Золотое пепелище - Валерий Георгиевич Шарапов Страница 8

Порфирьич молчал, смотрел, и под его взглядом Чередников быстро увял, сбился с молодецкого ритма и замямлил. Капитан поинтересовался самым невинным образом:

– Ну-ну? И как же фамилия-то гражданки Анны нашей, Степановны?

И, послушав неуставную тишину, в сторону, точно откашлявшись, процитировал инструкцию по службе:

– «Всесторонне…» Кхе-кхе, нд-а-а… «изучать состав населения». – И, уточнив, все ли у товарища лейтенанта или ожидать иных ценных открытий, приступил к воспитательному потрошению: – Стало быть, вы, товарищ лейтенант Чередников, решили податься в эмпиреи. Страдаешь дедукцией вместо того, чтобы заниматься делами насущными. – Заметив намек на возражение, охотно уточнил он свою мысль: – Вы, надо полагать, спросить хотели: какими делами? Отвечаю: выполнять устное распоряжение непосредственного командования об отработке населения по факту попытки кражи с дачи товарища Волкова Павла Павловича.

Открывшийся было чередниковский рот захлопнулся; сам Саша, испытывая стыд, облился ледяным потом. На это в самом деле возразить было нечего. Пять дней в самом деле имел место казус: неустановленными лицами были отжаты ставни на окнах дачи названного товарища Волкова, извлечен крепеж из деревянного полотна, выставлено стекло. И, наверное, влезли на дачку – иначе ради чего все это? Однако фактически никто не видел, влезли или нет, а определить, взяли ли что и вообще что там внутри изменилось, никто не берется. Соседи в этом доме не бывали, а хозяин дачки до сих пор не может добраться до Морозков, чтобы осмотреться и сказать толком, взяли что или нет.

Просто же так взять и отмахнуться от этого происшествия невозможно, потому что этот Волков не простой Пал Палыч, коими богата родная страна, а Тот Самый, театральный и киноактер, заслуженный артист РСФСР, неоднократно воплощавший на голубых экранах образы геров-бойцов, хитроумных резидентов, мужественных разведчиков, а главное – милиционеров-муровцев, редкий красавец и выдающийся умница. Картины с его участием Саша до сих пор ждал у экрана с особым трепетом, к тому же вот уже несколько лет снимали многосерийный фильм с самыми головоломными комбинациями, красочными сюжетами и красивыми, умными женщинами. И мужчинами, но это-то как раз не редкость.

Этот самый Волков, в перерывах между съемками, международными командировкам и прочим, иной раз наезжал на фамильную дачу, дом одиннадцать по Лесной, неподалеку от сгоревшего Каяшевского. Повреждения ставней заметила вездесущая тетя Нюра. И вот кто бы мог подумать, что, когда капитан Макаров на утренней планерке выдает нечто вроде: «М-м-м… некрасиво. Ну вы, товарищ участковый, порасспроси тут…», это вот и было «устное распоряжение»?

Чередников стоял безгласен, с поникнувшей головой, а начальство с огромным удовольствием занималось своим любимым делом – тыканьем подчиненного носом, точь-в-точь котенка в сделанную лужу.

– Вы человек с высшим профессиональным образованием, – зачем-то напомнил капитан, – должен, батенька, уметь расставлять приоритеты. Или именно эти лекции ты прогуливал?

– Я не…

– А если «не», то должен был расслышать и уточнить поставленную задачу. Так, повторяю: оставив в стороне бабские пересуды о «мильонах» и подполах, набитых ими, приступить к своим прямым обязанностям. Уточняю еще раз, для особо одаренных: задача номер раз – отработать население на причастность к попытке ограбления дачи заслуженного артиста Волкова. И учтите, – перед носом возник палец-шпикачка, перетянутый толстым киевским кольцом, – действовать надо максимально деликатно и учтиво, но без попустительств и миндальничания. Задача номер два – свяжитесь с гражданкой Каяшевой, сообщите о случившемся, отберите объяснения. Теперь все доступно?

– Так точно.

– Уверен?

– Так точно.

– Выполняй.

Чередников, порядком оплеванный, пошел прочь.

Доступно, как же, отрабатывай. Как прикажете, если чертовы Морозки кишмя кишат народным и заслуженным людом? Да, концентрация его меньше, нежели на Арбате, но исключительно потому, что у них дома, не квартиры. Они тут, как выяснялось, еще до войны принялись гнездиться целыми семьями: мамы, папы, дедушки, бабушки. И народ-то, как на подбор, весь творческий, нервный, к трудам непривычный, так что прибавляется целый штат слуг. Вот и изволь, товарищ участковый, всеми правдами и неправдами каким-то макаром пробиваться сквозь всех их домработниц и прочий лишний люд. Которые, к слову, встают крестом, руки в стороны, и допрашивают: вам кого, товарищ? И по старости лет и слабоумию совершенно не боятся ни формы, ни удостоверения.

«Ну, допустим, с одной стороны у Волкова Каяшевы, – с этими ясно, им не до чего. С другой стороны кто там, забор в забор? По-моему, красавица Маркова, та самая народная артистка. Глафиру играла, Катерину в „Грозе”… вот войти фертиком в кабинеты и спросить: не имеете ли вы, уважаемая заслуженная артистка, отношения к взлому соседских ставенек? Или, может, именно в ту самую роковую ночь, вопрошая в качестве репетиции эфир о том, „что это люди не летают, как птицы”, вы заметили темных личностей, кравшихся вдоль соседского забора?»

Ситуация дурацкая, такая же, как и задача. Внутри все булькало и вскипало, но холодный разум холодно же приказывал: прекращай дурить и отправляйся работать. Именно все это и имел в виду тот, другой, арбатский капитан, отправляя его обтесываться.

И Чередников, вздохнув, отправился к даче гражданки Марковой.

На часах уже около одиннадцати дня, должна ж она уже отоспаться после вечернего бенефиса, или что у них там, актрис, бывает. От отделения до искомой дачи было минут пятнадцать неторопливого хода, а Саша и не торопился: надо ж было хотя бы сообразить, с чего начать. Методики опроса, почерпнутые из учебников, тут, понятно, не годились. Как обычно допрашивают актрис, Чередников понятия не имел. Утешал себя тем, что вряд ли сразу его допустят к хозяевам, наверняка придется начать с малого, домработницы. Шурик вспомнил, что тетка Нюра-с-трудоднями называла ее почему-то енотихой бесхвостой. Не поделили они что-то, или случился конфликт относительно недолива…

Несмотря на то что в людском мире творилось черт знает что, в Морозках было чудесно: сплошное яркое солнце, пышная зелень и безмятежность. Вот не будь Шурик на работе, оставайся безмятежным канцелярским мальчиком – каждый день был бы настоящей сказкой. Просыпался бы с первыми петухами, выползал бы на веранду, потреблял бы исключительно свежий воздух. На берегу водохранилища множество замечательных потаенных местечек, где можно было бы разбить личный раек, купаться, удить рыбу…

Мысли Шуриковы вполне закономерно принялись расползаться. Поскольку всплыла уж в памяти молочница, то и снова в голове закрутились валиками ее слова о мильонах, подполе