Уильям Дитрих - Пирамиды Наполеона Страница 71

— Вы тут ни при чем, все в руках богов. — Он застонал. — Мое время закончилось. Люди становятся все более жадными. Им хочется, чтобы наука и магия обеспечили их могущество. Кто пожелает жить в такое ужасное время? Но знание и мудрость — разные вещи. — Он схватил мою руку. — Вы должны остановить их.

— Остановить?

— Я нашел все нужные указатели в моих книгах.

— Что? И что же ты вычитал?

— Это ключ. Вы должны вставить его в…

Его голос ослабел.

Я наклонился ближе.

— Енох, пожалуйста скажи, как Астиза? Она в безопасности?

— Я не знаю.

— А где Ашраф?

— Не знаю.

— Ты выяснил что-нибудь насчет двадцать первого октября?

Он сжал мою руку.

— Тебе необходимо обрести веру, американец. Доверься ей.

И он умер.

Я совершенно поник духом. Сначала Тальма, теперь старик. Я пришел слишком поздно, чтобы спасти его, и слишком поздно, чтобы узнать то, что узнал он. Дрожа от бессильной ярости, я закрыл глаза покойного. Со смертью Еноха умерли и надежды на обретение сокровенных знаний. Осталось ли среди обгоревших останков библиотеки то, что поможет разгадать загадку медальона? Что можно отыскать на этом пепелище?

На груди Еноха лежал на редкость толстый манускрипт в кожаном переплете с почерневшими уголками. Он был начертан арабской вязью. Имел ли он особую важность для понимания цели наших поисков? Я открыл его и тупо глянул на витиеватый шрифт. Что ж, вдруг Астиза сумеет разобраться в этом?

Если она еще в Каире. Меня не оставляло зловещее предчувствие по поводу того, кем был маленький, закутанный в паранджу спутник Силано, уезжавший на юг вместе с отрядами Дезе.

Растерянный и погруженный в тревожные мысли, я тяжело поднялся по лестнице и, забыв о всякой осторожности, вернулся в музейный зал. Это едва не стоило мне жизни.

Вдруг раздался мучительный вопль и из-за статуи Анубиса с головой шакала молниеносно вылетело копье. Вонзившись мне в грудь, оно отбросило меня назад, и я, врезавшись в каменный саркофаг, на мгновение задохнулся. Падая, я в изумлении таращился на древко. Наконечник копья пробил книгу Еноха, лишь ее последние страницы спасли меня от удара в сердце.

За другой конец копья держался Ашраф. Он вытаращил глаза.

— Вы!

Я тщетно ловил ртом воздух, пытаясь что-то сказать.

— Что вы здесь делаете? Мне сообщили, что вас задержали у пирамид! Я решил, что вернулся один из этих жадных до чужих секретов негодяев!

В конце концов я вновь обрел дар речи.

— Я заметил, что Силано покинул город, отправившись на юг вместе с генералом Дезе, поэтому поспешил вернуться.

— Я едва не прикончил вас!

— Меня спасла книга. — Я отпихнул увесистый том вместе с наконечником копья. — Я не могу даже прочитать ее, но Енох прижимал ее к груди. Ты понимаешь тут что-нибудь, Аш?

Прижав переплет к полу, он выдернул копье и, опустившись на колени, открыл том. В воздух взметнулись обгоревшие хлопья бумаги. Он почитал немного и отбросил книгу в сторону.

— Поэзия.

Понятно. Вот за что мы готовы умереть.

— Мне нужна помощь, Аш.

— Помощь? Не отшибло ли у тебя память, победитель? Вы же хотели осчастливить новыми знаниями и культурой бедный Египет! И вот чем ты осчастливил дом моего брата: кровавой бойней! Умирают все, кто сталкивается с тобой!

— Но бойню устроили арабы, а не французы.

— Но именно Франция разрушила нормальный ход жизни египтян.

Мне нечем было оправдаться, конечно, я был отчасти виноват в их несчастьях. Мы выбираем порой самые целесообразные мотивы для того, чтобы перевернуть все вверх дном.

Я тяжело вздохнул.

— Мне необходимо найти Астизу. Помоги мне, Аш. Не как пленник, не как раб или слуга хозяину, а как друг. Как собрат по оружию. Медальон сейчас у Астизы. Ее могут убить так же жестоко, как убили Тальма, а я уже не настолько доверяю французам, чтобы обратиться к ним за помощью. Наполеон сам стремится завладеть этой тайной. Он заберет медальон себе.

— И будет проклят, как все, кто прикасается к нему.

— Или обретет могущество, разгадав его тайну, и поработит весь мир.

Молчание Ашрафа дало мне время осознать, что я сболтнул лишнее о нашем командующем. Являлся ли Бонапарт республиканским спасителем? Или скрытым тираном? С его разносторонней натурой он мог выбрать любой путь. А в чем, собственно, разница между спасителем и тираном? Обоим должно быть присуще обаяние. Обоими движут честолюбивые стремления. И возможно, только перышко на весах Тота способно склонить сердце правителя к выбору того или иного пути. Но сейчас все это уже не важно! Мне необходимо решить, во что же я сам верю. Только что Енох подсказал мне, где искать спасительный якорь: «Доверься ей».

— Мой брат согласился помочь тебе, и вот что из этого получилось, — с горечью сказал Ашраф. — Ты мне не друг. Я проклинаю тот час, когда решил привести тебя в Каир. Лучше бы меня убили при Эмбабе.

Я пришел в отчаяние.

— Раз ты не хочешь помочь мне как друг, то я приказываю тебе сделать это как моему пленнику и рабу. Ты мой должник!

— И ты смеешь что-то требовать от меня после всего этого? — Он вытащил кошелек и швырнул его мне. Высыпавшиеся монеты раскатились по полу. — Плевать я хотел на твои деньги! Уходи! Сам ищи свою женщину! Я должен подготовить брата к похоронам!

Итак, я остался в одиночестве. По крайней мере, у меня хватило совести не собирать раскатившиеся по полу монеты, хотя я знал, что мои собственные накопления подходят к концу. Я забрал только то, что сам спрятал в пустом саркофаге: мою винтовку и алгонкинский томагавк. И вот, еще раз перешагнув через труп Мустафы, я вернулся на каирские улицы.

Пути назад у меня не было.

Астизу спрятали в гареме Юсуфа аль-Бени, а дом его выглядел гораздо внушительнее, чем дом Еноха, напоминая увенчанную башенками крепость, затенявшую улицу нависающими выступами. Окна гарема находились в верхней части стены, где сияло солнце и порхали ласточки, но вход в него скрывался под большой аркой, такой же мощной, как при входе в средневековый замок. Я стоял перед ней в новом обличье. Оружие я завернул в дешевый, наспех купленный ковер, а сам оделся как египтянин на тот случай, если солдатам будет приказано разыскать меня и вернуть к Жомару для продолжения изучения пирамид. В отличие от европейского платья свободные штаны для верховой езды и галабея были несравнимо прохладнее и удобнее и заодно обеспечивали неузнаваемость, а намотанный на голову платок отлично защищал от солнца.

Неужели я опять опоздал?

Я постучал в дверь дома Юсуфа, и меня встретил верзила, не уступающий своими размерами Мустафе. Бритый, могучий и на редкость светлый, в отличие от темнокожего слуги Еноха, он загораживал собой весь дверной проем, точно тюк египетского хлопка. Неужели в каждом богатом доме служил такой человекообразный тролль?

— Что тебе нужно, торговец коврами?

Я уже немного понимал по-арабски.

— Я не торговец. Мне нужно увидеть вашего господина, — ответил я по-французски.

— Так ты француз? — спросил он на том же языке.

— Американец.

Он проворчал:

— Его нет, — и начал закрывать дверь.

Я решил блефовать.

— Султан Бонапарт прислал меня с поручением.

Тюк хлопка помедлил. Этого было достаточно, чтобы я предположил, что Юсуф где-то в доме.

— У генерала есть дело к женщине, которая гостит здесь у вас, к даме по имени Астиза.

— Генералу нужна рабыня?

В его тоне прозвучало недоверие.

— Она не рабыня, она ученый. Султану нужна ее оценка. Если Юсуф уехал, то ты сам должен доставить эту женщину к генералу.

— Она тоже уехала.

Как же мне не хотелось верить этому ответу!

— Ты хочешь, чтобы к вам пришел отряд солдат? Султан Бонапарт не тот человек, которого можно заставлять ждать.

Он мотнул головой, отметая мое предположение.

— Уходи, американец. Она продана.

— Как продана?!

— Продана бедуинскому работорговцу.

Он собрался захлопнуть дверь перед моим носом, поэтому я просунул конец ковра в щель, чтобы помешать ему.

— Вы не имели права продавать ее, она моя рабыня!

Он схватил конец ковра лапищей размером со сковородку.

— Убери свой ковер из двери, иначе навсегда расстанешься с ним, — предупредил он. — У тебя нет больше никаких дел с нами.

Развернув коверный рулон, я нацелил его в живот верзилы и, незаметно выдвинув винтовку с другого конца, приготовился к атаке. Щелчок взведенного курка был отлично слышен, и это поубавило его надменности.

— Я хочу знать, кто купил ее.

Мы пристально следили друг за другом, оценивая шансы на победу. Наконец он проворчал:

— Подожди здесь.

Слуга удалился, а я остался у входа, казня себя за глупость и непредусмотрительность. Как посмел этот египтянин продать Астизу?