Оливер Пётч - Дочь палача и король нищих Страница 6

– Отец там, наверное, задержится.

Лекарь кивнул и проследил, как две утки, подняв тучи брызг, взлетели с воды. Магдалена уже рассказывала ему о том, что ее отец уехал к больной сестре.

– А что, собственно, сказал на этот счет Лехнер? – спросил наконец Симон. – Он все-таки судебный секретарь и, думаю, мог бы спокойно запретить твоему отцу уезжать из города. Тем более летом, когда помои воняют на весь Лех.

Магдалена рассмеялась.

– А что ему делать? Отец просто взял и уехал. Лехнер страшно ругался и обещал повесить отца, когда тот вернется. До него потом только дошло, что палачу самого себя вешать не с руки… – Она вздохнула. – Немалый штраф, наверное, придется заплатить. И пока отец не приехал, нам с матерью приходится вкалывать не разгибаясь.

Она вдруг мечтательно закрыла глаза.

– А этот Регенсбург, он вообще далеко отсюда?

– Очень далеко. – Симон ухмыльнулся и игриво погладил ее по животу. Магдалена до сих пор так и не оделась, и на загорелой коже поблескивали под солнечными лучами капельки воды. – Во всяком случае, достаточно далеко, чтобы твой отец какое-то время не досаждал нам своими выговорами, – добавил он и довольно зевнул.

Магдалена резко вскочила.

– Ну да, как же, а твой старик нас будто не травит. К тому же у отца были серьезные основания для поездки. Так что прекрати ухмыляться, как идиот.

Девушка вспомнила о письме из Регенсбурга, которое так огорчило отца. Она, конечно, знала, что там у него была младшая сестра, но даже предположить не могла, что они и после стольких лет были так близки. Магдалене исполнилось два года, когда тетя, спасаясь от чумы, а также от каждодневных нападок и колкостей, сбежала с каким-то цирюльником в Регенсбург. Дочь палача не переставала дивиться подобной смелости.

Она молча запустила в реку камешек, тот подскочил несколько раз, прежде чем его проглотило течение, и проговорила – больше для себя самой, нежели для Симона:

– Уж не знаю, кто в эти недели будет улицы убирать. Если совет полагает, что это буду я, то они там здорово просчитались. Я лучше до конца лета в яме просижу.

Симон хлопнул в ладоши.

– Отличная идея! Или мы просто останемся в этой бухте!

Он принялся осыпать ее поцелуями. Магдалена начала вырываться, хоть и не так решительно.

– Симон, прекрати. Если нас кто-нибудь увидит…

– Да кто нас увидит? – Лекарь провел рукой по ее черным мокрым волосам. – Разве только деревья научатся ябедничать.

Магдалена засмеялась. Из этих вот редких мгновений, проведенных возле реки или в каком-нибудь сарае, и состояла вся их любовь. Они до сих пор мечтали пожениться, но строгие законы города этого не допускали. Вот уже несколько лет молодые люди довольствовались отношениями, напоминавшими скорее бесконечные игры в прятки. Как дочери палача, Магдалене запрещалось вступать в связь с представителями более высоких сословий. Палачи, как и могильщики, цирюльники или шуты, считались неприкасаемыми. Поэтому о свадьбе с лекарем даже речи идти не могло. Хотя это Симона не останавливало, и он продолжал встречаться с ней в сараях или на полянах где-нибудь в окрестностях. Позапрошлой весной они даже совершили вместе паломничество в Альтеттинг. То был один-единственный случай, когда они могли посвятить друг другу все свое время. На рынках и в трактирах Шонгау похождения лекаря и дочери палача давно уже стали излюбленной темой для разговоров. К тому же отец Симона, старый Бонифаций Фронвизер, все более настойчиво принуждал сына жениться наконец на какой-нибудь молодой горожанке. Если Симон и впредь хотел работать городским лекарем, это было, в общем-то, неизбежно. Но юноша все отмахивался от отца и продолжал тайком встречаться с Магдаленой.

– Быть может, нам тоже следует сбежать в Регенсбург, – прошептал он между поцелуями. – Город вдохнет в нас новые силы. Там мы сможем начать новую жизнь…

– Ну тебя, Симон! – Магдалена отстранилась от лекаря. – Долго ты меня еще такими обещаниями кормить будешь? Но что со мной станет? Я неприкасаемая, не забывай этого. В итоге мне все равно придется вычищать помои все равно где.

– Но там же тебя никто не знает!

Магдалена пожала плечами.

– И что же я там буду делать? В городах и без меня полно безработных, и…

Симон прижал палец к ее губам.

– Не говори ничего. Хотя бы сейчас не будем об этом думать.

Он закрыл глаза, склонился над ней и снова начал осыпать поцелуями.

– Симон… не надо… – прошептала Магдалена, однако сопротивление ее уже было сломлено.

В это мгновение в ветках над ними что-то хрустнуло.

Магдалена взглянула наверх. Среди листьев она заметила какое-то шевеление. Внезапно что-то теплое капнуло ей на лицо, и по лбу медленно растеклась вязкая жидкость. Магдалена провела рукой по лицу и поняла, что в нее плюнули.

Послышался сдавленный смех, после чего Магдалена увидела двух мальчишек лет двенадцати, проворно спускавшихся с дерева. В одном из них она узнала младшего сына городского советника и пекаря Михаэля Бертхольда, с которым Магдалена с давних пор была не в ладах.

– Палачку лижет лекарь, палачку лижет лекарь, – пропел второй мальчишка и бросился наутек.

Магдалена с отвращением вытерла остатки слюны со лба, а Симон вскочил и погрозил кулаком ухмыляющимся сорванцам.

– Ублюдки паршивые! – крикнул он. – Я вам все кости за это переломаю!

– У палачки-то получше выйдет! – прокаркал второй мальчишка и скрылся в кустах. – Вы еще на дыбе попробуйте, свиньи!

Маленький Бертхольд между тем не двигался с места. У него дрожали коленки, и губы сомкнулись в тонкую линию, но он, странное дело, продолжал упрямо смотреть на Симона. Лекарь в расправленной рубашке и расстегнутом сюртуке несся на мальчишку, словно берсеркер.

– Это был не я! – заверещал он, когда Симон замахнулся на него. – Это все Бенедикт! Честное слово! Мы, вообще-то, просто искали вас… ну, чтобы, эм…

Рука Симона замерла над головой мальчика, он только сейчас заметил, как Бертхольд с разинутым ртом таращился на полуголую Магдалену. Она худо-бедно спряталась за булыжником и торопливо застегивала корсаж. Лекарь хлопнул мальчишку по лбу, и тот кувыркнулся в грязь.

– Тебя пастор разве не учил благочестию? – рявкнул Симон. – Будешь и дальше так пялиться, Господь тебя слепотой накажет. Ну, чего ты там хотел?

– Меня отец послал, – промямлил мальчик. – Велел привести к нему дочку Куизля.

– Этот старикан? – Магдалена, уже одетая, вылезла из-за булыжника. – И что же ему понадобилось от меня? Может, он тоже прячется где-нибудь на дереве и глазенки таращит?

Пекарь Шонгау и вправду на старости лет прослыл на всю округу бабником и старым развратником. Когда-то он домогался и до Магдалены, но натолкнулся на яростный отпор и с тех пор распускал слухи, что дочь палача вступила в связь с дьяволом и заколдовала лекаря. Три года назад суеверному пекарю почти удалось отправить на костер знахарку Марту Штехлин, обвиненную в колдовстве. Но отец Магдалены сумел тогда расстроить его замыслы, и с того времени Бертхольд люто возненавидел Куизлей и при любой возможности отравлял им жизнь.

– Это из-за его служанки, Резль, – ответил мальчик, уставившись на ее глубокое декольте. – У нее живот вздулся, и она орет как резаная.

– Так она что, беременна? – спросила Магдалена.

Мальчишка принялся ковырять в носу и пожал плечами.

– Не знаю. Люди говорят, что в нее дьявол вселился. Отец сказал, что надо бы тебе на нее посмотреть.

– Ну да, для этого он обращаться ко мне не брезгует… – Дочь палача насмешливо глянула на мальчика. – И что же твой отец к Штехлин не пошел?

– Бертхольду легче самого себя кастрировать, чем знахарку о чем-то просить, – заметил Симон, застегивая сюртук. – Сама знаешь, он до сих пор считает Марту ведьмой и не прочь на костер ее отправить. К тому же многие считают тебя знахаркой не хуже ее. А может, даже и лучше.

– Не говори чепухи. – Магдалена стянула мокрые волосы в пучок. – Остается только надеяться, что у Резль ничего серьезного. Хватит болтать, идем уже!

Магдалена помчалась по узкой тропинке к Речным воротам и на бегу еще раз оглянулась на Симона.

– Быть может, там и ученый лекарь понадобится. Будет хоть кому воду таскать.

Как только они свернули в Бранный переулок, Магдалена поняла, что придется иметь дело с тяжелыми родами. Сквозь узкие зарешеченные окошки в доме пекаря разносились вопли, издаваемые скорее коровой на скотобойне, нежели девушкой. Перед домом собрались и боязливо шептались ремесленники и крестьяне. Когда к толпе приблизились Симон и Магдалена, люди пропускали их крайне неохотно.

– Вот и палачка явилась, она-то изгонит из бедняжки дьявола, – послышался шепот.