Джон Робертс - Святотатство Страница 6

В ту пору в Риме именно должность трибуна во многих отношениях давала самую значительную власть. Трибуны сумели вернуть себе большинство полномочий, в свое время отнятых у них Суллой. Они имели право вводить законопроекты и накладывать вето на все решения сената. При мысли, что Клодий обретет подобное могущество, я невольно содрогнулся.

— Для того чтобы расстроить планы Клодия, я готов из кожи вон лезть, — заверил я.

— Сейчас тебе лучше не стоять у него на пути, — предостерег Целер. — Не знаю, из каких соображений он остается в Риме, в то время как долг службы призывает его в Сицилию. Но я уверен, на уме у него какая-то новая гнусность.

Да уж, в гнусных намерениях Клодия можно не сомневаться.

Как это ни печально для всех нас. Так вот, мы, старшие члены семьи, недавно обсуждали, как нам следует поступить, когда Клодий все-таки начнет борьбу за должность трибуна. А он это сделает, если только ему не помешает внезапная смерть.

— И что же вы решили?

— Решили, что в этом году борьбу за должность трибуна начнешь и ты.

Я ощутил себя жертвенным быком, которому помощник верховного жреца наносит сокрушительный удар по голове.

— Я? Но в нашей семье есть люди куда более опытные и искушенные в политических делах.

— Ерунда. Лучшей кандидатуры, чем ты, нам не найти. Твоя родословная безупречна. Отец недавно избран цензором. К тому же ты обладаешь способностями, достаточными для исполнения любой государственной должности. Впрочем, это не так важно, ибо трибуном может быть избран любой гражданин, который не является патрицием, а ты таковым не являешься. Конечно, ты — плебейский аристократ, но простонародье тебе симпатизирует после твоей славной битвы с октябрьским конем.

При этих словах он ухмыльнулся, а я недовольно поморщился.

— Итак, — продолжал Целер, — я предполагаю, что Цицерон готовит для роли трибуна твоего закадычного друга Тита Анния Милона. Хотя мне отвратительна мысль о том, что предводитель банды головорезов, подобный Милону, станет трибуном, приходится признать — даже такой поворот событий нас устраивает больше, чем избрание Клодия.

— По-моему, Милон — отличный выбор, — кивнул я. — Что до меня, я никогда и думать не думал о должности трибуна. Хотя, конечно, мне лестно, что старшие члены семьи сочли меня достойным такой ответственности.

— Не слишком обольщайся на свой счет, — покачал головой Целер. — Главная причина, по которой мы хотим видеть трибуном именно тебя, — ненависть, которую питает к тебе Клодий. Узнав, что его соперником являешься ты, он придет в ярость, которая изрядно притупит его изобретательность.

— Понятно, — кивнул я.

Мысли бродили в моей голове, как молодое вино.

— Если мы с Милоном станем трибунами одновременно, то сможем объединить усилия и обезвредить Клодия.

— Ты все схватываешь на лету, — улыбнулся Целер. — Уверен, в политике тебя ожидает большое будущее. Впрочем, вполне возможно, пройдет несколько лет до того, как ты станешь трибуном. Тем не менее тебе надлежит обдумать такую возможность.

— Можешь не сомневаться, ни о чем другом я и думать не смогу, — заверил я.

Я почувствовал, что попал в серьезную переделку. Несмотря на то что я не имел никакого политического веса, Клодий ненавидел меня и считал первейшим врагом. Если я стану его соперником, он пойдет на все, чтобы со мной разделаться. Согласно закону личность трибуна неприкосновенна, и покушение на его жизнь расценивается как величайшее злодеяние. Проблема состояла в том, что Клодий имел богатейший опыт по части всякого рода нарушений закона и злодеяний.

— Какой же политический заговор вы двое здесь замышляете?

Голос, раздавшийся со стороны колоннады, заставил нас с Целером одновременно обернуться. Разумеется, я мгновенно узнал, кому принадлежит этот голос.

Клодия по-прежнему оставалась одной из первых красавиц Рима, но в последние годы она пользовалась дурной славой. Если раньше она была известна как женщина редкого ума и обаяния, покровительница художников и поэтов, то ныне даже ее имя вызывало у многих страх. По слухам, Клодия была замешана в нескольких убийствах, и я точно знал, что до определенной степени эти слухи соответствуют истине. Тем не менее она являлась супругой Целера, и в отношениях с ней нужно было соблюдать вежливость.

— Сегодня ты еще прекраснее, чем всегда, Клодия, — нашелся я. — Такой проницательной женщине, как ты, наверняка известно, что ни я, ни твой супруг не имеем способностей к заговорам.

— Очень жаль, — бросила она и величественным жестом протянула мне руку.

Я склонился над холодными узкими пальцами и, словно по ошибке, поцеловал собственную ладонь. Предосторожность, скорее всего, была излишней, но поговаривали, что Клодия иногда помещает яд под свои позолоченные ногти.

— Когда мы виделись с тобой в последний раз, Деций? — спросила Клодия. — Не в ту ли пору, когда наш дорогой Квинт затеял борьбу с Катилиной? Вскоре после этого ты покинул Рим вместе с моим супругом, верно?

Излишне говорить, что Клодия не сопровождала мужа в такую глухомань, как Гаддия, — к моему великому облегчению, и уверен, не к меньшему облегчению Целера. Их никак нельзя было назвать любящей парой, но в то время представители видных семей, как правило, заключали браки исключительно из политических соображений. Когда они обручились, Клодия была маленькой девочкой, а ее брат, Клодий — просто скверным мальчишкой.

— Я слишком долго был вдали от Рима и от тебя, Клодия, — заметил я.

Надо признать, в прошлом между мной и Клодией существовала любовная связь, о которой я ныне не мог вспомнить без жгучего смущения. Что касается этой женщины, то ее ничто не могло смутить.

— В последнее время меня одолевает невыносимая скука, — пожаловалась она. — Возможно, теперь, вернувшись в Рим, ты внесешь в мою жизнь некоторое оживление.

Последняя фраза прозвучала до крайности зловеще.

— Дорогая, молодой Деций будет помогать мне в борьбе за должность консула, — произнес Целер.

На лице его мелькнуло страдальческое выражение, свойственное всем мужчинам, обреченным терпеть подобных жен.

— О какой борьбе ты говоришь? — усмехнулась Клодия. — Ты станешь консулом, даже если другие партии в качестве твоих соперников выдвинут богов и героев. Впрочем, я рада, что ты обратился к помощи молодого Деция — ведь это означает, что он станет частым гостем в нашем доме.

В этот момент в сад вошел раб и доложил госпоже о приходе посетительницы. Клодия поспешно удалилась.

— Что ж, хорошо, что вы ладите с Клодией, — промолвил Целер. — И это несмотря на то, что ее брат спит и видит, как перерезать тебе глотку.

— Я чрезвычайно высокого мнения о Клодии, — заверил я.

— С завтрашнего дня мы с тобой приступаем к работе. Вместо утреннего визита к отцу ты должен будешь явиться сюда.

Я кивнул, и мы с Целером направились к дверям.

— Мне привести с собой своих клиентов? — спросил я.

— Они понадобятся лишь тогда, когда я буду произносить важную речь. До той поры тебе лучше избавляться от них, направляясь сюда.

— Нет требования, которое я выполню с большей радостью.

Мне никогда не нравился обычай, согласно которому знатного римлянина постоянно должна окружать толпа клиентов. Даже чрезмерная преданность и верность может раздражать.

В атрии мы нашли Клодию и ее гостью, которая приходилась родственницей и мне. Все называли ее уменьшительным именем Фелиция, но на самом деле ее звали Цецилия Метелла, и она состояла в браке с молодым Марком Крассом, сыном великого Красса. Меня она приветствовала со своим обычным дружелюбием.

— И какие же интриги плетете вы с Клодией сейчас? — шутливо спросил я и тут же спохватился, что вопрос прозвучал слишком грубо.

— Да вот, замышляем устроить грандиозный скандал и покрыть позором своих мужей, — как ни в чем не бывало ответила Фелиция.

— Но ведь ты же теперь почтенная матрона? — вскинул бровь я. — Уверен, дома тебя ожидает целый выводок маленьких Крассов.

— Ой, какой ты скучный, — протянула Фелиция. — Плодиться и размножаться — удел рабов и скотины. А ты сам, насколько я знаю, не спешишь окружить себя выводком наследников.

— Ни одной женщине не удалось надолго пришить Деция к своему подолу, — с многозначительной улыбкой заметила Клодия. — Он имеет привычку досаждать сильным мира сего и покидать Рим, спасаясь от их гнева.

— Благородные матроны, простите, но я должен похитить у вас Деция, — заявил Целер. — Его ждут неотложные дела.

Целер проводил меня до дверей.

— Любой мужчина, если у него сохранилась хоть капля разума, должен держаться подальше от этих двух штучек, — пробормотал он себе под нос.

К своему удивлению, я обнаружил, что Гермес поджидает меня на улице. Следуя правилам этикета, я не обратил на него ни малейшего внимания, простился со своим именитым родственником и пообещал завтрашним утром засвидетельствовать ему свое почтение.