Энн Грэнджер - На злодеев глаз наметан Страница 57

– В таком случае, – перебил меня Данн, – как Джонатан Тапли мог совершить убийство? По мнению доктора, убийство произошло между пятью и началом восьмого, когда обнаружили труп. Джонатан Тапли не мог этого сделать. Кроме того, нам известно, где он был и чем занимался во время убийства. Весь тот день он провел в суде! В половине пятого он был у себя в конторе и ел холодную курицу. В пять он проводил там совещание по делу. Напоминаю, именно тогда, по мнению врача, произошло убийство! Тапли представил список людей, которые видели его в конторе и говорили с ним. Кстати, зачем ему вообще было убивать своего кузена?

– Мистер Данн, позвольте мне объяснить, – попросил я.

– Пожалуйста, – язвительно разрешил Данн, делая широкий жест рукой. – Признаюсь, Росс, с нетерпением жду ваших доводов. Приступайте!

Я начал осторожно:

– Гийом все время повторяет, якобы со слов мужа, что они с кузеном поссорились. Она предполагает, что между ними произошел серьезный разлад. Такое вполне могло быть. Из того, что Гийом не спешит выкладывать все, что ей известно, еще не следует, что всем ее словам нельзя верить. Она искажает факты ради собственной выгоды, но, как ни странно, она их придерживается. Какие отношения сложились у Джонатана с Томасом? Подумайте, сэр. Джонатан вынудил своего кузена покинуть страну, отобрал у него единственную дочь, Флору. У нас есть все основания полагать, что Томас любил своего ребенка. Лиззи узнала, что он скрытно разыскал Флору в Лондоне и советовал ей хорошенько подумать, прежде чем выйти замуж. Так нам сказала сама Флора…

Но по словам Джонатана, его договор с кузеном был вполне дружелюбным; Томас был благодарен Джонатану и его жене за то, что они взяли к себе в дом малышку Флору и воспитывали ее, как родную дочь. Томасу, по словам Джонатана, «трудно» было навещать дочь, поэтому его приезды были такими редкими и такими краткими. Но правда ли это? По словам Джонатана, Томас согласился, что для него лучше всего будет навсегда уехать во Францию. Неужели он никак не возражал против такого предложения своего кузена? Сейчас мы уже ничего не узнаем наверняка. Если даже Томас и возражал, Джонатан ничего нам не сообщил. По-моему, есть расхождение между тем, что рассказал нам Джонатан, и тем, что нам стало известно от Флоры о поступках ее отца, когда он вернулся в Лондон.

Из-за того что Джонатан – почтенный представитель адвокатского сословия, мы склонны больше верить ему. Викторина вела в молодости бурную жизнь, с ней трудно иметь дело, и она, очевидно, не доверяет представителям закона, поэтому мы не можем поверить тому, что она говорит. В том числе и рассказу о старой ссоре, которая, по ее словам, имела место между Томасом и его кузеном. Возможно, Викторина – худший враг самой себе. Подумайте, сэр! Томас ни разу не пытался связаться с Джонатаном с тех пор, как больше года назад вернулся в Англию. Он жил в Лондоне, на южном берегу Темзы, на одной улице с нами… с Лиззи и со мной. Он регулярно переходил Темзу по мосту Ватерлоо, чтобы провести день в центре города. Там его и встретила Лиззи. Дженкинс, который караулил его в своем клоунском костюме, тоже выследил его на мосту. И все же Томас ни разу не добрался до дома кузена – или даже до его конторы на Грейз-Инн-Роуд. Томас разыскал дочь в публичной библиотеке и попросил, чтобы она никому не рассказывала об их встрече. Он согласился с тем, что она переоденется мальчиком и потихоньку приедет к нему. По-моему, он не доверял своему кузену Джонатану и очень боялся, как бы Джонатан не узнал о его возвращении в Лондон. Почему? Томас, конечно, обещал не возвращаться на родину, но нарушил слово. Он боялся гнева Джонатана? Того, что вспомнят старый скандал? Или чего-то совершенно другого? Знаете, при нашей первой встрече Джонатан сказал одну странную вещь. Тогда его слова показались мне просто проявлением дурного вкуса, но сейчас я поневоле задумываюсь. Я заметил его трость с набалдашником в виде черепа. Он увидел, что трость привлекла мое внимание. Поднял ее повыше и заверил меня в том, что он не разбивал ею голову своему кузену. Я бы не принял его за человека, способного на такие грубые шутки и так некстати. Так почему же он это сказал? Может быть, решил отмести мои подозрения, чтобы я ничего не подумал?

– Предположим… – проворчал Данн.

– Сэр, дайте мне хотя бы возможность еще раз проверить алиби Тапли! Если мне удастся его расколоть… найти где-то трещину…

– Вы без нужды оскорбите порядочного человека, а нас выставите на посмешище! – буркнул Данн. – Как вы собираетесь проверять его алиби на время убийства, если у нас есть показания врача, что жертва умерла в шестом часу?

– У меня есть одна мысль, и я хочу ее проверить, сэр, – ответил я.

Данн вскинул руки вверх, а затем с размаху опустил их ладонями на столешницу.

– «Одна мысль»? Мне кажется, Росс, у вас полно мыслей, и каждая новая безумнее предыдущей. Где, позвольте спросить, вы их набираетесь? Что навело вас на вашу последнюю мысль?

Я позволил себе улыбнуться, что, похоже, встревожило суперинтендента.

– Пирог со стейком и почками, сэр.

Увидев, как смотрит на меня Данн, я поспешил объясниться. Суперинтендент только хмыкнул.

– Сорок восемь часов, Росс. Даю вам сорок восемь часов. Если к этому сроку вы не предъявите обвинение Джонатану Тапли, я лично обвиню Эктора Ма в убийстве Томаса Тапли.

– Говорят, ваш инспектор арестовал французика за убийство старичка с вашей улицы.

Голос послышался словно ниоткуда. От неожиданности я вздрогнула. Огляделась по сторонам, и неясная тень на пороге оформилась в знакомую оборванную фигуру Угольщика Джоуи.

– А, Джоуи! – с облегчением воскликнула я. – Где ты пропадал? А я тебя ищу.

– Правда? – Джоуи ухмыльнулся. – Вот и я так подумал, потому и сбежал.

– Почему?

– Потому что, – терпеливо ответил Джоуи, как будто беседовал с умственно отсталой, – вы наверняка пересказали своему старику то, что я говорил вам – о молодом парне, которого я высмотрел на улице, того что приходил к старому Тапли. А ведь ваш муженек полицейский, и он наверняка захотел бы меня допросить. Не люблю болтать с сыщиками. Вот я и смылся. Но теперь услыхал, что он поймал убийцу, и значит, я больше его не интересую. Поэтому можно вернуться… – Джоуи помолчал и заключил: – Вот я и вернулся!

– Мой муж в самом деле хотел поговорить с тобой, – призналась я. – Но не сейчас, потому что мы уже знаем, кто тот молодой человек, которого ты видел.

– Неужто правда? Знаете? – разочарованно протянул Джоуи. – И к убийству он отношения не имеет?

– Нет… точнее, почти не имеет. Но ты правильно поступил, когда поделился со мной тем, что видел. Если когда-нибудь еще увидишь что-нибудь необычное, можешь рассказать мне. Свидетели всегда играют очень важную роль.

Джоуи, очевидно, понравилось, что он может быть важным, но его радость охлаждала необходимость говорить с полицейскими.

– Значит, французик? – Он задумчиво уставился на меня. – Говорят, за ним гнались по всему Уоппингу. И Речная полиция тоже. Французик залез на крышу и стоял на трубе, грозил им кулаками и ругался на чем свет стоит. Потом пробежал по всем крышам до самой набережной и как прыгнет в воду! Чтобы сбежать от них, он переплыл Темзу. Но полицейские погнались за ним в лодке и выловили из воды, а он ругался и вырывался. Чтобы удержать его, понадобилось шесть человек!

– Да, все примерно так и было, – согласилась я. Я понимала, почему погоня за Ма, свидетелями которой было столько народу, сразу же превратилась в легенду. При каждом пересказе подвиги Ма делались все более фантастичными. Он стал кем-то вроде сказочного Джека-Прыгуна.

– И еще я очень рада тебя видеть, Джоуи, потому что сама хочу с тобой поговорить. Ты, кажется, любишь лошадей?

– Да, – осторожно согласился Джоуи.

– Я знаю одного кебмена по имени Уолли Слейтер. Он очень славный человек. Раньше он был боксером, поэтому вид у него довольно устрашающий, но на самом деле он очень добрый. Ему нужен помощник, который ухаживал бы за лошадью и чистил его экипаж – четырехколесный, закрытый, – когда он возвращается домой в конце дня. Я рассказала ему о тебе, и он согласен испытать тебя. Вряд ли он сможет много платить, и все же ты будещь регулярно получать жалованье и у тебя появится крыша над головой, что гораздо лучше, чем жить на улице.

Выражение лица Джоуи все время менялось: удивление сменялось недоверием, тревогой и чем-то вроде страха.

– Да, и он, скорее всего, изобьет меня до полусмерти, если я что-нибудь сделаю не так… или его конь разобьет мне голову!

– Джоуи, мистер Слейтер тебя пальцем не тронет. Он ведь знает, что мы с тобой знакомы, и не захочет меня огорчать. – В последнем я была почти уверена. Я не была уверена в том, что Уолли Слейтеру так не захочется огорчать меня; просто он не захочет, чтобы я ему выговаривала. – Ты ведь не можешь всю жизнь провести на улице и ничего не делать!