Александр Арсаньев - Убийство на дуэли Страница 8

– Князь вернулся? – с нетерпением проговорила Шурочка, которую уже начинало раздражать неспешное повествование бурмистра.

– Вернулся, куда ж ему деться. Сидим мы, значит, с Малашкой в кухне, она мне про то, про се толкует.

– Господи, да нам-то какое дело, о чем вы с Малашкой толковали, – все-таки не выдержала моя подруга. – Ты про князя рассказывай.

Остап испугался, мелко закивал лохматой головой.

– Не гневайтесь на меня, старого, барышня, – пробормотал он. – Вернулся князь только к ночи, злой весь, даже со мной разговаривать не пожелал, хотя, смею напомнить, что дело-то мое отлагательства не терпело. Князь на меня даже не взглянул, прямиком в свой кабинет отправился и всю ночь тут вот и просидел. Малашка по этой причине несколько раз бегала ему свечу заменить. Она-то мне и поведала, что барин все писал, писал, да еще бормотал слова какие-то непонятные. Утром, когда еще солнце не успело встать, вскочил барин на коня, да и ускакал.

– Куда ускакал? – спросила я.

– В сторону леса. Больше его никто и не видел, а нашли уже мертвым. Ох, горе нам, горе, – снова запричитал мужик.

Узнав от Остапа все, что только можно было узнать, мы отпустили его. Остап, пятясь, все продолжал кланяться, пока дверь за ним не закрылась.

– Мы так ничего и не узнали, – с отчаянием простонала Шурочка.

– Сашенька, ты не права. Кое-что нам все-таки стало известно. Ведь, как сказал Остап, накануне своего отъезда князь делал какие-то записи. Вряд ли он забрал их с собой. Значит, попросту надо просмотреть все, что есть в этом кабинете. Наверняка мы найдем что-нибудь интересное, – решительно проговорила я.

Однако Шурочка никак не хотела соглашаться со мной.

– Катенька, но разве можно рыться в личных вещах покойного без разрешения, – моя подруга даже представить себе не могла такой наглости, не говоря уже о том, чтобы самой пойти на это.

– Какое разрешение? Кто тебе теперь его даст, если Волевский мертв? Шурочка, не будь такой глупенькой. Право, ничего не случится, если мы немного посмотрим записи покойного. К тому же в случае везения мы сможем найти что-то, что поможет нам разгадать убийство Владимира Георгиевича. Ты ведь этого хочешь? – я постаралась вложить в эту речь всю душу, чтобы окончательно и бесповоротно убедить подругу обыскать кабинет.

Я не покривлю душой, если скажу, что мне самой не особенно нравился подобный путь узнать что-либо о гибели Волевского. Но читатель сам должен понимать, другого выхода у нас тогда не было.

В результате Сашенька все же поддалась на мои уговоры, и мы с большим энтузиазмом принялись за дело. К нашему удивлению, осмотр занял у нас гораздо больше времени, чем мы предполагали. Мебели в кабинете было всего ничего: старинный высокий секретер красного дерева да огромный дубовый стол. Секретер оказался практически пустым, лишь несколько толстых хозяйственных книг, в которых велся учет доходов и расходов поместья.

Нам пришлось немало потрудиться, прежде чем открыть ящики стола. Мы долго не могли найти к ним ключ. Если бы Волевский носил его с собой, то Шурочке вернули бы его вместе с остальными безделушками, найденными полицией у покойного. Значит, ключ должен был быть где-то спрятан. Ногде? После нескольких минут бесплодных поисков мой взгляд вдруг наткнулся на потемневшее от времени старинное панно на стене с каким-то нелепым изображением то ли оленя, то ли лося. Зачем было вешать эту старую картину именно здесь, в рабочем кабинете?

Я подошла к панно и осторожно приподняла его за краешек. Так и есть, прямо за картиной на маленьком вколоченном в стену гвоздике висел ключ. Причем ключ был очень необычный. Необычность эта заключалась в том, что ключ был двухсторонним, а по тем временам это представляло большую редкость.

– Что там? – тем временем в нетерпении вопрошала меня Шурочка.

Я сняла ключ с гвоздя и с победной улыбкой протянула его подруге. Ключ действительно оказался именно тем, что мы искали. Но к обоим ящикам стола подошел только один конец ключа. В первом ящике лежали несколько гусиных перьев да колода карт для пасьянса. А вот во втором – стопка мелко исписанных листов и пачка старых писем, которые при внимательном изучении были адресованы еще покойному отцу Владимира Волевского. Ничего более интересного в столе не обнаружилось.

– Но ведь есть еще и другой конец ключа. Он тоже должен к чему-нибудь да подойти, – не сдавалась Сашенька.

Задача найти емкость, к замку которой подходил бы второй конец ключа, оказалась не такой уж простой. Мы осмотрели все предметы в кабинете, даже заглянули за отделанные плетеным аграмантом тяжелые гардины на окнах. Но тщетно, ни единой шкатулки, ни единого ящичка, закрывающегося на ключ, в кабинете больше не было.

– И все же мы найдем его, – я решила для себя ни за что не сдаваться и продолжать поиски.

Открыв секретер, я, наверное, уже в тысячный раз принялась внимательно изучать каждую его выемку, каждую полку. Наконец, я добралась до самого низа, где лежали на первый взгляд уж очень старые бумаги, судя по толстому слою пыли на их поверхности. Я безжалостно стала вынимать стопки рукописей и бросать их на пол. В следующее мгновение я поняла, что все мои усилия были не напрасны. В самой глубине полки моему взору открылась небольшая дверца. Я сунула в замочную скважину ключ, несколько раз повернула его, и дверца открылась. За ней находилась уходящая вглубь стены ниша.

– Тайник, – почти беззвучно прошептала Сашенька, которая все это время стояла за моей спиной и наблюдала за моими действиями.

Я тем временем пошарила рукой в нише и вытащила на свет несколько мелко исписанных страниц и толстый желтый пакет, обтянутый темной бархатной лентой. Водрузив свою находку на стол, мы принялись ее изучать с большим интересом.

Почерк рукописей был настолько неразборчив, что мы с большим трудом смогли разобрать всего лишь несколько фраз. Видимо, в момент написания князь сильно торопился. Неровные буквы то и дело заскакивали друг на друга, как будто спешили как можно быстрее передать мысли, обуревавшие Волевского накануне собственной гибели. В результате долгой кропотливой работы у нас получилось вот что:

«Завтра решится все»…

«Уверен враги будут повержены, наследник спасен от позора»…

– Мне ровным счетом совершенно ничего не понятно, – Шурочка, сощурив глаза, внимательно вглядывалась в испещренные чернилами страницы.

Я кивнула и полезла в бумажный пакет. В нем находилась стопка канцелярских бумаг.

– Закладная, – прочитала я вверху первого листа. – Так, это уже становится интересным.

Я быстро пробежала глазами по строчкам. Через несколько минут я уже имела кое-какое представление о том, как же на самом деле вот уже несколько месяцев обстояли дела в поместье князей Волевских. Все прочитанное немало удивило и озадачило меня. Но, доведу до сведения читателей, там не было ничего утешительного, по крайней мере для покойного князя.

– Катенька, что там написано? – Шурочка изворачивалась всем телом, стараясь как можно больше прочитать, заглядывая через мое плечо.

Я быстро перевернула листы лицом вниз, чтобы Шурочка раньше времени не узнала сногсшибательную и поразительно неприятную новость.

– Но, Кати, позволь же мне взглянуть. По-моему, я имею на это полное право, – обиделась подруга.

Однако мне нужно было подготовить Шурочку, прежде чем рассказать ей о том, что было написано в бумагах.

– Сашенька, ты только не волнуйся. Присядь, – попросила я.

Шурочка как-то странно улыбнулась, но просьбу мою выполнила и уселась на стоящий рядом стул.

– Ну, теперь рассказывай, – потребовала она.

– Дело в том, что по этим бумагам поместье Волевских уже несколько раз перезакладывалось. Последний срок выплаты долгов назначен до конца текущего месяца, – зная ранимость своей подруги, я старалась тщательно подбирать слова и выражения, чтобы сообщить ей эту неприятную, если можно так сказать, новость.

Несколько минут Шурочка молчала, во все глаза уставившись на меня. Я уже подумала, что она снова собирается упасть в обморок, и на всякий случай вышла из-за стола, чтобы поддержать ее. Однако подруга, к моему изумлению, грубо оттолкнула мою руку.

– Не надо. Ты же сама мне говорила, что нужно быть сильной. Вот я и буду самой сильной. Раз уж мне суждено узнать всю правду о моем бывшем женихе, то так тому и быть, – со смирением и оскорбленностью на лице произнесла Шурочка. – Больше там ничего не написано?

Я стала читать дальше, но, кроме следующих за свидетельством заклада имения цифр и каких-то подсчетов, больше ничего, представляющего интерес, не нашла.

И тут впервые за весь этот безумный день меня посетила мысль о самоубийстве князя. Однако я тут же отбросила это предположение. Во-первых, самоубийцы не стреляют себе прямо в лоб, скорее они стреляются или в висок, или, в крайнем случае, в рот. Мой покойный муж много рассказывал о таких безбожных людях, которые добровольно лишали себя жизни. Во-вторых, если уж князь действительно решил свести счеты с жизнью, то зачем, скажите, ему понадобилось жениться? Вот оно, как же все оказывается просто. Он вовсе не самоубийца, а жениться хотел, чтобы получить деньги и забрать имение из-под залога. Своих-то средств у него для этого, по всей вероятности, не было, иначе бы он давно уже все выкупил.