Дело наследника цесаревича - АНОНИМYС Страница 7

Загорский удивился: значит, Учебно-воздухоплавательный парк имеет достаточные средства?

– Вряд ли, – сказал Алабин, снова переглянувшись с подпрапорщиком. – А вот господин тайный советник, с которым вы явились, похоже, имеет.

Нестор Васильевич только головой покачал.

– Вы поймите, ваше высокоблагородие, если бы не деньги, никто бы с вами и не полетел – уж больно предприятие сомнительное и опасное, – продолжал фельдфебель.

– Ну, хорошо, – кивнул коллежский советник. – Вам, Семен Семенович, как я понимаю, нужно кормить большую семью. А вы, господин подпрапорщик, что же?

Маковецкий заалел румянцем и смущенно отвечал, что у него маленькая сестра и больная мать, а доктора требуют много денег.

– Но ведь это серьезный риск, – покачал головой Загорский. – Кто будет кормить мать и сестру, если вы погибнете?

– Ну уж, об этом беспокоиться не нужно, – отвечал Алабин. – В таком случае назначат пенсион, положенный семье погибшего военнослужащего. Так что вопрос будет вполне решен.

Нестор Васильевич поморщился, а вслух сказал только, что очень надеется, что полет их завершится успешно, и никто не погибнет – в том числе и он сам. Семьи, правда, у коллежского советника нет, однако покидать бренную землю ему пока рановато.

За разговорами стемнело, стало еще холоднее. Фельдфебель предложил спуститься пониже, хотя бы саженей до трехсот, а то ведь по такому морозу уснуть будет трудно, а хуже того – уснешь и не проснешься. Загорский не возражал, однако его беспокоило, что внизу ветер станет дуть в другую сторону, и их отнесет от выбранного пути. Алабин, однако, обещал поискать попутный ветер в нижних слоях.

– Конечно, там дует послабее, – сказал он, – вряд ли быстрее пяти узлов, зато уж не околеем от холода.

Так и порешили. Все трое на всякий случай надели фильтрующие маски Стенхауза, после чего Маковецкий через специальный клапан стравил совсем немного газа из верхней оболочки аэростата.

– Даст Бог, часа через три опустимся до нужной высоты, – сказал он.

– Да, но в полетности-то мы теперь потеряли, – озабоченно заметил Загорский. – Придется тратить больше запасов на горелку.

– Это ничего, – отвечал Алабин. – Во-первых, можно скинуть мешок-другой балласта. Во-вторых, в полете всегда можно поднабрать высоты за счет восходящих потоков.

Ночь прошла спокойно, обязанности вахтенного исполнял Маковецкий. За сутки полета они существенно сдвинулись на юго-восток, так что утром холода почти не чувствовалось. Термометр показывал минус два градуса по Реомюру.

– Считай, как на Черном море, – усмехнулся фельдфебель.

Они теперь летели на совсем небольшой высоте, саженях в двадцати от земли, и продолжали очень медленно снижаться. Однако в полетах на небольшой высоте был один существенный минус. Ветер здесь менялся чаще и дул гораздо слабее, то есть продвижение к цели существенно замедлилось.

Они умылись, на сухом спирту вскипятили себе чаю, позавтракали. Загорский встал, посмотрел вниз.

– Живописно, – заметил он. – Похоже, мы где-то между Рыбинском и Ярославлем. Пролетаем прямо над Волгой. Однако пора нам подниматься выше и ловить попутный ветер.

Фельдфебель кивнул. Но прежде, сказал, наберем водички про запас. Загорский с интересом взглянул на него.

– Не садясь на землю?

– Конечно, не садясь, – отвечал фельдфебель. – Это только время зря тратить, да и газ тоже.

С этими словами он вытащил что-то вроде большой лейки и стал привязывать к ней трос. Маковецкий смотрел на товарища с не меньшим интересом, чем сам Нестор Васильевич. Подождав еще с полчаса, Алабин выглянул из корзины. Теперь они летели прямо над Волгой, футах в пятидесяти от воды, не более. Великая река по бокам еще была скована слоистым белым льдом, но в центре стремнина уже выбила путь для воды.

Туда и нацелился своей лейкой Семен Семенович. На полном ходу он стал спускать лейку вниз. Трос оказался достаточной длины, и вскоре лейка окунулась в речные воды. Почти сразу она набрала бледной морозной жижи и скрылась под водой.

– Ап! – сказал Алабин и потянул трос на себя.

Лейка вынырнула на свет Божий и, раскачиваясь на тросе, стала подниматься вверх. Спустя минуту Маковецкий уже втягивал ее в корзину. Вылив добытую воду в чан, он снова стал опускать лейку вниз. Таким образом, совершив три или четыре ходки, лейка полностью заполнила оцинкованный чан.

– А вот теперь – полетели, – сказал Алабин.

Сбросили один мешок с песком, выравнивая полет. К горелке в этот раз встал подпрапорщик. Умело и очень экономно пуская огонь, он поднял аэростат до высоты примерно ста саженей. Здесь их подхватил восходящий поток воздуха и уже без всякого дополнительного усилия плавно повлек вверх. На высоте примерно в тысячу саженей Маковецкий поймал попутный ветер, и они неторопливо двинулись на юго-восток…

Убедившись, что все идет должным образом подпрапорщик вытянул из-под лавки армейский ранец, вытащил оттуда книжку в твердой серой обложке и карандаш.

– Это что такое? – заинтересовался Загорский.

– Вахтенный журнал, – с охотою объяснил Маковецкий. – По завершении поездки сдадим руководству Учебно-воздухоплавательного парка.

Он уселся на лавку, открыл журнал, помусолил во рту карандаш и аккуратным убористым почерком записал:

«Список команды.

1. Подпрапорщик Маковецкий Гавриил Романович, капитан аэростата.

2. Фельдфебель Алабин Семен Семенович, старший помощник капитана.

3. Коллежский советник Загорский Нестор Васильевич, пассажир/юнга».

Далее, согласно правилам, подпрапорщик стал заполнять графы журнала: событие, время события, курс, пройденное расстояние, направление и скорость ветра, видимость, атмосферное давление, температура воздуха. Карандаш его в задумчивости повис над графой «поясняющие записи». Это заметил Загорский.

– Что вы намерены тут писать? – полюбопытствовал Нестор Васильевич.

Маковецкий поднял на него чистые юношеские глаза.

– Хочу отразить ваш героический поступок, спасший наш аэростат…

– Не нужно, – холодно перебил его коллежский советник. – Это совершенно лишнее. Напишите просто, что на такой-то высоте благодаря маневрированию удалось избежать столкновения со стаей ворон.

Глядя на обескураженное лицо подпрапорщика, он улыбнулся неожиданно мягко.

– Поймите, мой, как вы говорите, героизм – дело частное и необязательное. А вот тот факт, что птицы поднимаются на такую высоту – это может быть очень важно для других аэронавтов и даже спасти им жизнь.

В глазах подпрапорщика засветилось понимание, и он кивнул.

– Хорошо, Нестор Васильевич, так и напишу.

Он устроился поудобнее и начал заполнять вахтенный журнал. С каждым днем записей в нем становилось все больше, впрочем, разнообразием они не баловали. Почти напротив каждой даты значилось: заслуживающих внимания событий не было. Единственное, что менялось с завидной устойчивостью, так это температура за бортом. С каждым днем она становилась все выше и выше. Последняя запись в дневнике гласила:

«22 марта 1891 года. Прибыли в порт Гонконга. 20:00 по местному времени. Температура воздуха – 13 градусов по Реомюру. Вахтенный – фельдфебель Алабин. Приземляться пришлось в темноте, в укромном месте. После приземления коллежский советник Загорский велел уничтожить аэростат, дабы не вызвать подозрений в шпионаже у здешней британской администрации. После уничтожения остатки аэростата были надежно спрятаны в местных горах. Господин Загорский поселил команду аэростата на китайском постоялом дворе «Фужун». Нам, подпрапорщику Маковецкому и фельдфебелю Алабину, велено было назавтра в 14:00 явиться в генконсульство России в Гонконге и передать его работникам письменное предписание от Министерства иностранных дел. После этого на словах следует попросить консульских работников отправить депешу тайному советнику С. о благополучном прибытии коллежского советника Загорского в Гонконг. Затем при посредстве консульских надлежит возвращаться на родину, в Санкт-Петербург, для продолжения дальнейшей службы в Учебно-воздухоплавательном парке.