала своему мужу разбитыми губами, была не менее ужасна и жестока, чем все, что я слышал за свою жизнь... разве этого не достаточно, чтобы внести разлад в разум любого мужчины?

Он повернулся и пошел к столу защиты, остановился перед Томми и Талией и сказал:

— Нашлись люди, которые начали распространять злостную клевету. Они выдумывали дикие, грязные истории — и какой же эффект это оказало на молодого мужа? Он ухаживал за женой, весь день работал, и даже по ночам не отходил от нее. Он потерял сон. Он потерял надежду.

Широким жестом указав на Томми, Дэрроу снова повернулся к присяжным.

— Наши дома умалишенных переполнены мужчинами и женщинами, у которых было гораздо меньше причин для безумия!

Он снова направился к скамье присяжных, засунув руки в карманы мешковатых брюк.

— Затем за это преступление к суду были привлечены пять человек. Томми присутствовал на заседаниях суда над напавшими на его жену. По странному стечению обстоятельств, присяжные не пришли в этом деле к единому мнению. Не знаю почему, не понимаю почему, но присяжные сделали свое дело и не пришли к согласию. Прошли месяцы, а дело до сих пор не пересмотрено.

Он опять сделал жест в сторону стола защиты, на этот раз указав на миссис Фортескью.

— Вот ее мать. Ей послали телеграмму, и она приехала. О матерях сложены поэмы и стихи, но я хочу привлечь ваше внимание к кое-чему более фундаментальному — к Природе. Мне безразлично, женщина ли это или самка животного, или птица — все они ведут себя одинаково. Для них существует только одна, самая важная вещь — это дитя, которое они носили в своей утробе.

Теперь он обеими руками указал на застывшую благородную фигуру миссис Фортескью. — Она действовала, как любая мать, она чувствовала то, что чувствовали и ваши матери. Все остальное забывается под напором чувства, которое возвращает ее к тому времени... — и Дэрроу указал на Талию, — ... когда эта женщина была младенцем, которого она выносила, которого любила.

Зашуршавшие платки дали понять, что из глаз заполнивших зал дам хлынули слезы.

Дэрроу одному за другим заглянул присяжным в лицо.

— Жизнь берет свое начало из преданности матерей, мужей, любви мужчин и женщин, вот откуда проистекает жизнь. Без этой любви, этой преданности мир был бы пустынен и холоден и в одиночестве совершал бы свой путь вокруг солнца! — Он снова облокотился о бортик. — Эта мать преодолела путь длиной в пять тысяч миль — по земле и по морю — ради своего ребенка. И вот она здесь, в зале суда, в ожидании наказания.

Он качнулся на пятках и возвысил голос почти до крика:

— Господа, если этот муж и эта мать, и эти верные парни отправятся в тюрьму, это будет не первым случаем, когда подобное учреждение будет освящено его заключенными. И люди, прибывающие на ваши прекрасные острова, в первую очередь захотят увидеть тюрьму, где заточены мать и муж, чтобы подивиться людской несправедливости и жестокости и, пожалев узников, обвинить Судьбу за то, что она подвергла эту семью такому наказанию и такой печали.

Голос Дэрроу, начавшего расхаживать перед присяжными, снова смягчился.

— Господа, достаточно было уже того, что жена была изнасилована. Что начали распространяться грязные сплетни, причиняя молодым супругам боль и страдания. Уже этого одного было достаточно. Но теперь вас просят разлучить их, отправить мужа до конца его дней в тюрьму.

Голос Дэрроу стал постепенно возвышаться, он повернулся к залу и представителям прессы.

— Глубоко внутри каждого человека, среди других чувств и инстинктов, сидит жажда справедливости, представление о том, что хорошо и что плохо, что справедливо, и это появилось до того, как был написан первый закон, и продлится до тех пор, пока последний закон не изживет себя.

Он снова подошел к столу защиты, остановился перед Томми.

— Бедный молодой человек. Он начал думать о том, как спасти свою жену от сплетен. Достаточно было того, что она подверглась нападению этих... людей. Теперь на нее нападает молва. — Взгляд Дэрроу вернулся к присяжным, а в голосе звучала сама рассудительность: — Он хотел добиться признания. Чтобы засадить кого-то в тюрьму? Чтобы отомстить? Нет... не об этом он беспокоился. Он беспокоился вот об этой девушке. — И Дэрроу с нежностью посмотрел на Талию. — Девушке, которую он взял в жены, когда ей было шестнадцать. Сладостные шестнадцать лет...

Он вернулся к миссис Фортескью, взмахнул рукой и продолжал:

— Мать тоже считала, что необходимо получить признание. Они не хотели ни стрелять, ни убивать. Их план заключался в том, чтобы привезти Кахахаваи к ним в дом и добиться от него признания. Они не думали об этом, как о незаконном деянии... они думали о результате, а не средствах.

Теперь он остановился перед Джоунсом и Лордом.

— А эти два простых матроса, что в них плохого? К сожалению, некоторые человеческие добродетели встречаются не часто: верность, преданность. Они выказали преданность, когда моряк попросил их о помощи. Что в этом плохого?

Дэрроу развернулся и ткнул пальцем в сторону какого-то мужского лица среди зрителей.

— Если бы вам понадобился друг, чтобы вытащить вас из неприятной ситуации, разве вы не позвали бы одного из этих матросов? Они не хотели убивать, они не собирались убивать. И дом, в который они привезли Кахахаваи, был не самым подходящим местом для убийства — одна семья живет в тридцати футах от него, другая — в двадцати пяти. Отличное место для убийства, не так ли?

С серьезным лицом он остановился перед мистером и миссис Кахахаваи, которые сидели на своем обычном месте, впереди.

— Я ничего не сделаю, чтобы прибавить скорби матери и отцу этого юноши. Они испытывают присущие человеку чувства. Я тоже. — Развернувшись к присяжным, он указал на них пальцем, но жест был не совсем обвиняющим. — Я хочу, чтобы вы испытали человеческие чувства. Человек, не испытывающий человеческих чувств, лишен жизни!

Вздохнув, Дэрроу принялся прохаживаться перед скамьей присяжных. Казалось, он полностью ушел в себя.

— Я никогда не был слишком высокого мнения о среднем человеке. Даже в лучшем случае человек не слишком велик. Он движим всем, что его трогает. Томми сказал вам, что он не собирался убивать.

Его голос снова начал набирать высоту.

— Но когда Кахахаваи сказал: «Да, мы сделали это!», все рухнуло! Перед ним был человек, от которого пострадала его жена. — И снова он указал на присяжных. — Если вы можете поставить себя на его место, если вы можете подумать о его изнасилованной жене, о месяцах душевной скорби, если вы в состоянии встать лицом к лицу с несправедливой, жестокой судьбой, которая развернулась перед ним, тогда вы можете судить... но только в этом случае.

Голос Дэрроу был едва слышен, когда он сказал:

— Перед глазами Томми встала его жена, умоляющая, избитая, изнасилованная — и он выстрелил. Были ли заранее сделаны какие-либо приготовления, чтобы избавиться от тела? Что бы вы сделали, имея на руках труп? Вы захотели бы защитить себя! Какое первое побуждение? Бежать. В горы, в море, куда угодно.

Невеселый смешок вырвался из впалой груди Дэрроу, который, засунув руки в карманы, прохаживался по свободному пространству перед присяжными.

— Не такое поведение бывает у тех, кто заранее продумал весь план. Это поспешные, не до конца осмысленные действия застигнутого врасплох человека. Что касается Томми, то он постепенно пришел в себя и осознал, где находится. Какая тут загадка, если человек сломался после шести или восьми месяцев напряжения?

Дэрроу вернулся на позиции прямо перед скамьей присяжных.

— В жизни этих четырех несчастных имел место тяжелый, жестокий, роковой случай. Возможно ли, чтобы кто-то решился обрушить на их склоненные головы еще скорби, увеличить их бремя и усилить душевные муки? Скажет ли кто-нибудь, что это люди, за которыми должны захлопнуться ворота тюрьмы? Разве они когда-нибудь украли, совершили подлог, напали на кого-то, изнасиловали?