Мэтью Перл - Тень Эдгара По Страница 8

Вместе с портретом Нельсон показал мне стихи, написанные Вирджинией Эдгару за год до смерти. Вирджиния говорила о маленьком домике, где хотела бы поселиться вместе с мужем. Она убеждала:

Ручаюсь: вдали от забот и злословья(А сплетникам нынче не писан закон)Любая болезнь исцелится любовью…[4]

Нельсон отложил в сторону и портрет, и стихотворение. «В последние годы, — сказал он, — Вирджинии требовалась постоянная медицинская помощь».

— Может, Эдгар действительно любил свою жену. Только разве по средствам ему было обеспечить ей надлежащий уход? Эдгару следовало жениться на состоятельной женщине. — Нельсон помолчал, как бы взвешивая эту мысль, и сменил тему. — В вашем возрасте, мистер Кларк, я сам редактировал газеты и журналы, даже статейками баловался. Я не чужд литературным кругам, — добавил он с нарочито скрываемой гордостью. — Мне известно, как литература влияет на незрелые души. Но я, мистер Кларк, никогда не отходил от реальности; у меня хватало разумения не цепляться за так называемый литературный дар. А Эдгар цеплялся — даже когда выяснилось, что никакого дара у него нет и не было. Зря он не бросил литературные опыты. Одно это могло спасти бедную Сисси, да и его самого.

Рассказывая о последних месяцах Эдгара По, о последних попытках обрести финансовую стабильность, Нельсон упомянул о намерении своего кузена добыть и денег, и подписчиков посредством лекций в Норфолке и Ричмонде, а также визитов в лучшие дома этих городов. Именно в Ричмонде Эдгар возобновил знакомство с одной очень состоятельной женщиной (слово «состоятельная» Нельсон произнес так, будто полагал деньги высшей из добродетелей).

— Ее имя — Эльмира Шелтон. Старая любовь, знаете ли.

Еще совсем юными Эдгар и Эльмира поклялись друг другу в любви. Потом Эдгар поступил в Виргинский университет и уехал. Отец Эльмиры не одобрял кандидатуру По, перехватывал многочисленные письма нареченного жениха. На этом месте я перебил Нельсона вопросом: «Почему?»

— Возможно, — отвечал Нельсон, — этому достойному джентльмену казалось, что его дочь и Эдгар еще не созрели для женитьбы… Вдобавок Эдгар был поэтом. И не забывайте — отец Эльмиры наверняка знал мистера Аллана. Наверняка говорил с ним о финансовых перспективах Эдгара и выяснил, что Эдгар едва ли что получит по завещанию своего приемного отца.

Покинув университет после того, как мистер Аллан отказался оплатить его долги, Эдгар прибыл в дом своей невесты — и что же узнал? Эльмира помолвлена с другим. К лету 1849 года, то есть к их новой встрече, муж Эльмиры уже умер; умерла и Вирджиния По. Эльмира Шелтон, беззаботная девушка прежних лет, стала богатой вдовой. Эдгар читал ей стихи, с улыбкой и добрыми шутками говорил о прошлом. Сделался членом ричмондского Общества трезвости, поклялся Эльмире воздерживаться от спиртного. Сказал, что робкая любовь — это и не любовь вовсе, и подарил кольцо. Эдгар и Эльмира собирались начать новую жизнь вдвоем. А всего через несколько недель Эдгара нашли здесь, в Балтиморе, и отвезли в больницу, где он умер.

— Видите ли, мистер Кларк, мы с Эдгаром не общались в последние годы. Даже не встречались. Вообразите теперь мой ужас. Меня извещают, что мой кузен обнаружен в Старом городе, на избирательном участке, в плачевном состоянии и увезен в больницу при колледже. Мой родственник, Генри Герринг, был свидетелем сцены в закусочной «У Райана». Мне так и не удалось выяснить, когда Эдгар приехал в Балтимор, где остановился, где, как и с кем проводил время.

Я выразил удивление.

— То есть вы хотите сказать, мистер По, что пытались пролить свет на загадочную смерть вашего кузена и не смогли?

— Я считал это своим долгом, как-никак мы состояли в родстве. Ну, вы понимаете, — отвечал Нельсон По. — Скажу больше: Эдгар не только доводился мне двоюродным братом — мы были друзьями. И одногодками. Эдгар умер слишком рано. Надеюсь, сам я умру стариком в своей постели, окруженный любящим семейством.

— Неужели вы совсем ничего не узнали?

— Увы, Эдгар унес причину смерти в могилу. С другой стороны, разве это не типично, мистер Кларк, — смерть глотает человека целиком, не оставляет ни единого следа, ни единой зацепки? Ни тени, ни даже намека на тень?

— Нет, мистер По, к вашему кузену это не относится, — убежденно сказал я. — Эдгар По будет жить в веках благодаря мощи литературного дара. Его произведения обладают удивительной властью над людьми.

— Действительно, им присуща некая власть, но чаще всего она сродни власти тяжкого недуга. Мистер Кларк, вам что-то известно о смерти Эдгара?

Я не стал рассказывать о Фантоме. Что-то остановило меня. Возможно, именно с этого момента — когда я заколебался и не открыл всего, что знал, — и началось мое настоящее расследование. Возможно, в тот миг я заподозрил, что Нельсон По не так прост и сообщил далеко не все.

Нельсон не мог даже толком обрисовать состояние Эдгара, доставленного в больницу. Да, он явился навестить кузена, однако доктора запретили входить в палату «из-за повышенной возбудимости пациента». Нельсон смотрел на Эдгара из-за шторы. Находясь в этой куда как выгодной для наблюдения позиции, Нельсон констатировал, что не узнал кузена, что тот стал тенью себя самого. Когда же Эдгар умер, Нельсон не видел мертвого тела — только заколоченный гроб.

— Боюсь, больше я вам ничего не скажу, — вздохнул Нельсон По. И вдруг выдал панегирик, врезавшийся мне в память: — Эдгар был сиротой во всех смыслах. Он вынес много горя, мистер Кларк, имел так мало поводов радоваться жизни, что сия прискорбная перемена — смерть — в его случае едва ли может считаться несчастьем.

Чувство досады на самодовольные речи Нельсона По подвигло меня зайти в редакции нескольких газет. Я питал слабую надежду воззвать к благородству газетчиков; пусть, думал я, перестанут смаковать пикантные подробности о По хотя бы из уважения к его таланту. Я описал жалкие похороны, перечислил ошибки в изложении биографии. Увы, мои надежды на исправление ошибок и изменение тона статей не оправдались. В редакции одной газеты под названием «Патриот», принадлежащей партии вигов, меня выслушали и, припомнив, что Эдгар По писал для них статьи, скроили скорбные мины и предложили собрать по подписке денег на памятник собрату по перу — как будто Эдгар По был презренным сочинителем газетных баек! Заметьте, я в отличие от периодических изданий не употребляю имя Эдгар Аллан По. О нет. Это имя само по себе было химерой, монстром, Аллан в нем исключал По, и наоборот — ибо Джон Аллан, в 1810 году взявший на воспитание маленького Эдгара, позднее практически бросил его на произвол судьбы.

Как-то ранним вечером я возвращался домой мимо пресвитерианского кладбища и решил взглянуть на последнее пристанище великого поэта. О, это старое тесное кладбище на перекрестке Грин-стрит и Файетт-стрит! Могила Эдгара По располагалась рядом с изящным, достойным надгробием генерала Дэвида По, героя Войны за независимость и деда поэта. Что-то в окружающей обстановке смущало меня. Конечно! Могила Эдгара По до сих пор не была отмечена ни памятником, ни даже приличным надгробием. Над ней будто никто никогда не читал заупокойной молитвы.

Невидимое Зло! С этой минуты Червь-победитель — последняя из бед, постигающих человечьи тела, — уже не шел у меня из мыслей:

Партер рыдает — на клыках —Кровь, а не киноварь!

Вдруг новая мысль осенила меня. Я торопливо зашагал по кладбищенской аллее. Вскоре я заметил следы, ведущие в один из старейших фамильных склепов, и по ним нашел мистера Спенса, церковного сторожа. По обыкновению, он читал, укрывшись под низкими гранитными сводами. Там, в склепе, у мистера Спенса стояли стол, бюро, умывальник и небольшое зеркало. Сначала было основано кладбище; но даже когда построили церковь, Джордж Спенс предпочитал находиться в склепе. Это меня шокировало.

— Вы ведь не постоянно здесь живете, не правда ли, мистер Спенс? — спросил я.

— Если здесь, внизу, становится очень уж зябко, я перемещаюсь на поверхность, — отвечал мистер Спенс, несколько смущенный моим тоном. — Но под землей мне больше нравится — тихо, никто не мешает. Вдобавок из этого склепа покойников убрали — уж который год пустует.

Лет двадцать назад семья, что владеет этим склепом, решила перевезти тела предков в более просторное помещение. Склеп вскрыли — вскрыл тогдашний сторож, отец Джорджа Спенса, — и что же? Один из покойников подвергся петрификации, что происходит с человеческими телами крайне редко. Все тело, от головы до пят, превратилось в камень. Слухи об этом явлении быстро расползлись, и суеверные прихожане с тех пор не пользовались склепом.