Дмитрий Леонтьев - Обитель Страница 8

— Ничего. Просто попросить. В отличие от других религий, где четко регламентируется, что должен делать человек, чтоб получить то-то и то-то, христианин полу­чает все и сразу. Вот только удержать это куда сложнее, чем получить. Есть интересная притча... Когда Адам и Ева были изгнаны из рая, рай опустел и на его страже встал ангел с огненным мечом. Все, даже самые праведные бо­гоискатели, вынуждены были ждать обещанного дня в аду. А как вам известно, Джеймс, рядом с Христом были распяты два разбойника. Предание гласит, что это были на редкость отъявленные душегубы. Казнь на крес­те вообще была редкостью в Иудее, так как считалась позорной и карались ею только совсем уж перешедшие все мыслимые пределы люди. Один из них, даже умирая, проклинал и поносил всех в своей ненависти. А второй, увидев, что даже на кресте Христос просит Отца про­стить Своих убийц, сумел понять, что ТАК перед смер­тью не врут, и он попросил о заступничестве. И Христос обещал ему это... А теперь представьте длинную верени­цу великих пророков и праведников, поднимающихся из ада в рай, и вдруг обнаруживающих в этом «безлюдном» месте... человека! «Это ж каким надо быть праведником и что сделать для мира, чтоб попасть сюда раньше нас?!» — подумали они. С благоговением приблизились и робко спросили: «Кто ты, пришедший сюда первым?» «Я? — задумался человек.— Убийца... Грешник». И вот тут, как гласит притча, все праведники возблагодарили Бога за то, что дела их увенчались успехом: грешные люди потянулись к Богу и Бог их принял. Вот примерно так и в наши дни... Это и есть «благодать» — «не­заслуженная милость Бога к людям». Впрочем, если быть совсем точным, то в этой притче забывается о двух про­роках, взятых на небо живьем... Но это ведь только при­тча...

— Благодать переводится как «милость»?

— Да, как «милость», «обаяние» и даже «грация»,— ответил настоятель.— Ну а слово «спасение» пе­реводить не требуется. Достаточно вслушаться. Человек глупо эгоистичен и самонадеян. Он все время думает, что может все сам. Редко когда довольный своею жиз­нью обыватель ищет Бога. Как говорили мудрые: «Спа­сителя зовет лишь утопающий». Гордыня — главная ошибка человека, не позволяющая позволить Богу пода­рить ему вселенную. Вы знаете, Джеймс, что опытные пловцы тонут куда чаще неопытных, а потому осторож­ных. Вот и гордыня — это явная переоценка своих сил, приводящая к гибели. Когда-то некоторые из ангелов посчитали себя самодостаточными, и... Вы видели, как злятся уголовники на то, что их поймали и наказали? Вот теперь можете понять психологию бесов. А человек так не должен. У него всегда есть шанс. Неискупаемых грехов нет. Кроме самоубийства. Тут уже просто ничего нельзя поделать...

— Наверное, теоретически все это хорошо... Но мне кажется, что мне будет скучно там... в раю... Ну, там все правильные, молятся, и все такое... У меня другой ха­рактер, я там, наверное, в депрессию впаду...

— Вы даже представить себе не можете, сколько будет забот, риска и интереснейших задач у «соработников» Бога,— сказал он.— Вселенная бесконечна, Джеймс. Представляете, сколько в ней разных загадок, тайн и приключений? Вы представляете рай как обще­житие образцово воспитанных детей под руководством строгого гувернера? Напрасно. У вас слишком виктори­анские представления о Боге. Это настоящий Отец. А, как известно, «отец — не тот, кто служит костылем, а тот, кто учит обходиться без костылей». Там будут такие приключения и такая работа, Джеймс, что дай Бог вам хотя бы частично успеть к ним подготовиться здесь, на земле...

— Вы так забавно представляете рай,— невольно улыбнулся я.— Если б было так, то... я бы, наверное, со­гласился...

— Ну разве я похож на дурака, Джеймс, чтоб меч­тать о худшем? — спросил он.— Я не первый год изучаю религию, думаю о ней, потому и знаю. А большинство судит, не сделав даже попытки понять.

— Как же пресловутые «муки адовы»?

— Мне кажется, что ад — это просто место, где нет любви. Знаете, для большинства философов «ад — это другие». А для христианина ад — это одиночество. Там, где начинается «я» — заканчивается дорога в Царство Божие. Церковь — это «сообщество в Любви».

— Как же это соотносится с монахами, которые по определению «одиночки»?

— Так это же и есть то самое «единение индивиду­альностей», «многообразность в единении», которое противостоит обезличиванию с помощью «нового миро­вого порядка» и всяческого рода «толерантностей». Воп­рос: в чем объединяться? И вот тут я не хочу объеди­няться с недостойным обществом. Истина по своей природе «интолерантна», Джеймс. Она не терпит «неистину». Терпимость к подлости или греху означает по­пустительство или покровительство им. Размытости по­нятий могут желать только мошенники, преследующие свои цели. Ну как я могу быть «терпим» к абортам, со­домии, ересям? Сегодня терпимость к содомитам, завтра к педофилам — их ведь тоже хватает, и они требуют за­щиты их «интересов». Где та планка, ниже которой не­льзя опускаться? Чем измеряется уровень морали и нравственности в обществе? Золотое правило светской морали: поступай с другими так, как хочешь, чтоб по­ступали с тобой. Но ведь содомиты именно об этом и мечтают... Что вы смеетесь? Нет уж, я лучше буду все мерить иной «точкой отсчета» — Христом. Объединяться с тем сообществом, которое стремится к единению с Ним. К тому же «монах» переводится не только как «один», но и «един». Имеется в виду единение с Богом. Какое уж тут «одиночество»?..

— А общечеловеческие ценности?

— Как вам сказать... Человек — он и в Африке человек. Он там, в овраге, зебру доедает. И у него тоже есть свои ценности. Но для меня он не пример. Для меня важнее христианские ценности. Это вообще несопоставимо: одно от человека, другое — от Бога. А Божественное — куда муд­рее человеческого. Не надо опускать планку.

— Ну, предположим... Хорошо... Тогда так... Допустим, что я сейчас, от всего сердца, возжелаю Царство Небесное, со всеми этими приключениями и Любовью. И? Где?!

— Вы делаете к нему шаг. В эту секунду. Но ведь есть следующая секунда, и что вы возжелаете в нее?

— Почему я не удивлен...

— Потому что вы умны. А христианство — религия умных людей. Дураки в сектах. Вы же понимаете, что еще живы, а значит, этой дорогой идти ох как тяжело. В одну секунду вы хотите Царство, в другую уже разо­чарованы в его нескором получении, в третью — сомневаетесь, в четвертую готовы немного погрешить, пока «время есть». У всех так, вы не один такой... Поэ­тому люди и уходят в монахи, убегая страстей и искусов. Знаете, какая сила воли нужна и какая вера, чтоб эти сотни тысяч секунд преодолевать? Это с колокольни быстро падать, а подниматься на нее куда сложнее. Что же говорить о небе? А тут еще и страсти... Они тянут назад, уносят.. «Страсть» — в переводе означает «то, что тебя влечет», «пассивность». Состояние, когда не ты уп­равляешь ситуацией и собой, а отдаешься на волю тече­ния, уносящего тебя. У того, «благоразумного разбойни­ка», на кресте, уже не было страстей. Были лишь боль, страх и надежда. А вы, как это ни странно звучит, в куда более опасном положении, чем он. Кстати, философ Зе-нон рассматривал страсть как болезнь души, утверждая, что «жертвы страсти обладают умственными недугами и патологическими расстройствами личности».

— Это вы так издеваетесь надо мной?! — вспылил я.

— Помилуйте, голубчик, с чего вы взяли?

— Сначала заставили говорить меня о духовном, даже интимном, раскрывая... личное! А потом практи­чески идиотом назвали!

— Ну что вы, Джеймс! Уж если вспоминать все тот же смысл слова, то «идиот» — это я. «Идиот» в переводе означает почти то же, что и монах,— «один», «индиви­дуальный», «не такой, как все», «отличный от других». Не гневайтесь, голубчик. Мы все рабы страстей. Вы оби­жаетесь не поняв. Нас всех влечет к женщинам, к риску, вкусной еде, развлечениям... Но, как сказал апостол Па­вел, «ты можешь владеть всем, но ничто не должно владеть тобой». Мы должны осознавать это влечение и учить­ся властвовать над ним. Как англичанину, вам должен быть понятен смысл самоконтроля. Да, мы хотим есть. Мы не можем не есть. Но ведь мы можем выбирать, что есть, когда есть и сколько есть. Многим знакома эта про­блема. Но решают ее, как правило, те, для кого это уже — увы! — стало жизненной необходимостью и связа­но со смертельной опасностью. Почечники, диабетики... Они уже способны властвовать над желанием выбирать между жирным свиным окороком и противной овсян­кой.

— Овсянка не противная! — твердо встал я на защиту национальных вкусов.

— Беру свои слова обратно,— улыбнулся он.— Заменим её сухарями. Если мы одолеваем природные, жи­вотные влечения, то уже властвуем над своим телом. Не должно тело управлять нами: в конечном итоге ему бу­дет мешать именно душа. И оно будет искать способ от нее избавиться. Как сказал один мудрец: «Тело — хороший слуга, но плохой господин». То же и с влечением к жен­щинам. Вы ведь любите женщин, Джеймс?