Клод Изнер - Дракон из Трокадеро Страница 7

– Ихиро вернется на следующей неделе? – иронично заметил Жозеф. – А вы оптимист.

– Надо же мне было как-то успокоить его соседку.

– Послушайте-ка, а что за история с этим то ли испанцем, то ли славянином? Когда соседка забаррикадировалась у себя, он, скорее всего, вернулся и перевернул вверх дном всю квартиру, а она ровным счетом ничего не услышала. Что он мог искать?

– Если бы мы знали… У меня появились кое-какие вопросы, и я очень хотел бы осмотреть стрелу, которая убила Исаму.

– А мне больше всего хочется опять лечь в постель. Я так устал, а сил с каждым годом становится все меньше и меньше.

– Это, Жозеф, называется старением.

Жозефина закруглила свой диалог с собратом першероном и перестала ржать, затем, утомившись от кокетливых заигрываний шляпы Виктора с ее крупом, решила тронуться с места.

Вдоль дороги тянулся бледно-голубой фасад прачечной, примыкавшей к мастерской шорника. В ее окне приподнялся угол занавески и показалось измученное лицо юной девушки, которая внимательно посмотрела вслед медленно удалявшейся бричке.

Робер Туретт доедал завтрак, сидя в обеденном зале «Палас-отеля», в котором он остановился накануне вечером, сойдя с поезда на вокзале Сен-Лазар. Двумя днями раньше прибывший из Соединенных Штатов пакетбот бросил якорь в Шербуре.

Робер краешком салфетки промокнул губы. Мимо неспешно прошла молодая женщина в грежевом костюме. Он оценил все ее достоинства и поставил шесть баллов из десяти. Затем спросил себя, какую оценку она поставила бы ему.

Он был мужчина в теле. Загорелые щеки, пятна румянца на скулах, длинные ресницы и густые пряди волос с серебристой проседью, обрамлявшие лоб, придавали его облику несколько демонический вид, который еще больше подчеркивала ироническая складка губ. Робер Туретт очень любил повторять – он родился не вчера. Так что с ним лучше не связываться! И в Париж он приехал отнюдь не для того, чтобы повеселиться среди рабочих в картузах, националистов с моноклями, щеголей в цилиндрах и их болтливых подружек с походкой роковых красавиц. Официально он прибыл, чтобы обратить в звонкую монету несколько контрактов с издателями, заказавшими ему ряд работ гуашью, но истинная его цель заключалась в том, чтобы уладить одно очень важное дело. Потом Туретт быстренько вернется в свое убежище, где его, вдали от посторонних глаз, дожидались две дамы с матовой кожей да куча ребятишек, охранявших сокровище, которое он копил в течение долгих лет. Робер допил кофе и погрузился в чтение «Фигаро». Первая полоса была посвящена восстанию в Китае, события в Трансваале предшествовали отчету о пострадавших от солнечного удара в результате ужасающей жары.

Меры предосторожности, которые следует предпринимать против зноя: выходить из дому только вечером. Ужинать на свежем воздухе. Спать ложиться поздно, чтобы насладиться относительной ночной прохладой…

Робер Туретт не сдержал улыбки. «Ну и хлюпики же они, эти европейцы, – валятся с ног как мухи!»

Он с наслаждением углубился в рубрику происшествий:

Трамвай против омнибуса… Кредитор, с которым обошлись далеко не лучшим образом… Пожар на улице Труа-Борн… Воры, промышляющие по табачным лавкам… Еще одно печальное событие под мостом Александра III.

Робер уже собрался было отложить газету, но тут его взгляд зацепился за заголовок:

Около пяти часов утра мадам Аделина Фише, разносчица хлеба, направлявшаяся на работу на улицу Круа-Нивер, обнаружила труп мужчины азиатской наружности. Он лежал на земле в паре сотен метров от театра Гренель, грудь его была пронзена стрелой.

Робер задумчиво достал из кармана записную книжку и полистал ее. Затем подозвал официанта и попросил принести карту Парижа.

Глава четвертая

Тот же день, ближе к вечеру

По мере приближения четыре строения, возведенные на бульваре Делессер и набережной Пасси, все больше напоминали Фредерику Даглану1[20]монументальные двери. Даруют ли они отдохновение, к которому он так страстно стремился? После отъезда из Парижа семь лет назад, он истоптал на улицах Лондона не одну пару туфель, ловко применяя на практике свои таланты карманника. Девушка, уехавшая вместе с ним в эту ссылку, устала от такой безалаберной жизни и бросила Фредерика сразу после того, как овладела английским в достаточной степени, чтобы встать на ноги и обрести самостоятельность. Воспоминания о Жозетте Фату в его памяти были столь живы, что увидь он ее в толпе – с копной черных волнистых волос и корзинкой цветов на руке, настойчиво предлагающей свой товар парочкам, ищущим прохлады под сенью деревьев, – то ничуть не удивился бы. «Может, букетик? Он принесет вам счастье!» Счастье? Вздор! Он пообещал себе держаться подальше от улицы Буле, где его сердце когда-то попало в ловушку. Порой разум Даглана затуманивался и у него возникало ощущение возврата в прошлое. Ему очень хотелось, чтобы Жозетта воспылала к нему нежными чувствами, но она лишь создала видимость любви и последовала за ним не потому, что питала чувства, а лишь потому, что страстно хотела выбраться из нищеты. Если бы она хотя бы бросила его ради другого – тогда он смог бы ее ненавидеть и мысленно похоронить. После этого он больше не делил кров ни с одной женщиной, предпочитая десерт, услаждавший его в течение нескольких ночей, основательным вторым блюдам, которые надо было бы переваривать несколько месяцев. Уставший, напрочь лишившийся иллюзий, он прибыл в этот огромный, радостный город на Сене в надежде забыться и окончательно отточить мастерство, доведя его до совершенства. Фредерик уже скопил приличную сумму и мог бы вполне обойтись без этого вояжа, но в дело вмешалась гордыня. Он покидал Париж дичью, а вернулся сюда хищником. Фредерик Даглан собирался продемонстрировать всему этому туристическому отродью, съехавшемуся со всего мира, что королем воров является не кто-нибудь, а именно он. И прозорливым будет тот, кто вовремя заметит впившиеся в его кошелек когти. Желания? Сожаления? Раскаяния? К черту! Фредерик расслабился, и буря в его душе тут же утихла. Здесь, по крайней мере, ему было все знакомо.

Он заказал номер в третьем корпусе «Отелей Трокадеро», стоивший сто тридцать пять франков в неделю. Эта грабительская цена включала в себя проживание, завтрак, обед и ужин, а также четырнадцать билетов на Выставку, предоставлявших, к тому же, скидки в целом ряде парижских магазинов. Бронирование осуществлялось в конторе «Общества спальных вагонов и скорых европейских поездов[21]» в доме 3 на площади Опера. Фредерик Даглан явился туда и внимательно изучил рекламный проспект, предварительно поселившись в первом попавшемся доме с меблированными комнатами, чтобы запутать следы на тот случай если, несмотря на все меры предосторожности, полиция все же выйдет на него.

На сей раз Даглан решил прибегнуть к тактике, уже использованной им два года назад во время проживания в одном из отелей Брайтона. В «Отеле Трокадеро» он предстал в личине Уильяма Финча, коммерсанта из Бристоля. Дежурный администратор попросил заполнить бланк, не удостоив даже взглядом предъявленное ему рекомендательное письмо, но озаботился багажом.

– У меня только эта сумка. Завтра я отправлюсь на вокзал, куда доставят мой чемодан, господин… Феликс Жодье, – закончил он свою мысль, прочитав на медной дощечке фамилию тучного человека с багровым лицом, сидевшего за стойкой.

– Отлично, господин Финч, на этом все. Сейчас Гедеон покажет вам дорогу.

Молодой коридорный, юноша внушительного роста и телосложения, проводил до номера этого роскошного клиента – красивого седеющего господина лет пятидесяти, судя по легкому акценту, британца.

– Мебель приобретена в сверхмодном магазине «Бон Марше», так что вы, сударь, будете чувствовать себя как дома.

Фредерик обошел номер. Кровать, стол, шкаф, кресло, к комнате примыкают ванная и туалетная комнаты. Затем наградил Гедеона поистине царскими чаевыми, тут же завоевав его симпатию.

Оставшись один, Даглан повернул к стене висевшую над диваном репродукцию «Джоконды». Он терпеть не мог ни ее взгляда, будто в чем-то его обвинявшего, ни загадочную, ироничную улыбку. Фредерик никак не мог понять, почему все превозносили до таких небес эту прославленную красоту, в то время как сам он считал ее пошлой и безвкусной. Он открыл окно. С узкого балкона можно было увидеть Сену. Слева, на набережной Дебийи1,[22]у левой оконечности садов, на холме Шайо расположилась Андалузия мавританских времен – аванпост Дворца колоний. На его вершине над разноцветными крышами возвышался дворец Трокадеро. Противоположный берег, Марсово поле, был украшен пирогом с воткнутой в него гигантской свечой, вокруг которого расположился целый опереточный городок, привлекавший толпы зевак, тяжело нагруженных сотнями сувениров с Всемирной выставки, достойных всех сокровищ Британской короны.