Андрей Баранов - Павел и Авель Страница 8

– Присоединила Крым…

– Крым? Да на что он нам? Все эти суворовские походы – как страшный сон. Воинской дисциплины никакой, офицеры ленивы. Я изменю все былые порядки! И в кратчайшее время. Женщина не смеет занимать царский престол! Никаких преемников – только наследники. Офицеры, не явившиеся на смотр, выкинуты будут из армии вон. Конногвардейский полк – позор гвардии моей. Перепорю всех, даже дворян, если понадобится! Сибири не нюхали, вольностей захотели! И ты мне, мон СашА, первый друг и в этом помошник… Не так ли?

– Всегда к услугам вашим, милостивый государь Павел Петрович, – князь поклонился.

– Вот и хорошо, и чудесно. Рад, что у меня есть верные друзья. Ну а теперь о твоем монахе – давай его сюда! Желаем знать, что будет. Кончатся ли успехом реформаторство мое, воздаст ли мне Господь за усердие… зови!

Князь отошел распорядиться, и через пять минут оробевший пророк уже бухнулся в ноги государю.

– Встань, отче… Не всемерного повиновения жду я от тебя, но божьего благословения. Ведомо мне, что открыто тебе будущее аки святцы?

– Истинно так, твое величество Павел Петрович, многия тебе лета и всяческого благополучия!

– Благополучия? Что ж, отче, вот сейчас и узнаем, какое благополучие всех нас ожидает… Счастливо ли будет царствие мое и сколь много лет отпущено мне Господом?

– Я нижайший монах Адам обошел все края и пустыни, и видел в них дивная и предивная, великая и тайная и всему роду полезная… – забормотал провидец задрожавшим голосом. – Даже и на небесах был восхищен, и видел я там одну книжку, и зело ясно отпечаталась она в памяти моей. Прямо как на доске пращура нашего первопечатника Федорова Ваньки… Желаю я ныне оныя пустынныя тайны вам показати… – Отец Адам закрыл глаза и забормотал, как бы вспоминая:

Царская Россия позже других стран вступила на путь капиталистического развития. До 60-х годов прошлого столетия в России было очень мало фабрик и заводов. Преобладало крепостническое хозяйство дворян-помещиков. При крепостном строе не могла по-настоящему развиваться промышленность. Подневольный крепостной труд давал низкую производительность труда в сельском хозяйстве. Весь ход экономического развития толкал к уничтожению крепостного права. Царское правительство, ослабленное военным поражением во время Крымской кампании и запуганное крестьянскими "бунтами" против помещиков, оказалось вынужденным отменить в 1861 году крепостное право.

Но и после отмены крепостного права помещики продолжали угнетать крестьян. Помещики ограбили крестьян, отняв, отрезав у них при "освобождении" значительную часть земли, которой крестьяне пользовались раньше. Эту часть земли крестьяне стали называть "отрезками". Крестьян заставили платить помещикам выкуп за свое "освобождение" – около двух миллиардов рублей.

После отмены крепостного права крестьяне вынуждены были на самых тяжелых условиях арендовать помещичью землю. Кроме денежной платы за аренду помещик нередко заставлял крестьян даром обрабатывать крестьянскими орудиями лошадьми определенное количество помещичьей земли. Это называлось "отработками", "барщиной". Чаще всего крестьянин вынужден был платить помещику за аренду земли натурой из урожая в размере половины своего урожая. Это называлось работой "исполу".

– Что это за ересь? – гневно вопросил Павел Петрович. – Да он вольтерьянец, вольнодумец, я его запорю немедля!

– Наш, российский Нострадамус! – осторожно промолвил князь Александр Борисович, глядя на притихшего пророка, который видно и сам не понял, что только что сказал. – В катренах-то у Нострадамуса ничего не разберешь, а тут вам и года, и деяния… Истинный пророк в своем отечестве!

– Да как это может быть, чтобы крепостное право отменили? Я сам намереваюсь в ближайшее же время раздарить сотни тысяч крестьян в руки дворянские, ибо убежден, что за помещиком им будет лучше! А что касается барщины, то уже в будущем году собираюсь я издать манифест о трехдневной барщине… Я строг, но зело справедлив… Нет, братец мой, так дело не пойдет. В твоих предсказаниях черт ногу сломит. Видно придется по старинке – мы будем спрашивать, а ты отвечать, как в Тайной экспедиции. Сколько лет суждено мне прожить на свете, ответь-ка? – государь нахмурил брови.

– Не могу знать, великий царь, не сподобил меня господь увидеть сие. Может потом…

– Не знаешь? Ну хорошо… А кто мне унаследует? Сын мой старший Александр?

– Да, государь, однозначно он. Только вот вишь ты, какая оказия – нелегко ему придется. Француз придет на нашу землю священную, да всю Москву попалит. Солдаты ихние у наших домов будут греться аки у костерищ. Но потом погонят их с русской земли генерал Мороз да какой-то седой да одноглазый, лика не разберу…

– А цесаревичу Александру кто унаследует?

– Николай… сынок твой… Да знаешь ли, царствование его бунтом да побоищем начнется… Далее пойдут Александр Второй-освободитель, он-то всех крепостных и ослобонит, но и сам от рук заговорщиков смерть примет, Александр Третий, миротворец, с недолгим впрочем сроком, а далее снова Николай, святой мученик. На нем все и кончится.

– Как кончится? Отчего?

– Не своей смертью помрет. Расстреляет его из ружей мужичье сиволапое, и жену и детей его, штыками заколют, чтоб не мучались. Оборвется на нем род твой царственный.

– Да как ты смеешь!? Что за ересь!? – вскричал Павел, взяв излишне высокую ноту и заканчивая практически визгом. Молчи, смерд! Слушать сил нет!

Пророк бухнулся обратно в ноги государю и залопотал что-то совсем неразборчиво.

– Государь наш, батюшка! – вступился князь. – Да что с него взять, с юродивого? Авось слово правды скажет, да пять и приврет. Ну что ты, остолоп, несешь такое? Ты по делу говори, а не выдумывай!

Монах продолжал валяться в ногах государевых, князь же спешно подал царю золоченую кружку воды.

– А войн еще много будет? – поинтересовался несколько успокоившийся государь с недобро вглядываясь в заросшее лицо отца Адама.

– Много, ваше величие Павел Петрович. В новом веке, который через сто лет начнется, и с Японией, где нам весь флот утопят аки котят в ледяной купели, и с пруссаками… Да какие будут войны – мировые! А мелких я уж и не считаю. И по небу бомбы будут в бомбовозах возить, и газами друг друга травить, и из-под воды друг на дружку налетать. А потом как твой род прервется, красный царь на престол сядет, кавказец бешеный. Всех крестьян своими крепостными запишет, а помещиков перевешают. Заводы да фабрики только государевы будут а кто работать не захочет – тех в Сибирь погонят. Церкви христовы разорят, новую религию придумают – мумии на Красной площади поклоняться станут. Но сдохнет бешеный кавказец, собственными царедворцами отравленный, и придут на его место другие красные цари, и последним станет царь Михаил, по лбу меченый. Разрушит он красное царство, а затем царь Борис вновь запишет всех крестьян крепостными. Не простят ему этого смерды, и до конца дней своих от меченого народ будет шарахаться как от прокаженного. А тогда еще такую бонбу удумают, что одна целый город разорит, сотрет с лика земного, и…

– Врешь ты все, братец, красиво, аж заслушаешься! – князь Куракин прервал разошедшегося пророка. – Видно уж последний стыд потерял! Да разве Господь наш милостивец позволит, чтобы род царский прервался? Да разве допустит он, чтобы слабый человек убивал себе подобных двуногих тварей миллионами? Се божье дыхание и творение! Нет, невозможно поверить в немыслимое.

– Вот что, святой отец, – сказал монарх с видимой долей иронии, – ты знаешь, напиши-ка нам на отдельной тетрадке всех царей российских поименно на двести лет вперед. Всех, кого упомнишь. И всевозможные ратные подвиги, войны, бунты народные тоже не забудь. Мы тебя с князем пока оставим, а писать ты умеешь, мы видим. Скоро вернемся, а ты, дружок, старайся! – как видно Павел Петрович был более склонен узнать фантазии пророка до конца.

Уже через два часа изрядно потрудившийся Василий сунул в царские ручки тетрадь с атласным отливом, на которой вкривь и вкось были записаны имена всех грядущих русский правителей. Государь Павел Петрович одобрительно посмотрел на творение вещего провидца.

– Составил уже? Ну-ка, ну-ка… Александр… Николай… снова Александр… так-так… Превосходно! Перечитаю на досуге, а потом – под ключ и в ларец. Пускай-де вскроют через сто лет после моей кончины царственные потомки мои. Сие будет мое завещание… Кто, кстати, там должен быть царем в это время? Еще один Николай? Святой мученик? Вот пусть он и прочтет… Может поумнеет, исправит чего в своей политике…

«Сие исправление и тебе не худо бы произвесть, твое величество», – подумал князь Куракин, но вслух не сказал. Ему не хотелось спорить с императором после сытного, хоть и легкого обеда, состоявшего из нескольких блюд французской кухни, в том числе фрикасе из куропатки, пары бутылок бордо и выпечки, которую Павел обожал с детства.