Валерия Вербинина - Путешественник из ниоткуда Страница 52

– Да, Мишенька... Миша, поздоровайся с гостем!

– Здрасти, – застенчиво сказал Миша. – У тебя сабля есть?

– Нет, – признался я. – Но зачем тебе?

– А у моего папы есть, – важно сообщил Миша. – А у тебя лошадь есть?

– Может быть, вы хотите поужинать? – вмешалась мать Амалии. – Тяжелая работа, я все понимаю...

Я хотел ответить, что ей незачем беспокоиться, но Амалия опередила меня.

– Честно говоря, я бы сама сейчас поела чего-нибудь, – заявила она, и Аделаида Станиславовна умчалась, как ураган, отдавая на ходу распоряжения. – А тебе пора спать, – добавила Амалия, обращаясь к Мише. Ребенок надул губы, но она легонько поцеловала его в нос и пообещала: – Я тебе сказку расскажу. Идем!

И понесла мальчика на руках в его комнату, а Миша, весело смеясь, стал теребить ее колье.

Тают, тают за окнами белесые петербургские сумерки, но я не спешу уходить к себе. Как приятно сидеть в уютной столовой, смотреть в карие глаза моей собеседницы, в которых нет-нет да вспыхивают золотистые искорки, и говорить... Или молчать. Молчать, пожалуй, даже еще лучше. На столе между нами – остатки холодного ужина, на стене улыбается итальянский портрет. Мне нравится дом, нравится неброская, удобная мебель, красивые драпировки, ковры с тонким рисунком... Лампы притушены, и оттого кажется, что у баронессы Корф загадочный, колдовской вид. Она уже переоделась в простое кремовое домашнее платье и сняла драгоценности. Теперь я вижу, что у нее молодое, уставшее лицо, а под глазами лежат синие тени. Тихим голосом она рассуждает о том, что уже сделано, и о том, что предстоит сделать.

– По правде говоря, я ожидала чего-то подобного – я имею в виду копии... Сделать их было нелегко, но вполне возможно. Ну что ж... Теперь делом займется Пирогов, он открытым текстом попросил меня не вмешиваться. Конечно, разведет сейчас бурную деятельность, на всякий случай еще раз обыщет особняк Рубинштейна сверху донизу, пошлет уйму депеш на границы... прикажет проверить подозрительных иностранных агентов... допросит всех, кого можно, и даже – кого нельзя... Но...

Она о чем-то задумалась. Тонкая морщинка прорезала ее переносицу.

– Амалия Константиновна... – начал я.

Амалия метнула на меня хмурый взгляд.

– Что касается вас, Аполлинарий Евграфович, то можете не волноваться... Я подам рапорт, и вас переведут в столицу.

– Вы всерьез считаете, что я помог вам в этом деле? – недоверчиво спросил я.

– Конечно, – ответила баронесса Корф. – Разве я не говорила вам, что вы везучий человек? Вы всегда оказывались именно там, где нужно. Взять хотя бы того кондуктора – ведь вы сели именно на тот поезд, где он ехал, хотя ничего не рассчитывали заранее.

Я не стал напоминать ей, что без ее помощи мне бы ни за что не удалось разговорить сообщника Столетова, и просто спросил:

– А что вы думаете про то, другое дело? Я до сих пор не могу себе уяснить...

– Что именно?

– Взять хотя бы перо в руке Головинского... И потом, гибель Элен Веневитиновой – она как-то связана с убийством учителя верховой езды? Ведь как раз в ту ночь Фрида Келлер убила Стоянова. Может быть, Елена что-то заметила, за то и была убита?

– Пока я не могу сказать ничего определенного, – отозвалась Амалия. – Мое личное мнение, что тут обошлось без Фриды, но... – Она умолкла и покачала головой. – Я только надеюсь, что Стариков все-таки ни при чем. Потому что в таком случае получается, что Елена погибла и по моей вине тоже.

– Почему? – в удивлении спросил я.

– Потому что Старикова освободили по моей просьбе, – сухо ответила Амалия. – В тот первый раз, когда его обвинили в убийстве собаки... – Она не закончила фразу, прикусила губу и о чем-то задумалась.

– Значит, губернаторская телеграмма... – несмело начал я.

– Да, именно я дала губернатору знать о случившемся. – Она откинулась на спинку кресла и отпила из бокала. – Кстати, о собаках. Вы нашли того, кто их убил?

– Я и не искал, – честно сознался я.

– А ведь собаки прекрасно укладываются в схему, – внезапно проговорила Амалия, не слушая меня. – Смотрите: первая собака была любимицей Анны Львовны, вторая – тоже. Затем была убита ее единственная дочь, а потом – учитель верховой езды, которым, судя по всему, Анна Львовна очень дорожила. И еще перо в его руке, при виде которого Веневитинова так переменилась в лице... Вы были правы – это знак, нарочно оставленный убийцей, знак, который Анна Львовна отлично поняла... Но она не пожелала ничего вам объяснить. Погибают только дорогие ей существа... Да, очень даже может статься, что причина всему – месть.

– Месть? Но за что?

– А вот сие мне неизвестно, – отозвалась Амалия. – Но, судя по молчанию дамы, вряд ли за какой-то добродетельный ее поступок. – Баронесса решительно поднялась с места. – Надо будет навести справки о прошлом Анны Львовны, причем подробные. Вы случаем не знаете, какова ее девичья фамилия? Где она родилась?

– Нет, – ответил я. – Но такие вещи довольно легко выясняются.

– В самом деле, – согласилась Амалия, глядя на часы и потирая рукой лоб. – Ну что ж... Простите великодушно, что я вас так задержала. Яков уже показал вам комнату? Ну и прекрасно. Если что-то понадобится, зовите прислугу. А я, честно говоря, слишком устала.

– Спокойной ночи, Амалия Константиновна, – сказал я, целуя ей руку.

И, когда дверь затворилась за ней, прибавил:

– Спокойной ночи, Изабель.

ГЛАВА XLI

Спал я, как мне показалось, совсем недолго. Где-то поблизости хлопнула дверь, я соскочил с кровати и, протерев глаза, спешно надел очки. Машинально подумал в то мгновение, что револьвер мне бы отнюдь не помешал.

У порога стоял, с удивлением глядя на меня, неизвестный мне господин. Он был низенький, полноватый, с брюшком, какое обычно бывает у довольных собой и жизнью людей. В руке господин держал трость с позолоченным набалдашником.

– Кто вы такой? – неприязненно спросил я, мысленно прикидывая, чем бы запустить в незваного гостя, если он вздумает сделать хоть одно угрожающее движение.

– Я? – чрезвычайно поразился господин. – Я Казимир Браницкий, шляхтич. И... и живу в этом доме!

Я убрал руку от прикроватной лампы, к которой уже было потянулся, и недоверчиво уставился на него.

– Извините, ради бога... Так вы родственник баронессы Корф?

– Родной дядя, – важно ответил человечек.

Ну да, вспомнил я, конечно же... Дядя Казимир, который любит играть в карты и из-за которого погибла Фрида Келлер.

– Извините, что побеспокоил вас, – тем временем продолжал Казимир. – Я... кажется, я перепутал комнаты. Моя спальня как раз напротив, а я, честно говоря, немного гульнул в клубе... А вы, значит, наш гость? Сослуживец баронессы? Яков что-то говорил мне, но я, простите, не помню вашу фамилию...

– Меня зовут Аполлинарий Евграфович Марсильяк, – сказал я.

– Казимир Станиславович, – представился человечек, пожимая мою руку. – Можно я у вас тут посижу немного? Я... – он конфузливо улыбнулся, – припозднился, по правде говоря, что, боюсь, сестре не понравится.

– Да ради бога, все равно я уже не сплю. Кстати, какой сейчас час?

– Сейчас? Гм... – Казимир поглядел на свои щегольские жилетные часы. – Половина десятого. Нет, вру... одиннадцатого. Без четверти одиннадцать, – жалобно уточнил он. – Вы женаты?

– Нет.

– Я тоже, – сообщил мужчина, садясь на стул с высокой изогнутой спинкой. – С меня одной Адочки хватает. – За дверью послышались чьи-то быстрые шаги, и Казимир втянул голову в плечи. – Она моя сестра, и то так меня распекает... А ведь с женой было бы еще хуже!

– Казимир! – послышался за дверью протяжный голос Аделаиды Станиславовны. – Казимир! Где ты? – И вслед за тем прозвучали несколько энергичных слов на польском языке.

– Я слышал, что вам холостая жизнь больше по душе, – сказал я. Казимир озадаченно замигал обоими глазами.

– Правда? От кого?

– От Рубинштейна.

– В самом деле? – расцвел Казимир. – И как его дела?

– Неважно. По-моему, он в тюрьме.

– Так ему и надо, – кровожадно одобрил дядюшка Амалии. – Однажды, вы не поверите, он выиграл у меня пять... нет, десять тысяч рублей. Исключительный мерзавец! Вы знаете, про него говорят, что он пальцами видит масть. Мне Альфред по пьяному делу выболтал, а я думаю, Альфреду можно верить. Вы знакомы с Альфредом?

– Так, немного, – уклонился я от прямого ответа.

– А больше и не следует, – вздохнул Казимир. – Плут, каких свет не видывал! Если у вас есть деньги, то он вокруг ужом вьется, а если нет – изображает родства не помнящего. Иду я, к примеру, сегодня... ну, проигрался, но не то чтобы слишком... а он на извозчике катит и от меня рожу лица воротит. Признавать, видите ли, не хочет!

Я почувствовал, как у меня заныло под ложечкой.

– Как сегодня, пан Браницкий? Разве Альфред не в Москве?

– Гм... – задумчиво пробормотал Казимир, глядя себе под ноги, – ну, если я сегодня ухитрился побывать в Москве... Хотя нет, вряд ли. Ведь мелькнул он передо мной в десятом часу, а из Москвы так скоро не вернешься... Куда вы, сударь?