Наталья Александрова - Батумский связной Страница 53

– Господин Вольский, он же Стоценко, он же Алпатов, – жестким голосом произнес офицер, – вы арестовываетесь военной контрразведкой по целому ряду обвинений. Извольте передать мне пакет. – И Горецкий протянул руку к проклятому замшевому мешочку.

Вольский переводил глаза с Бориса на офицера. Вот черт, подвело чутье! Прошляпил подставного курьера. Он скосил глаза на окно, но один из казаков уже стоял рядом, и, безнадежно махнув рукой, Вольский протянул камни контрразведчику.

Баронесса Штраум проснулась поздним утром. Сегодня никакие нежеланные посетители не тревожили сладкий утренний сон прелестной Софи. Баронесса потянулась в постели и постаралась вспомнить что-нибудь приятное. Тогда с утра будет хорошее настроение, день пройдет гладко, и не отложится на лице ни единой морщинки. Однако сегодня что-то не вспоминалось ничего приятного. Ее жизнь в этом городе была трудной и опасной, знакомые в салоне все ужасно надоели. Несколько оживляло скучное существование присутствие симпатичного молодого человека, но он оказался курьером, так что и с ним теперь могли связывать баронессу только деловые отношения. Она на минуту прислушалась к себе, что-то безотчетно тревожило ее с утра, какая-то тень бродила в мозгу.

Софи тряхнула головой, выпрыгнула из постели и, прежде чем крикнуть снизу горничную с умыванием, подошла к окну, но по давно установившейся привычке не стала отдергивать кружевную занавеску, а осторожно приподняла краешек. Как только она оглядела улицу напротив дома, так сразу поняла причину своего беспокойства после пробуждения. Напротив ее окон стоял черномазый вертлявый молодой человек с тросточкой – филер. Он прохаживался по тротуару и время от времени демонстративно поглядывал на окна баронессы.

Софи подавила в себе желание опрометью отскочить от окна. Она медленно отпустила занавеску, отошла обратно к кровати и задумалась. Не татарин, те бы не стали следить, а просто пришли бы в дом и узнали все, что им надо. Скорее всего этот из полиции – в контрразведке действовали бы осторожнее. Что нужно от нее феодосийской полиции? Ни в каких ограблениях и кражах она не принимала непосредственного участия, Вольский использовал ее исключительно для связи и особых поручений. Контрразведка арестовала Вольского и курьера, пришел ее черед? Но тогда при чем тут полиция?

Так или иначе, она будет действовать быстро. Бриллианты у Вольского, так что татары не будут иметь к ней никаких претензий, все остальное ее не касается, Вольский пусть выпутывается как сможет.

Баронесса позвала служанку, умылась, выпила утренний кофе, стараясь не выглядеть озабоченной. Затем она оделась для утренней прогулки в белое, прихватила зонтик и крошечный ридикюль и вышла на улицу, где было уже довольно жарко. Филер, не скрываясь, двинулся за ней.

Красавица с фиалковыми глазами, улыбаясь знакомым, прогуливалась по Итальянской. Глядя в витрины магазинов, она выяснила, что филер, преследующий ее, является единственным. Это вызвало у нее прилив бодрости. Она зашла в кондитерскую «Бликнер и Робинзон», поболтала там с хозяином и попробовала новый сорт шоколадных конфет. Там она встретила знакомого по салону и долго говорила с ним о пустяках, делая серьезное озабоченное лицо, а сама посмеивалась, думая, какие его ожидают неприятности завтра в полиции.

После этого баронесса посетила шляпный салон, магазин тканей, парфюмерную лавку и наконец зашла в мастерскую мадам Коко «Изящные корсеты, удобные бандажи и бюстодержатели».

Филер, как и в остальных случаях, оставался на улице. Баронесса не знала, что, кроме филера, за ней следит еще один человек, и делает это не напоказ. Но в мастерскую корсетов даже очень большому мастеру слежки вход был закрыт, если он не женщина.

В помещении мастерской баронесса Штраум кивнула девушке за прилавком и прошла за перегородку, откуда слышался стук швейных машин. Поманив рукой одну мастерицу, баронесса удалилась в кабинку для примерки.

Через пять минут в маленьком дворике открылась дверка, из нее, крадучись и испуганно оглядываясь, вышла женщина в белом летнем платье. Надвинув на лицо шляпу, женщина почти побежала из двора в соседний переулок. Филер по-прежнему стоял у дверей магазина. Неизвестный же из контрразведки усмехнулся и устремился за женщиной в белом. Во дворе стало тихо. Через некоторое время опять тихонько раскрылась маленькая дверца, из нее вышла старуха татарка, закутанная в поношенное покрывало, и отправилась прочь, сгорбившись и глядя себе под ноги.

Преследователь почти догнал баронессу, и тут вблизи ему показалось что-то не то в ее осанке и походке. Предчувствуя неладное, он не скрываясь обогнал ее и заглянул в лицо – так и есть, это была вовсе не баронесса Штраум. Он схватил самозванку за руку, та завизжала. Полчаса ушло на то, чтобы притащить ее в мастерскую, утихомирить визжащих девушек-швей и объясниться с хозяйкой мадам Коко. Баронессы к тому времени, естественно, и след простыл.

Глава тринадцатая

Борис сложил гостиничное одеяло валиком и устроил его на кровати таким образом, что со стороны в плохо освещенном номере казалось – в постели спит человек.

Сам Борис устроился в кресле. Он положил на колени револьвер, а сигнальный шнур взял в руки.

Гостиница «Париж» постепенно затихла. Время в темноте тянулось удивительно медленно, и когда слабый отблеск лунного света упал через окно на настенные часы, Борис увидел, что всего лишь полночь. Он дернул сигнальный шнур один раз, что означало проверку. В ответ шнур дернулся точно так же – люди Горецкого в соседней комнате бодрствовали, в любую минуту готовые прийти Борису на помощь. Это успокаивало.

Борис устроился в кресле поудобнее. В углу комнаты вдруг поднялась половица, и из-под нее полезли один за другим смуглые усатые турки с огромными кривыми ятаганами. Борис в ужасе вскочил – и проснулся. Он протер глаза, чтобы отогнать сон, и осторожно сел в кресло. Всмотрелся в настенные часы – они показывали полпервого. В комнате было так же тихо и пусто, как прежде. Борис снова дернул шнурок и получил ответ с небольшим запозданием, видимо, агенты в соседнем номере тоже слегка задремывали от нечего делать.

Тогда он сел как можно неудобнее, чтобы снова не сморил сон.

За окном прошла, горланя песни, подвыпившая компания юнкеров, затем снова все стихло. Время тянулось мучительно медленно. Казалось, близится уже рассвет, но, всмотревшись в часы, Борис увидел, что еще только двадцать минут второго. По улице с неимоверным скрипом колес проехала татарская арба, хозяин гортанным окриком подгонял своих сонных волов. Снова наступила тишина – вязкая, тягучая, утомительная.

Вдруг Борис почувствовал непонятную, необъяснимую тревогу. Его ладони стали влажными от пота, холодные капли потекли по спине. Все его тело напряглось от предчувствия опасности, смертельной опасности.

Он дернул шнур, чтобы убедиться в присутствии людей за стеной, но ответного сигнала не было. Он дернул еще раз, гораздо сильнее, и вместо ответа почувствовал тяжелое пассивное сопротивление, будто к другому концу шнура был подвешен тяжелый неживой груз…

Стараясь не поддаться панике, Борис несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, сжал и разжал кулаки. Главное было – не зашуметь раньше времени, тогда вся с таким трудом подготовленная ловушка рухнет. Пальцы правой руки нащупали в кармане тонкий шелковый шнурок. Борис вспомнил, что это тот самый шнурок, которым орудовал Вэнс в Батуме, тот самый, которым он задушил многих. Борис вынул шнурок из кармана – все же это было оружие, да к тому же бесшумное, а пока он будет доставать «наган» да взводить курок, может быть поздно. Напряженно всматриваясь в темноту, он не замечал ничего подозрительного, но чувство опасности до такой степени наэлектризовало воздух в комнате, что у Бориса зашевелились волосы на голове.

И тогда он услышал тихий, едва слышный скрип. Скосив глаза в сторону этого звука, Борис увидел, как медленно, едва заметно открывается дверца платяного шкафа. Борис замер, стараясь вообще не дышать. Слабый свет луны, сочащийся с улицы, не попадал в тот угол комнаты, где стояло кресло, и Борис был невидим в темноте.

Дверца шкафа открылась наполовину, и в образовавшемся проеме возникла человеческая фигура.

Человеческая ли?

В этой гибкой, упруго двигающейся тени чувствовалась огромная звериная сила и смертоносная грация хищника. Это был убийца, настоящий убийца. Выскользнув в комнату, он в два мягких крадущихся шага подошел к кровати и поднял руку. В облаке лунного света вспыхнула серебристая полоска лезвия. С коротким шумным выдохом убийца вонзил это лезвие в то, что он считал человеком, лежащим на кровати. И тут же по звуку, с которым нож вонзился в свернутое одеяло, убийца понял свою ошибку.

Все дальнейшее заняло ничтожную долю секунды.

Убийца еще только начал оборачиваться, пытаясь одновременно выдернуть нож, застрявший в металлических пружинах кровати, а Борис, выброшенный из кресла неизвестной силой, в один огромный прыжок подскочил сзади к своему невидимому противнику. Им руководил древний инстинкт, и поэтому он даже не притронулся к револьверу, лежавшему уже на коленях, а воспользовался тем самым шелковым шнурком. Он успел захлестнуть его на шее убийцы прежде, чем тот повернулся, чтобы отбить нападение. Борьба была страшной и совершенно беззвучной. Борис чувствовал, что противник намного сильнее, но помогло то, что ему так и не удалось вытащить застрявший нож, и то, что Борис напал первым и успел уже затянуть шнурок.