Дональд Томас - Смерть на коне бледном Страница 6

В свой бинокль охотник видел, что артиллерийская батарея на северном фланге испытывает серьезные затруднения. Незапланированное и приятное дополнение. Ничего удивительного, учитывая полную некомпетентность того, кто поставил подразделение на эту позицию. Судя по действиям зулусов, юные неопытные воины Кечвайо выучили свой урок гораздо быстрее, чем от них того ожидали.

После выстрела железное чудовище, исходящее огнем и дымом, почти на минуту становилось беспомощным, его приходилось перезаряжать. Туземцам всего-то и нужно было сначала упасть в траву и подождать, пока страшная молния с грохотом пронесется над головами, после же орудие оказывалось беззащитным перед ними, зулусы поднимались на колени, потом на ноги и бросались вперед, потрясая копьями.

Каждый раз, пока канониры перезаряжали пушки, офицеры осажденной батареи с неимоверным трудом удерживали врага при помощи револьверов и сабель. И тут начинало сказываться численное превосходство дикарей. Удача была уже не на стороне имперских войск, артиллеристов вот-вот могли отрезать от основных сил и разгромить.

Нужно было спасать орудия, и вскоре поступил соответствующий приказ. Облаченные в темные мундиры солдаты споро подтянули семифунтовые пушки к запряженным лошадьми передкам и отступили к лагерю. Выполненный дисциплинированными и опытными военными маневр занял не более полуминуты. Туземцы вплотную окружили англичан, но по команде Пуллейна справа открыли огонь стрелки первого батальона, прикрывая своих. Ездовые нахлестывали коней, а канониры на ходу запрыгивали на зарядные ящики. Вот один из них схватился за повозку, но его отбросило назад зулусским копьем. До охотника донесся отчетливый, но короткий вскрик.

Передки подскакивали на неровной земле, а те, кто сидел на них, рубили африканцев по рукам и головам. Кое-где солдаты бежали рядом с повозками, а воины Кечвайо преследовали их по пятам.

Британская артиллерия отступала перед дикарями, это уже можно было счесть серьезным поражением, но охотник ожидал гораздо более тяжелого разгрома. В бинокль он видел, как полковник Пуллейн, остановившись на полпути к своей палатке, всматривается в холмы на горизонте. Что же он надеется разглядеть в нестерпимом полуденном сиянии? Наверное, отряд лорда Челмсфорда. Пуллейн поворачивался направо и налево, вот сейчас он услышит, как постепенно затихают выстрелы на поле боя. Эта тишина скажет ему то, о чем наш невидимый наблюдатель знал уже давно: полковник и его люди обречены.

Справа на южном фланге пехотинцы в алых мундирах и белых шлемах все еще сдерживали натиск, ведь там туземцы атаковали не так стремительно. Но в противоположном направлении, куда отступала батарея, грохот ружей смолк. На переднем краю обороны англичане оказались уже почти лицом к лицу с противником. По рядам пронеслась леденящая душу команда:

— Примкнуть штыки!

За ней последовал металлический лязг. Наверное, в ту минуту Пуллейн спрашивал себя, как могло такое случиться. Быть может, он догадался. Хотя, скорее всего, истинной причины своей гибели полковник так и не узнал. Солдаты доставали штыки слаженно и, точно на плац-параде, все разом на счет «три» крепили их к горячим стволам винтовок. Солнце ярко блестело на стальных клинках.

Воины Кечвайо, издав торжествующий вопль, опустили щиты, подняли наточенные ассегаи и ринулись на облаченных в красное врагов. Некоторое время британцам удавалось сдерживать их при помощи штыков, но недолго. Едва пехотинец вонзал лезвие в грудь одному противнику, как на него тут же набрасывалось еще несколько. Солдаты не успевали вырывать штыки из тел поверженных и падали под ударами бойцов Уви и Умчийо.

Двадцать четвертый полк отступал, оставляя на иссохшей траве умирающих и убитых. Туземцы, наоборот, стремительно атаковали. Натальских кавалеристов вот-вот должны были отрезать. Они сражались пешими и были совершенно не готовы к рукопашной. Многие оседлывали коней и галопом скакали к холмам. В обороне северного фланга открылась очередная брешь. Тут и там виднелись брошенные орудия.

Охотник снова направил бинокль вниз, на фургоны с боеприпасами. Вместо организованной очереди из музыкантов теперь вокруг них беспорядочно толпились все подряд: повара, денщики, конюхи. Задние борта повозок были откинуты, а между палаток двумя ровными рядами стояла дюжина тяжелых деревянных ящиков. Интендант Блумфилд безуспешно пытался большой отверткой отвинтить шурупы, намертво приржавевшие к медным полосам.

— Отвертки слишком маленькие! Не тот калибр! — раздался чей-то крик.

— Не может быть! Их же проверяли!

— Боже милосердный! Нам выдали не те отвертки для патронных ящиков!

Гомон не стихал.

— Мистер Блумфилд, нужно ломать тару! Но только прикладами или киянками! Ни в коем случае не металлическим предметом. Нельзя допустить, чтобы проскочила искра! Действуйте! Необходимо срочно доставить боеприпасы, а некоторые роты — в доброй полумиле от нас!

Этот приказ отдал начальник боепитания лейтенант Смит-Доррин. Охотник узнал его. Толпа музыкантов и солдат ринулась на ящики. Откуда-то послышался перестук копыт. Из-за палаток галопом выехал капитан Бонем в сопровождении двух капралов из ньюкаслских конных стрелков. Бонем развернул лошадь перед лейтенантом.

— Мистер Смит-Доррин! Примите поздравления от капитана Ворделла. У восьмой роты полностью закончились боеприпасы. Двадцать четвертому полку придется оставить позиции и отойти прямо сюда, если вы сию минуту не снабдите их патронами. Или, может, вы не в состоянии это сделать? Тогда дайте ящики, мы их сами вскроем!

— Нет, капитан Бонем! — распрямившись, прокричал в ответ Смит-Доррин. — Мы должны соблюдать порядок. А он будет нарушен, если вы увезете ящики! Одни подразделения получат больше патронов, другие — меньше.

— У восьмой роты их не осталось вовсе, сэр! Если мы отступим, невозможно станет удерживать северный фланг! Артиллерия разгромлена. Это не просьба, сэр, а приказ полковника Пуллейна!

— Тогда открывайте ящики прямо тут! Вы и ваши спутники сможете увезти достаточно патронов в седельных сумках. Получится гораздо быстрее, чем идти с грузом в такую даль!

Его слова словно послужили сигналом к началу всеобщего хаоса. Солдаты все разом кинулись выволакивать оставшиеся ящики из фургонов. Это походило скорее на мародерство, чем на дисциплинированное выполнение приказа. О предупреждении Смит-Доррина — не использовать металлические предметы — мгновенно позабыли: вот сверкнул на солнце штык — кто-то пытался отодрать им деревянную обшивку, вот застучали по ящикам молотки.

С помощью штыков солдатам удалось сорвать несколько крышек. Послышались крики облегчения. Все столпились вокруг интенданта, возвышавшегося над открытым ящиком. Сняв прослойку из серебряной фольги, он вскрывал пакеты из вощеной бумаги и ссыпал патроны в подставленные со всех сторон шлемы и фуражки. Охотник из своего укрытия у перевала видел многое, перед ним разворачивалась не только сцена возле фургона. Уже и без бинокля было ясно, что подоспевшие патроны не помогут, время упущено. Капитан Бонем и его спутники галопом помчались к своей роте, поднимая облака пыли.

Туземные воины прорвали оборону на юге, разгромив стрелков Дернфорда. Зулусы уже мелькали между палатками. Вот Бонем, сраженный точно нацеленным копьем, выпал из седла под ноги лошади своего капрала. Испуганное животное встало на дыбы и сбросило седока прямо в руки врагов.

Только один из троих конников сумел прорваться. Музыканты с тяжелыми деревянными ящиками тоже ушли недалеко. Со своего наблюдательного поста охотник видел, что зулусские импи почти сомкнулись вокруг британского лагеря. Если Пуллейн все еще жив, он, несомненно, уже осознал неотвратимость конца.

Двое солдат в темных интендантских мундирах вопили друг на друга, не ведая о разразившейся катастрофе. Офицеры тоже кричали. Смит-Доррину удалось вскрыть еще один ящик, и теперь он ссыпал патроны в двадцать или тридцать подставленных шлемов и ранцев.

— Не трогайте, бога ради! — взывал из фургона Блумфилд. — Это принадлежит нашему батальону, у нас больше нет!

— Черт возьми! — надрывался в ответ какой-то младший офицер. — Вы же не будете в такой момент требовать приказ по всей форме!

За первой брешью в линии обороны открылась другая, потом еще одна. Солдат окружали, они боялись оказаться отрезанными от своих. Пуллейн был все еще жив и командовал 24-м пехотным полком, его люди отступали, соблюдая некое подобие дисциплины. Один за другим падали крайние в ряду пехотинцы. Сражение не на жизнь, а на смерть шло уже среди палаток. Пуллейн, пытаясь сохранить основные силы, приказал отходить к подошве Изандлваны, где фургоны и обломки скал могли дать хоть какое-то прикрытие.