Евгений Сухов - Генералы шального азарта Страница 6

– Ну-у, я не знаю…

– Вот именно! Ты не знаешь! И ни черта не узнаешь, если всю жизнь проведешь в этой буфетной… А я знаю, не для этого!

Генка встал и подошел к Ксении.

– А ведь где-то есть другая жизнь, – мечтательно и воодушевленно произнес он. – Там звучит музыка. Там люди ходят в театр… Веселятся… Влюбляются… Ты была хоть раз в театре?

– Нет, – ответила Ксения.

– И не будешь, ежели всю жизнь проторчишь здесь, – усмехнулся Геннадий. – А я был… – Он мечтательно закатил глаза. – Это незабываемо. Волшебно…

Ксения вдруг вспомнила графиню Головину, которую видела на постоялом дворе в Подольске, когда была еще Капой. Вспомнила, как она была одета, как мягко сползал по ступеням шлейф ее платья, как высоко и гордо держала голову… Графиня, в этом не было никакого сомнения, была из другой, волшебной жизни, которая есть и о которой сейчас и говорит Геннадий. Есть другая жизнь! Но ее, Капы, в этой жизни нет. Прав, тысячу раз прав Генка…

– И что же делать? – простодушно спросила Ксения.

Это вопрос был задан с каким-то необъяснимым оттенком отчаяния и безысходности, чего молодой человек совершенно не ожидал от девушки.

Генка поднял голову и понял, что говорил не в пустоту, и в лице Ксюхи нашел благодарную слушательницу и собеседницу. А возможно, и единомышленника…

– Пока не знаю, – не сразу ответил он. – Подумать надобно…

Мысли – это, по сути, наши чаяния, надежды, ожидания. Оформленные, так сказать, в некие образы, которые потом будут озвучены в словах. Конечно, существует научное объяснение того, что такое размышление, возможно, прямо противоположно тому, что было высказано. Что, дескать, это какие-то химические и биологические процессы, происходящие в подкорке головного мозга, вызванные импульсами. И опять-таки, а откуда взялись эти импульсы? Кто их посылает? Человек или Бог? Наверное, все же не человек, поскольку мысли приходят совершенно без его участия. Стало быть, импульсы посылает Бог? Но если это Он, тогда отчего мысли иногда бывают столь, мягко говоря, паскудными, неприличными и откровенно грязными? Да-с…

Генка думал два дня. На третий день ему пришла мысль о побеге.

Бежать!.. Но куда? И главное, с чем? Денег не было, и побег от дяди привел бы к тому, что Генке пришлось бы наниматься на работу. И стать тем же самым человеком на побегушках, прислугой, кем он был и при гостинице дяди. Это значило поменять «шило на мыло», иначе не заиметь от побега никаких радужных перспектив.

Пойти в полицейские? Это после гимназии-то, оконченной едва ли не с отличием? Нет уж, увольте.

Так что же делать?!

На четвертый день пришло отчаяние: состояние души было такое, что хоть волком вой. Мысли уже не приходили, хотя Генка и пытался их вызвать. И такое случается.

Работал он машинально и ни о чем не раздумывая. И, как это всегда бывает, когда уже опускаются руки и кажется, что спасения не существует, за вас вступается некая сила, которую вы не ждали и о которой не имеете ни малейшего представления, подбрасывает вам нечто такое, что решение находится как бы само собой. Неведомая сила, зачастую опекающая нас и вступающая в действие только в момент полнейшего отчаяния, подбросила Генке пистолет. Вернее, пугач с холостыми зарядами, исполненный как настоящий «Кухенрейтер», не отличить. Нашел Генка его в нумере господина Кислицкого, торговца скобяным товаром, разъезжающего по подмосковным слободам и селам, когда принимал от него комнату.

Кислицкий съехал, Генка еще раз осмотрел освободившийся нумер – все ли в нем в порядке и можно ли запускать в него очередного приезжего, как вдруг увидел часть рукояти пистолета, торчащую из-под кровати. Верно, постоялец держал пистолет под подушкой – на всякий случай (неплохая, надо признать, привычка для господ, мотающихся по слободам и весям), – и тот выпал, а потом Кислицкий нечаянно подопнул его под кровать, когда встал и принялся одеваться. Парень подошел к кровати, наклонился и достал пугач. И тут в его голову пришла мысль, поначалу показавшаяся безрассудной: использовать найденный пугач для добывания денег. Не для того, чтобы выходить с ним на большую дорогу и, приставив пистолет к виску жертвы, требовать у него кошелек (Генка не был столь глуп, чтобы приняться за разбой). Можно было ту же ситуацию с отбиранием денег представить так, чтобы жертва отдала их добровольно. Ну, или почти добровольно. От большого испуга.

План полностью оформился, когда Генка вспомнил, как его двоюродный брат застал однажды свою жену с хахалем. Для интимных встреч полюбовники снимали меблированную комнату, и кто-то из знакомых Генкиного кузена увидел его жену с франтом. Они входили в нумер меблирашки. Знакомый рассказал об этом, и кузен решил проследить за женой. И проследил. В смысле, выследил, когда она с любовником вошла в меблирашки. Малость подождав, он ворвался в комнату и увидел полураздетую супругу, сидящую у франта на коленях.

Франт был совершенно голый. Вид раздетого мужчины не оставлял сомнений относительно его дальнейших намерений. Завязалась драка, в результате которой любовник, прихватив портки, сбежал через окно, бросив все свои вещи, включая трость, часы и портмоне. Часы оказались серебряными, с музыкой; трость была весьма дорогой, с набалдашником из слоновой кости, а в портмоне лежало шестьдесят рублей с мелочью. Конечно, все это осталось у Генкиного кузена в качестве компенсации за поруганную честь. А со своей супружницей, проучив ее изрядно (после чего она пару недель остерегалась появляться на людях из-за синяков), он благополучно развелся, почти мгновенно получив разрешение Святейшего Синода, потому как обер-прокурор не терпел женских измен и к их проявлению был неизменно строг, ежели не сказать суров.

Вот и Генка задумал нечто подобное. А в случае ежели соперник окажется сильнее и станет сопротивляться, тут-то и пригодится липовый «Кухенрейтер». На роль несовершеннолетней сестры он наметил Ксюху.

А кого же еще?

С Ксюшей пришлось повозиться. Поначалу она ни в какую не желала изображать из себя рано созревшую легкомысленную девицу, про которых говорят «из молодых, да ранних». В конце концов, Генка упросил Ксюшу «попробовать один раз, и все».

– Только один раз, обещаешь? – сдалась Ксюша на уговоры парня, ранее принявшего в её судьбе столько участия.

Ее задача состояла в том, чтобы строить глазки и охмурять клиэнтов, собиравшихся остановиться на ночь. Конечно, не каждого, а только тех, кто мог поддаться чарам молодой барышни.

Первого возможного «клиэнта» Генка отверг сразу. Это был средних лет приказчик, посланный хозяином в Москву для ознакомления с нужным товаром. Он хоть и был при деньгах, но вид имел благообразный и не стрелял глазами в Ксюшу, а просто-напросто спросил нумер и отправился спать. К тому же, судя по кольцу и фотографической карточке с изображением миловидной дамы с ребенком на руках, которую он несколько раз доставал из портмоне и любовно рассматривал, приказчик являлся примерным семьянином, и подбить его на измену дражайшей супруге представлялось безнадежным делом. Вследствие чего, войдя в буфетную, где постоялец закусывал бутербродами, Генка отрицательно мотнул головой, что означало: отбой! Ксюша в ответ незаметно кивнула и перестала улыбаться и светиться взглядом. Обаяние теперь надлежало приберечь и «включать» только в необходимых случаях.

На улыбку Ксюши и излучающий нежность и доброту взгляд клюнул коммивояжер из Саратова, некто Лев Михайлович Жаржевский. Он крепко задержался в дороге, посему до пригорода Москвы добрался уже в двенадцатом часу и решил заночевать в гостинице. Дядя уже спал, а поэтому принимал его и выделял нумер Генка. Он сразу заметил отсутствие кольца на безымянном пальце и несколько скучающий взгляд холостого мужчины.

– Устали? – участливо спросил Генка.

– Есть немного, – ответил Лев Михайлович.

– Может, перекусите с дороги? – предложил парень. – У нас здесь очень хорошая буфетная.

– Да? – пожал плечами Жаржевский. – Пожалуй, что не помешает.

Генка проводил его до нумера, а когда тот, переодевшись, вышел в коридор, довел его до буфетной.

– Вот, прошу вас, – вытянул он вперед руку, приглашая войти, и незаметно кивнул Ксюхе. Та точно так же кивнула в ответ.

Коммивояжер Жаржевский вошел – и с этого момента подпал под чары Ксюши. Вернее, у девушки неопытной и чары были не очень, но ежели очень приспичило, так подпадешь под самый незамысловатый шарм.

Буфетчица показалась Льву Михайловичу прехорошенькой. Впрочем, она и была таковой. К тому же в женщине, пусть даже молоденькой и неопытной, привычка очаровывать мужчин заложена самой природой (змея ведь тоже существо безгрешное, и яду она не выпрашивает: его она получает от рождения). И когда красота и очарование сливаются с обаянием, ни один мужчина устоять перед этим не может…