Тайна двух чемоданов - Роман Ронин Страница 6

что он позволял себе даже бравировать своей страстью – неслучайно еще при поступлении на службу в ГПУ в 1923 году выбрал себе псевдоним Заманилов. До этого времени сын витебского аптекаря Давид Пинхасович Манилович, дважды в царское время судимый за кражи, но избегавший по малолетству серьезного наказания, действительно имел некоторое отношение к тайной службе. В Гражданскую он, за бешеные деньги выкупив белый билет (пришлось окончательно пустить папашу по миру и долго изображать не шедшую к его фигуре чахотку), устроился конюхом в можайское управление ЧК. Городок маленький, место тихое, незаметное – лучше и не придумаешь, чтобы пережить смутные годы. От Москвы вроде и недалеко, а вроде и не близко. Нужно позарез – можно добраться, а не надо – так и сиди себе мышкой в норке, не высовывайся. А как гроза прошла, оказалось, что Давид не просто конюх, а ветеран службы. Чекисты, кто выжил, кого бандиты не подстрелили, после войны отправились по спецнабору в части особого назначения – ЧОНы, крестьян успокаивать, которых продналогом придавили так, что те схватились за обрезы. В результате центр, районные и областные управления остались без кадров. Партийный и комсомольский наборы помогли, конечно, но ведь им кто-то же должен был передать опыт борьбы с контрреволюцией на местах. Вот и оказался бывший конюх Данька оперуполномоченным Дмитрием Петровичем Заманиловым (смешно вспомнить – заманивал-то тогда на сеновал у конюшни, и кого!), кадровым чекистом аж с 1918 года! А теперь… Теперь, если кто вспомнит, тому не глаз, тому мозг вон. На то у товарища Заманилова маузер есть с серебряной колодкой «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». Но никто и не вспомнит. У товарища Заманилова теперь особо важная и секретная работа.

– Что замолчала, Вагнер? Или лучше «агент Ирис»?

Женщина повернулась к нему. Она была абсолютно спокойна, только зеленые глаза стали холодными и колючими – зрачки сузились в них до булавочных головок.

– Что вы хотите, Дмитрий Петрович? Рапорт о том, как прошло очередное занятие с японцами?

– На черта мне твои занятия, Ирис! Рассказывай, что с Накаямой. – Рассерженный Заманилов сел за стол, взялся за бутылку, но наливать не стал. Достал из-под стола портфель. В нем оказалась еще одна бутылка, на этот раз коньяка. Налил из нее в большой стакан, сделал глоток. Люба села на стул в самом дальнем от стола углу комнаты. Без всяких эмоций посмотрела на чекиста.

– Скажите, Заманилов… Ненавижу… Что же за фамилия у вас такая идиотская…

– Но-но!

– Ну хорошо… Скажите, Заманилов, кто додумался отправить вас работать с японцами?

– В каком смысле?

– В смысле против японцев. Кто? Вы же ничегошеньки в этом не смыслите!

– Вы много смыслите, Любовь Петровна.

– Может быть, и не очень много. Но мы оба знаем, что есть человек, который в этом разбирается как никто, а всё-таки и я почти десять лет с ними работаю.

– Да уж, тяжелый труд японцев ублажать, – криво ухмыльнулся Заманилов и допил остатки коньяка в стакане.

– Прекратите. То, что вы считаете меня проституткой, говорит только о вашем личном уровне интеллектуального развития. Как агент я в любом случае смыслю в работе против японцев побольше вашего. Оттого и недоумеваю, кому могло прийти в голову назначить сюда такого человека, как вы.

– Это какого же такого человека? А?

– Как вы. Ладно. Разговор бесполезен, я вижу. Что вас конкретно интересует?

– Вы мне это прекратите, гражданка Ирис, то есть, как вас там, Вагнер! – Заманилов встал из-за стола. – ты мне это, Любаня, прекрати! Я у тебя не на допросе! И это я буду вопросы задавать. Я! А не ты… Ты будешь на них отвечать. Как миленькая. Ты сама знаешь, у нас, в случае чего, с тобой разговор короткий будет. За себя не боишься, черт с тобой. Ты про дочку подумай.

Люба с ненавистью посмотрела на нависшего над ней горою «юрисконсульта».

– И так все время про нее думаю. Если бы не Марта…

– Вот и молодец. И не пори чепухи. Благодари своего белогвардейского бога, что я добрый такой да отходчивый.

Заманилов вернулся к столу, но сел уже не в кресло, а на край кровати, пододвинул к себе бутылку с коньком.

– Пей. Ты Накаяму видела сегодня?

– Видела. – Люба послушно встала, далеко, по периметру комнаты, обошла Заманилова, села в кресло. Тот подхватился, кряхтя перегнулся через животик, налил ей вина в стакан.

– Ну?

– Господи, что же так рыбой-то воняет? Стошнить может…

– Ну!

– Он был занят. Во время урока с Курихарой зашел, поздоровался. Спросил, понравилось ли на даче.

– Понравилось?

– Понравилось. Сказал, что через пару недель пригласит снова.

– Ну наконец-то… А то этот косорылый прям главный спец у нас теперь, ходит морду воротит. Нет, всё, товарищ, теперь старший оперуполномоченный Заманилов покажет кое-кому, что и без ваших японских штучек можно с японцами бороться!

Люба не сразу поняла, о ком речь, а когда до нее дошел смысл сказанного, она расхохоталась нервным, дерганым смехом и, только отпив вина, смогла успокоиться.

– Простите, Заманилов, но вы очень смешной. Как вы хотите, как вы выразились, показать свое умение в этом деле, которое, повторюсь, явно вам не по плечу?

– Не твое дело! И не тебе решать, что мне плечу, а что по… Твоя задача была установить близкий контакт с Накаямой. Ты это сделала?

– Ну, не такой близкий, как с вами, Дмитрий Петрович. К счастью.

– Ой, ну хватит… Хватит разыгрывать из себя дешевую шлюху, Вагнер. Я ваше дело читал, биографию знаю. И про ваше дворянское происхождение, и про мужа, заклятого врага советской власти, – все это мне достоверным образом известно. И про то, как вы ради мужа согласились работать на нас.

– А вы его расстреляли, – внезапно потускневшим голосом ответила Вагнер.

– Это не мы его расстреляли, а он сам! Не пожелав признать победу советской власти, устроил заговор, белогвардейская шкура. И, между прочим, никто его не трогал. Сидел бы себе дальше, тихо-мирно у нас на Лубянке, пока его женушка немчуру обслуживала, – хохотнул Заманилов и налил себе коньяку, а совсем уже обмякшей Любе вина.

– Ну хорошо, не обслуживала, а как