Арно Делаланд - Десять басен смерти Страница 6

– Все пути к отступлению для него отрезаны. Давайте не будем волновать толпу и затевать здесь яростный бой. – Ловким движением он открыл люк и выбрался на крышу, – Я сам им займусь.

И через мгновение он уже находился над дворцом.

До самого горизонта в глубь ночи простирались сады.

Вдалеке, на северо-восточном углу крыши, он увидел не решительную тень Баснописца.

Тот тщетно искал выход. Отчаявшись его найти, он повернулся… и выхватил шпагу, чтобы дать отпор Виравольте.

Бал внизу приостановился.

В три прыжка Пьетро оказался рядом с беглецом.

– Ну вот мы и встретились, – сказал он, останавливаясь в нескольких метрах от него.

– И мне так кажется, – был ответ.

Виравольта тоже вынул шпагу. Но, увидев стойку Баснописца, он нахмурился. Было ли ему… страшно? Или он лини, притворялся таким неловким?

С минуту противники примеривались друг к другу. Пьетро старался сохранять равновесие…

И вот лязг металла возвестил о начале поединка.

Как будто для того чтобы поприветствовать дуэлянтов, по небу вновь прокатились раскаты грома. Мгновение соперники находились в растерянности. Они удивленно смотрели на пламенеющую небесную твердь. Внизу пиротехники, выстроившись в ряд, как на параде, начали свою работу под аккомпанемент труб. Они зажигали ракеты вокруг фонтанов и рощ и вдоль Большого канала. Повсюду взрывались разноцветные созвездия, вся Вселенная, казалось, была раздираема на части, а чернильные тучи выбрасывали звездный орнамент. Одновременно иллюминация осветила фонтаны, из которых к небу вознеслись мощные блестящие струи. Фейерверк продолжал потрескивать, когда Виравольта и Баснописец вновь вступили в бой под доносившийся из садов гул толпы, завороженно следившей за феерическим действом.

Именно в этот момент супруга наследника решила выйти на балкон. Теперь тысячи собравшихся внизу ничего не видели, кроме нее: Мария Антуанетта присоединилась к королю и наследнику Людовику Августу. Лишь очень немногие, самые наблюдательные из всех различили на крыше темные силуэты сражающихся. Под версальским небом раздалось приветствие, от радостных криков все в садах задрожало. Принцесса, первая среди равных, в величайшем возбуждении хлопала в ладоши, намереваясь спуститься в парк, смешаться с толпой французов, которые приняли ее как свою будущую королеву! У ее ног между фонарями колыхалась толпа, фонтаны и деревья, а там, вдали, и клумбами, простирались водоемы и леса.

Баснописец лишь коротко вскрикнул, когда Виравольта кольнул его кончиком шпаги в самое сердце. Пьетро без труда удалось обезоружить своею противника. Темное пятно проступило на костюме ряженого. Кто помутневшие глаза закатились. Несколько секунд он оставался в том же положении, находясь на полпути между жизнью и смертью. Затем его взгляд остекленел, и он рухнул. Пьетро с трудом сумел подхватить его. Он почувствовал, что к дыханию Баснописца примешивается металлический привкус крови.

– Зачем? – спросил венецианец. – Зачем все это? Вы не умеете сражаться, не так ли?

Вдруг, несмотря на свои невообразимый грим, Баснописец показался ему искренним, и это ошеломило Пьетро. Баснописец схватил Виравольту за руку и собрал последние силы:

– У этого королевства… смердящая гангрена, Виравольта! Вы должны… знать… Мне уже поздно, но…

Пьетро успел расслышать его шепот:

– Баснописец… не умер, Виравольта. Он вернется.

Виравольте казалось, что его члены стали в тысячу раз тяжелее.

– Он вернется.

Пьетро встал в полный рост на темной версальской крыше. Вокруг него повсюду взрывались огни, между деревьями и фонтанами ревела толпа. Его рука, все еще сжимающая накидку Баснописца, опустилась. Он мысленно повторял последние слова призрака сегодняшней ночи.

«Баснописец… не умер, Виравольта. И он вернется».

Государственные тайны

Передний Мраморный двор, королевская спальня

Кабинет герцога д'Эгийона, Версаль

И вот как Баснописец восстал из праха.

– Пошел, живо!

Еще не взошло солнце, а везший Виравольту экипаж, запряженный четверкой лошадей, уже катился по направлению к дворцу. Солдаты сопроводили Анну и Козимо в Марли, затем, дав Пьетро пару часов поспать, увезли его, пока была еще темная ночь, по-прежнему под надежной охраной. Венецианец не сопротивлялся. Вероятно, всему этому найдется какое-то объяснение. Он слишком хорошо знал д'Эгийона и понимал, что у того в голове должны быть какие-то определенные соображения и что за этим насильственным призывом что-то скрывается. «Преступление… Но какое?» – без устали повторял он. И еще эта необъяснимая записка: «Так начнем же игру, Виравольта». Боже мой, какая фамильярность! И как Баснописец смог вернуться?

Пьетро хмуро смотрел в окно.

Не все прибывали в Версаль как Мария Антуанетта. Поворачивая с главного проспекта, по обеим сторонам которого высились элегантные особняки, путник мог вообразить, что дворец вырастает прямо из-под земли. Наблюдая за потоком карет и портшезов, скользивших по сверкающему Мраморному двору подобно гондолам, можно было представить себе тысячи галантностей и изысканно вежливых обращений. Но действительность была совсем иной. Надо признать: редко случались свадебные торжества и представлялась возможность зажечь шестьдесят тысяч фонарей! Если со стороны садов Версаль представал во всем величии национальной славы, то со стороны двора он казался клоакой.

Сидя в карете и глядя на погруженный в сумрак город, Пьетро думал именно об этих вопиющих контрастах. Он поглядывал на бульвары Королевы и Короля. Экипаж потряхивало Рытвины и лужи грязи превращались здесь в сточные канавы. Окрики кучеров и цоканье подков распугивали обезумевших домашних птиц, резвившихся посреди отбросов. На смену пустырям пришли хижины, которые столь же мало радовали глаз. Мимо экипажа проплывали магазинчики, таверны, ресторанчики и подозрительные кабачки; несуразные лавочки, рядом с которыми бродили голодные псы; постоялые дворы, где ютилась такая фауна, которую невозможно было бы описать ни в одном бестиарии; смрадные конюшни и не менее зловонные дворы с навозными кучами посредине. Днем это скученное, кишащее живностью пространство было переполнено разным людом: мелкими ремесленниками, каменщиками, столярами, плотниками, ярмарочными торговцами, старьевщиками, коробейниками, точильщиками, шарманщиками, мостильщиками, землекопами и жрицами любви. Сюда же, как мотыльки на огонь, слетались со всех уголков страны всякого рода авантюристы, жаждущие славы. Разбойники и бродяги грабили по харчевням сбившихся с пути прохожих. До самой Оружейной площади стояли лачуги, в которых ютились нищие. Площадь же представляла собой гигантскую стройплощадку, служащую вдобавок выгребной ямой. На проспекте Сен-Клу валялись дохлые кошки. Время от времени здесь проезжали разные важные персоны: прелаты церкви, послы, офицеры и землевладельцы. Все это скорее походило на огромный трактир, чем на окраины волшебного дворца, и лишь присутствие аристократов напоминало о том, что священная резиденция находится всего в двух шагах.

Таковы были подступы к Версалю. Уже сам по себе подъезд ко дворцу вызывал головокружение, так как здесь постоянно пахло мочой и калом. Каждое утро перед Министерским крылом, куда в этот момент везли Пьетро, колбасник резал и жарил свиное мясо. В самом дворце находилось около десяти тысяч человек, из них три или четыре тысячи придворных. Все они источали зловоние и потому опрыскивали свои белые руки духами, так что в кулуарах постоянно стоял легкий горьковатый аромат.

Карета остановилась на эспланаде дворца. Виравольта с улыбкой поблагодарил кучера и сошел.

«Ах! Версаль!..» – подумал Пьетро, делая глубокий вдох.

Но у него не было времени глядеть по сторонам.

– Следуйте за мной. Герцог ждет вас.

Снова он оказался в окружении солдат, вооруженных шпагами и мушкетами.

– Да, да. Иду.

Они прошли в передний двор. Он тоже отличался от безупречно чистой эспланады. Пьетро поглядывал на лавки, которых тут было невероятное количество. Людовик XV терпел их; в этот час они были закрыты, но в самое оживленное время дня в них торговали сувенирами и безделушками. Благородные дамы нанимали портшезы за три соля в день, чтобы не ступать по мостовым, покрытым навозом и соломой. На крыльце Министерского крыла обычно толпились ротозеи, просители и поверенные.

Солдаты из конвоя Пьетро отдали честь жандармам, несшим вахту перед Мраморным двором. Сам двор был совершенно безлюден. Не было видно стаек придворных, шептавшихся и рассуждавших о событиях, произошедших в это мрачное утро.

И все же утреннее безмолвие было нарушено.

Пьетро улыбнулся.

К нему семенил его любимый старый лакей Ландретто. Вид у него унылый, а волосы всклокочены.