Купеческий сын и живые мертвецы - Алла Белолипецкая Страница 52

Там, где у Мавры ещё недавно находилось горло, теперь зияла рваная рана размером с куриное яйцо, из которой толчками била кровь. При свете фонаря она казалась чёрной и блестящей, словно нефть. Однако Иван Алтынов мог бы поручиться отцовским состоянием: на деле она была ярко-алой, словно лепестки мака.

— Ванечка, она жива? Они её не покалечили? — заполошно крикнула у него за спиной Зина.

И её голос вывел, наконец, купеческого сына из ступора. Иван уронил сковородочную ручку в траву, упал на колени и стал свободной рукой зажимать пульсирующую на горле Мавры Игнатьевны артерию — как если бы он и вправду мог остановить таким образом биение алого фонтана. Зина уже не спрашивала ничего: подбежала к нему, тоже склонилась над бедной ключницей — которая всё ещё была жива. И явно силилась что-то выговорить.

— Молчи, Мавруша, молчи! — забормотала поповская дочка.

Её длинные чёрные волосы совершенно растрепались — свисали длинными, липкими от воды прядями вдоль всей её спины. А промокшее батистовое платье так плотно облегало её тело и так сильно просвечивалось, что девушка выглядела почти что обнаженной. Но в тот момент это её явно ничуть не волновало.

"А я забыл, какая она красивая", — подумал Иван Алтынов. Однако мысль эта оказалась мимолетной: всё своё внимание он сосредоточил на бедной своей нянюшке. Та и не думала внимать словам Зины: окровавленные губы Мавры Игнатьевны беспрерывно шевелились. И она даже отыскала в себе силы, чтобы схватить Ивана за рукав промокшей рубахи и притянуть к себе –чтобы заставить его услышать себя. Лицо ключницы омывали струи дождя, и оно выглядело почти обычным — не измазанным кровью. И его даже не искажала страдальческая гримаса: алтыновская ключница явно сосредоточилась на чем-то, настолько важном для неё, что даже собственная неминуемая гибель словно бы перестала иметь для неё значение.

— Твой дед... — прохрипела она в самое ухо Ивану и закашлялась –поперхнулась то ли собственной кровью, то ли попавшей ей в горло дождевой водой. — Они закололи его... А потом — в окно... Он не сам...

— Да, да, я знаю — я давно понял! — Иван низко наклонил голову и непроизвольно дернул рукой, которой зажимал страшную рану Мавры Игнатьевны, так что кровь из горла экономки плеснула ему прямо в лицо — но он и внимания на это не обратил. — Дед — не самоубийца! Но кто его заколол? Скажи мне!

Однако Мавра Игнатьевна уже переключилась на какую-то другую свою мысль — очевидно, ещё более значимую для неё.

— Твой дед и я... — выговорила она, а потом прибавила ещё какую-то фразу, но так тихо, что Иван Алтынов ни одного слова разобрать не сумел.

А вот Зина — хоть и находилась чуть дальше от истекавшей кровью Мавры — каким-то чудесным образом уловила смысл сказанного.

— Ребёнок? — переспросила она и тоже склонилась к самому лицу Мавры. — У вас родился ребёнок? Но что с ним сталось?

И на сей раз лицо ключницы исказилось — но снова не от боли, а от невероятного напряжения.

— Сес..тра... — в два слога произнесла она. — Обещала — она будет...

И это оказались последние её слова. Фонтанчик крови, бивший из сонной артерии Мавры Игнатьевны, вдруг резко иссяк — Иван ощутил это своей ладонью, которую вдруг перестал омывать горячий кровоток. Лицо ключницы запрокинулось, как если бы она воздела глаза к небесам — и ровно в этот момент над деревьями Духовского погоста снова полыхнул зигзаг молнии. Так что Иван Алтынов именно в этом ярчайшем свете, а не в тусклом отблеске фонаря, увидел: черты Мавры Игнатьевны сперва застыли, а потом мгновенно опали, расслабились. И только после этого разжались пальцы, что сжимали рукав Ивановой рубахи.

2

Иван Алтынов почти не заметил раската грома, что прокатился над деревьями. Зато он отлично уловил вопль, который последовал сразу за этим — такой отчаянный и протяжный, что даже рокот ливня не смог его заглушить. Но на сей раз кричал не человек. Эрик Рыжий, который до этого не издавал ни звука, теперь подал голос. И не ограничился одним только мявом: его вопль перешёл в утробное завывание боевого клича. Так что Иван Алтынов мгновенно уразумел, что происходит.

Он вскочил на ноги, успев подхватить с земли сковородочную ручку, и высоко поднял фонарь. Зина, которая мгновение назад не отводила глаз от Мавры Игнатьевны, вскинула голову. И в ужасе прижала к груди сцепленные в замок руки, так что рукава промокшего батистового платья задрались чуть ли не самых плеч девушки — как если бы это была ночная сорочка.

— Вставай! — закричал Иван, успев ощутить, как сильно ему хочется провести кончиками пальцев по этим обнажившимся рукам — почувствовать их влажную гладкость. — Хватай кота — и бежим!

Купеческий сын помнил — не смутно, а на удивление отчётливо, — что он видел незадолго перед тем, как молния ударила в чугунную лестницу у него в руках. Правики и левики — он про них не забыл. И теперь молился только, чтобы ещё не стало слишком поздно. Чтобы два движущихся круга не успели сомкнуться. Это было то единственное, на что они с Зиной ещё могли рассчитывать. Эрик не зря вопилсамозабвенно и яростно: ходячие мертвецы взяли алтыновский склеп в кольцо, которое вот-вот могло полностью сомкнуться. Пока Иван и Зина ловили слова истекавшей кровью ключницы, восставшие покойники подобрались к ним так близко, что лишь благодаря рыжему зверю не застали их врасплох. Дождь заглушил те отрывистые хрипы, которые издавали поднятые из могил мертвецы — оказавшиеся теперь от живых людей шагах в трёх, не более.

И всё же — благодаря фонарю Мавры Игнатьевны купеческий сын и его спутница сумели разглядеть в цепи мертвецов небольшой, в полсажени, разрыв. Куда они и устремились со всех ног.

— Беги рядом с мной, чтобы я тебя видел! — крикнул Иван Алтынов, и Зина даже не стала тратить время на ответ — только кивнула головой, давая понять, что услышала его.

Иван подумал мельком: хорошо, что девушка осталась в одних чулках. Не то она непременно стала бы оскальзываться на раскисшей земле. И запросто могла упасть, а заодно и выронить кота, который ошалело вертел круглой башкой у неё на руках. Тут им заступил дорогу один из восставших покойников —