Николай Свечин - Дознание в Риге Страница 53

– Знаю. Но какая-то пустота на душе. Вроде бы дело сделано и злодей наказан, а все зря…

В Петербурге друзья расстались. Титус сразу поехал дальше, в Нефедьевку. Дела и так заждались лесопромышленника. А сыщик закинул вещи домой и пошел на службу. В его голове созрел хитроумный план.

Зволянский оказался на месте и быстро принял Лыкова. Тот доложил об успешном завершении дознания. Шпионов выгнали, убийцы за решеткой. Директор слушал вполуха и ворошил на столе какие-то листки.

– Сергей Эрастович, когда все кончилось… – вкрадчиво начал Алексей. – Словом, могу я теперь отгулять свой отпуск?

– Какой еще отпуск? – удивился действительный статский советник. – Ты же его отгулял.

– Побойся бога, Сергей Эрастович! Я в это время шпионов с убийцами выслеживал. Позабыл? Совместная комиссия двух министерств.

– Была комиссия, помню. Но она создана уже после завершения твоих четырнадцати дней отдыха.

– Но… как же так? Не по совести. Я в Риге эти четырнадцать дней не рыбу ловил, а опасных людей.

– И кто тебе это поручал? – хмыкнул директор. – Я не поручал. Горемыкин тоже. Ты на свой страх и риск ввязался в частное дело, которое касалось твоего управляющего… как его? Титуса.

– Но мы в эти четырнадцать дней открыли шпионскую сеть!

– Напомни об этом военному министру. Пусть выхлопочет у государя для тебя ленту. Сразу Анну первой степени…

– Сергей Эрастович, но ведь это нечестно.

– По-моему, честно. Вот скажи, сколько ты платишь своему Титусу? Больше, чем мне царь-батюшка?

– А ты какое жалование получаешь?

– Восемь тысяч плюс столовые и квартирные. Еще что-то на дрова и свечи.

– И сколько выходит на круг?

Зволянский стал считать в уме, но сбился и перешел на бумажку.

– Так… Тринадцать тысяч.

Лыков подумал-подумал и сказал:

– Понимаешь, я и сам точно не помню, сколько плачу этому мошеннику. Но, конечно, с тантьемами у него выходит больше.

– Вот видишь! – дико заорал директор. – Больше! Какой тебе после этого отпуск? Граф Монте-Кристо!

Надворный советник понял, что Ветлугу он увидит нескоро.

– На, – Зволянский немного успокоился и взял со стола те самые бумаги. – Накопились, пока ты стремижки уплетал с угрями.

– Так вместе уплетали, – не удержался сыщик.

– Молчи. Дел уйма, а он все о своем думает… Изучи и вечером приходи на доклад. Особенное внимание обрати на отношение градоначальника об антропометрической станции. Не смею задерживать.

Эпилог первый

В конце августа того же 1898 года Лыков сидел у себя на Моховой и лениво просматривал газеты. Был субботний вечер. Завтра не на службу. Жена с детьми давно в Нефедьевке, и идти сыщику в воскресенье было особо некуда.

Внимание его привлекла заметка в «Новом времени». Называлась она «Венчание в Южно-Китайском море». Ну-ка, неужели?

Действительно, в заметке сообщалась долгожданная новость. На пароходе «Саратов» ехали на службу во Владивосток войска. Капитан квантунской крепостной артиллерии Москвин подал рапорт начальнику эшелона полковнику Холодовскому о желании вступить в брак. Невеста – купеческая вдова из Риги Лиза Эглит. Она плыла на восток в надежде устроить свою жизнь. С разрешения полковника и судового иеромонаха Ювеналия, а также с согласия командира парохода вечером в тот же день на спардеке «Саратова» было совершено таинство брака. Перед этим госпожа Эглит добровольно крестилась по православному обряду, перейдя из лютеранства в веру будущего супруга. Венцы и обручальные кольца изготовили механики судна за три-четыре часа. Спардек был освещен электричеством и убран коврами, флагами и тропическими растениями. Офицер эшелона исполнил роль псаломщика, а хор состоял из нижних чинов. После венчания пассажиры и служащие были приглашены в кают-компанию на бокал шампанского, после чего опять вернулись на спардек. Начались танцы под звуки оркестра, сформированного из все тех же нижних чинов… Корреспондент особо отметил красивые волосы госпожи Москвиной, по первому браку – Эглит.

Лыков вздохнул, вырезал заметку из газеты и вложил ее в конверт с инструкциями Титусу. Письмо уже было написано и ждало отправки. Пусть Яша тоже порадуется.

Эпилог второй

События первой русской революции приняли в остзейском крае особо жестокие формы. 1905 год начался в Риге Кровавым четвергом. Тринадцатого января войска расстреляли у Железного моста демонстрацию, шедшую с красными флагами из Московского форштадта. Среди погибших особенно много было латышей. Историки называют разные цифры убитых и утонувших в Двине: от тридцати до двухсот человек (последняя цифра, конечно же, преувеличена). Население сначала ахнуло в испуге, но потом сопротивление усилилось. Повсеместно стали убивать правительственных чиновников. Больше всего шуму наделало нападение на Рижскую центральную тюрьму в ночь с 6 на 7 сентября. В нем участвовали пятьдесят два боевика! Из них сорок семь были латыши, остальные – евреи-бундовцы. Руководил операцией Петр Маляр. Им удалось освободить пятерых арестантов. Новая волна насилия охватила Ригу 22 и 23 октября. Рабочие фабрики Кузнецова вышли с хоругвями и иконами на православную демонстрацию. В них начали стрелять с тротуаров… Это были боевики латышских дружин и отряды еврейской самообороны. Последние, видимо, решили, что рабочие задумали погром, и напали первыми. В завязавшейся кутерьме то те, то эти брали верх. Два дня на Московском форштадте лилась кровь. Погибли шесть латышей, три русских и два еврея. Среди тридцати шести раненых большинство тоже оказались латышами.

Волнения были не только в Риге. В Туккуме[71] 29 ноября толпа напала на местный гарнизон. Он состоял из полуэскадрона 2-го драгунского Псковского полка. В схватке были убиты восемнадцать драгун и комендант города подполковник Миллер. Раненых добивали ножами…

Власти ответили карательными экспедициями, которые в жестокости состязались с акциями революционеров. Распря залила кровью весь Прибалтийский край. Когда в городах уже был восстановлен порядок, заволновались уезды. В те дни по всей России сжигали помещичьи усадьбы. Но именно в остзейских губерниях война крестьян с помещиками приняла наиболее жуткие формы. Арендаторы, столетиями терпевшие притеснения баронов, наконец отомстили. Они спалили 40 % всех поместий – больше чем где бы то ни было в империи. (В среднем по России сожгли лишь 6,6 % помещичьих имений.) Военные пришли в деревни и стали вешать и пороть. В ответ «лесные братья» начали партизанскую войну, которая длилась до 1908 года. Погибли сотни русских солдат и тысячи латышей.

Вихрь революции резко переменил судьбу А. Ф. Кошко. Бывший подпоручик запаса армейской пехоты сделал к тому времени хорошую карьеру. Перейдя в сыскную полицию, он быстро дорос до начальника отделения. Но угар девятьсот пятого года едва не стоил ему жизни. На квартиру к приставу явились десять вооруженных боевиков, понятно, зачем. По счастью, тот отсутствовал. После этого происшествия он сбежал в Петербург. Послужив некоторое время в Царском Селе, Кошко неожиданно стал помощником знаменитого В. Г. Филиппова, начальника сыскной полиции столичного градоначальства. Спустя несколько лет он был назначен начальником МСП[72], где и получил заслуженную известность как выдающийся сыщик. В 1914 году Аркадий Францевич перешел в Департамент полиции и служил вместе с Лыковым в знаменитом Восьмом делопроизводстве.

Латышские боевики-анархисты поставили с ног на голову даже спокойный Лондон. 16 декабря 1910 года они решили ограбить ювелирную лавку в Уайтчепеле. Сняли квартиру над ней и стали пробивать пол. Шум услышали соседи и вызвали полицию. Прибыл наряд, бобби были вооружены лишь дубинками. Латыши без раздумий открыли по ним огонь. Два сержанта и констебль были убиты, еще двое ранены; анархисты сбежали.

Это было неслыханное происшествие для Англии: там преступники обычно сдавались без сопротивления. А тут расстрел безоружных полицейских, мгновенно, без колебаний. Привычки, приобретенные в революцию девятьсот пятого года… Скотланд-Ярд вышел на след убийц 3 января, их явку обнаружили с помощью осведомителя в доме номер сто на Сидней-стрит. Полиция окружила здание. Сержант стал кидать камешки в окно, чтобы оповестить боевиков, что они окружены, и предложить сдаться. Сразу в него прилетели четыре пули…

Началась перестрелка. Полицейские были вооружены бесполезными на таком расстоянии дробовиками. Латыши отвечали из маузеров, и много результативнее. В конце концов министр внутренних дел Уинстон Черчилль вызвал шотландских гвардейцев, кучу снайперов и даже взвод полевой артиллерии. Началась осада, среди полиции появились раненые. Дом загорелся и частично обвалился. В разгромленной квартире нашли всего два трупа. Это были латышские анархисты Думниекс (Сваар) и Ватель (Соколов). Их предводитель, знаменитый Петр Маляр, скрылся загадочным образом. Двоюродного брата Думниекса Екаба Петерса пытались осудить – трое полицейских были убиты из его пистолета. Не вышло: адвокаты воспользовались тем, что прямых свидетелей не было, и Петерса оправдали за недоказанностью. Он стал модной фигурой в светском обществе. Кузина Черчилля Клер Шеридан боролась за его сердце с дочерью банкира Мэй Фриман. Деньги взяли верх, и боевик женился на Мэй…