Валерия Вербинина - Статский советник по делам обольщения Страница 7

Отношение Амалии к дядюшке менялось на всем протяжении ее жизни. В детстве он был просто одним из людей, который всегда присутствовал в доме и в детской иерархии располагался где-то ниже любимой няни. В подростковом возрасте Амалия осознала, что Казимир – обыкновенный паразит, то есть существо совершенно бесполезное, от которого нет и не может быть никакого проку, и стала обращаться с ним соответственно. Вообще моя героиня предпочла бы иметь родственником какого-нибудь образованного, талантливого, неординарного человека, – но увы, образованным и талантливым людям обыкновенно достаются близкие, которые в грош их не ставят, а на долю Амалии выпал легкомысленный, ничем не выдающийся повеса, который так и собирался пропорхать мотыльком до глубокой старости, ничем более не интересуясь. Однако при всей своей нелюбви к дядюшке Амалия все же вынуждена была признать, что и он не лишен достоинств. К примеру, его можно было запустить в комнату, в которой назревает крупная ссора, и двое джентльменов вот-вот отхлещут друг друга по щекам, и раздастся грозный вызов на дуэль – но Казимирчик, как любое существо породы кошачьих, одним своим появлением приносил мир, и через несколько минут ссора как-то сама собой сходила на нет. Кроме того, от Амалии не укрылось, что при всем своем эгоизме Казимир был вовсе не глуп и порой мог подать весьма дельный совет. После брака с бароном Корфом, который завершился разводом, Амалия стала жить в одном особняке с матерью и дядей и скрепя сердце признала за ним право на существование, лишь бы он не слишком ей докучал. И Казимир благоразумно держался в рамках, которые она согласна была ему отвести, то есть тратил деньги, которые она получала, но не заходил в расточительстве слишком далеко, не заводил интрижек на домашней территории и не создавал Амалии проблем, если не считать отдельных визитов его бывших любовниц. Потому что некоторые пассии Казимира вбили себе в голову, что только им будет под силу укротить его, навеки пришпилив к своей юбке, и осчастливить посредством приведения к алтарю. Ради этого иные были готовы бросить своих богатых, но опостылевших мужей, а одна дама и вовсе заявила, что готова ехать за Казимиром хоть на край света, лишь бы он достался в исключительное пользование только ей одной.

Тут, пожалуй, стоит признаться, что популярность ее дядюшки у женского пола ставила Амалию в тупик. Она придавала большое значение внешней привлекательности и могла бы принять происходящее, будь Казимир неотразимым красавцем; но, с ее точки зрения, он был самый обыкновенный мужчина, не слишком уже молодой, хоть еще и не стар, и у нее язык не поворачивался назвать его высокодуховной личностью или хотя бы интересным человеком. В культурном смысле Казимир был совершенный неандерталец – не как современные неандертальцы, которых интересует только новая модель смартфона и которые даже не знают, кто такой Лев Толстой, но все же неандерталец. Искусство не трогало его; он был способен пройти мимо самой гениальной картины на свете и даже не заметить ее, а книги ценил лишь за то, что чтение неизменно погружало его в сон. Граф Толстой или Сенкевич, Мопассан или Дюма – ему было безразлично; он мог начать читать что угодно, но вскоре безмятежно засыпал. Достижения науки и вовсе его не интересовали, хотя он обладал цепкой памятью и мог в разговоре привести какую-нибудь цитату или с умным видом сослаться на статью, недавно прочитанную в газете. Хоть убейте, Амалия не могла понять, что женщины в дяде находили, и в конце концов была вынуждена сделать для себя нелестные выводы по поводу представительниц своего пола вообще и их ума – в частности. Тут, скажем прямо, она была не права. Привыкнув к Казимиру и зная наперечет его недостатки, она упорно не желала видеть, что в обыденной и скучной жизни многих, очень многих женщин он был как глоток свежего воздуха. И ценили они его не за то, знал ли он творчество Толстого или нет, а за то, что он был обаятельный, воспитанный, скромный, но знающий себе цену; не стяжатель, не подлец, не домашний садист, не неврастеник, а просто приятный во всех отношениях мужчина, который всегда скажет вам комплимент, и скажет он его так, что вы будете чувствовать себя королевой. С Казимиром можно было свободно говорить о том, о чем женщины редко говорят с мужчинами – о фасонах платьев, о новых духах, о повседневных мелочах, из которых складывается жизнь. Каковы бы ни были недостатки Казимира, с ним было очень уютно, и даже если вы видели его насквозь и не обманывались на его счет, все равно, когда он уходил, вас охватывало сожаление.

Сейчас, как, впрочем, и всегда, Казимир переживал очередной роман – на сей раз с женой подданного Австро-Венгерской монархии, чеха по происхождению, который задумал поставить в России пивное дело на широкую ногу. Месяц назад он приехал в Петербург, прихватив с собой жену, которая вовсе не рвалась его сопровождать. Для нее лучшим городом на свете была Прага, и она не собиралась ничего менять в своей жизни. В Петербурге она первое время отчаянно скучала и жаловалась на холод, ветер и серое небо. Но тут на улице ей повстречался Казимирчик, и холод, небо и ветер вдруг потеряли всякое значение.

Она повеселела, помолодела, заказала несколько новых платьев и заявила, что жизнь в России ей нравится, и вообще Прага и Петербург начинаются на одну и ту же букву, а это определенно добрый знак. Чтобы упростить ситуацию, она представила мужу Казимира как человека, который когда-то ухаживал за ее дальней родственницей и с которым она случайно столкнулась в городе. С супругом Казимирчик сразуже подружился, и почтенный пивовар даже стал советоваться со своим новым знакомым по поводу того, какие сорта пива будет лучше пустить в продажу. Напустив на себя задумчивый вид, Казимир ответил, что без предварительной дегустации он ничего решить не может, и с той поры к нему на дом каждый день стали доставлять несколько бутылок отличного пива, дабы он попробовал его и высказал свое авторитетное мнение. В данный момент, жмурясь, как кот на сметану, Казимирчик потягивал темное пиво и, как уже было сказано, заедал его маринованным имбирем. Эта нехитрая комбинация открыла пану Браницкому путь в нирвану – хотя, возможно, он в жизни не слышал такого слова. Так или иначе, Казимирчик блаженствовал, и на его круглой физиономии застыло выражение совершенного довольства жизнью и своим местом в этой жизни. Искоса поглядев на дядюшку, Амалия смутно подумала, что ей придется нелегко; но отступать было некуда, и она храбро ринулась в атаку.

– Кто это там на первой странице – неужели госпожа Кассини? – спросила она.

Казимирчик мельком взглянул на портрет в газете и подцепил на вилку еще немного имбиря.

– Да, она вроде бы завтра приезжает в город. – Он съел то, что было на вилке, и запил пивом, после чего счел нужным объяснить: – Я помогаю хорошему знакомому определить, какой сорт пива лучше будет продаваться в России. Должен сказать, что это нелегкая задача, тем более что раньше я был уверен, что не люблю пиво, но тут все дело в том, как пить и чем закусывать.

Вилка снова нырнула в тарелку, и Амалия, почувствовав, что пиво можно обсуждать еще долго, решила вмешаться.

– Эта Лина Кассини очень красивая женщина, – сказала она. – Говорят, она первая красавица Европы.

Казимирчик внимательно посмотрел на нее.

– Ты лучше, – просто ответил он.

Интонация некоторых слов не менее важна, чем их смысл. В тоне Казимирчика не чувствовалось ни подхалимажа, ни даже намека на лесть; он произнес эти слова как нечто само собой разумеющееся, как, например, учитель математики сказал бы, что дважды два равно четыре, и оспаривать это совершенно бесполезно. Амалия почувствовала, что теряется.

– Мне кажется, – заметила она, – ты мог бы завести с ней роман, если бы захотел.

Нет, вы представьте себе: вы мирно сидите у себя дома, лакомитесь пивом с имбирем и никого не трогаете, как вдруг ни с того ни с сего вам дают понять, что вы можете… Ну допустим, охмурить Кэмерон Диас. Что бы вы сделали? Насторожились бы? Заинтересовались? Попытались бы отшутиться?

Признаться, Амалия ждала чего-то подобного; однако тут дядюшка ее удивил.

– Мог бы, – спокойно отозвался Казимир в ответ на ее слова. – Но не хочу.

– Но почему? – изумилась Амалия.

Казимир неопределенно повел плечом и поглядел на остатки пива в бутылке, прикидывая, не надо ли прямо сейчас открывать следующую. По правде говоря, он не слишком жаловал знаменитостей. По его мнению, все они как бы носили маски, предназначенные для публики, а масок Казимир не любил. Он предпочитал иметь дело с обыкновенными женщинами, которые жили своей жизнью и не притворялись, что они другие – или, по крайней мере, притворялись лишь тогда, когда их вынуждали обстоятельства. Кроме того, за знаменитостями всегда следуют толпы обожателей, а Казимир, верный своему кошачьему инстинкту, толпы не любил.