Антон Кротков - Загадка о русском экспрессе Страница 9

Возвращение к цивилизации застало окопника врасплох. Проходя мимо большого зеркала в штабном вестибюле, Сергей случайно заметил в нем человека, в облике которого ему показалось что-то знакомое. Он не сразу узнал себя! А когда понял, что видит собственное отражение, несколько минут в изумлении простоял перед зеркалом. Наверняка и отец его не сразу бы признал в этом возмужавшем мужчине с твердым взглядом и сединой на висках своего бесхарактерного, инфантильного сынка. Война сильно меняет людей!

Разговаривал с Сапоговым начальник контрразведывательного отдела штаба армии полковник Гарин. Он был высок и сухощав. Форма сидела на нем без единой складочки. На вид хозяину кабинета можно было дать лет 50–60. Черты лица его были благородны и четко очерчены. С этого импозантного мужчины можно было бы лепить Цезаря. Во всяком случае, что-то общее с внешностью древнеримского императора полковник явно имел. След от ожога на подбородке совсем не портил его. Напротив, создавал ощущение, что перед вами личность с серьезной биографией.

Задавая Сергею вопросы и выслушивая ответы, полковник смотрел на собеседника с одобрительной улыбкой. Так преподаватель принимает экзамен у студента, которому открыто симпатизирует:

— Похвально, похвально… Вы поступили очень мужественно и профессионально. Буду с вами откровенен: информация, которая содержалась в шпионском сообщении, могла бы повлиять на весь ход войны. Уверен, что ваш отец гордился бы вами.

Эти слова задели болезненные струны в душе молодого мужчины, так что он не смог смолчать:

— Мой отец давно махнул на меня рукой. По его мнению, я мотылек, порхающий от цветка к цветку ради собственного удовольствия. И пользы от меня обществу никакой.

Полковник понимающе покачал головой:

— Представьте себе, когда мне было двадцать лет, мой отец говорил мне примерно то же самое. Отцам свойственно слишком критично относиться к сыновьям. Вечная проблема отцов и детей!

Все это время звонили телефоны на столе полковника. Извинившись, Гарин снимал трубку, внимательно выслушивал очередного собеседника, в нескольких сжатых фразах отвечал, после чего продолжал прерванную беседу:

— А ведь я хорошо знал вашего отца, — откинувшись на спинку стула, вдруг заявил Гарин. Голос полковника зазвучал с ностальгической протяжностью.

— Замечательные были времена! Мы служили с ним вместе… Давненько это было…

В кабинет, постучав, заглянул ротмистр Дураков. Он выходил по какому-то делу. Полковник стал рассказывать, обращаясь поочередно то к своему сотруднику, то к Сапогову, какой замечательный человек и необыкновенный профессионал отец Сергея.

— Ваш отец никогда не соблюдал правила. Правда, за это начальство его, мягко говоря, недолюбливало. Но зато ему удавалось то, что не могли сделать другие…

Сергею было приятно, словно хвалили его самого.

Снова плавно перейдя от отца к сыну, полковник стал расспрашивать, когда Сергей намерен ехать в отпуск.

— Завтра в четыре у меня поезд до Петербурга. Я уже получил в комендатуре билет.

Тогда полковник попросил:

— А не могли бы вы на несколько деньков задержаться здесь? Нам очень нужна ваша помощь. О проездных документах не беспокойтесь, вам переоформят их на любое число.

— Я готов… — немного растерянно ответил Сергей, — но, право, не понимаю, чем могу помочь контрразведке.

— Вы должны хорошо знать район, который нас очень интересует, — пояснил Гарин. — У нас есть сведения, что перехваченного вашей ротой шпионского голубя могли запустить вот отсюда. — Полковник развернул на столе карту и обвел на ней карандашом приличный участок территории.

Сергей действительно хорошо знал эти места. В этих нескольких десятках верстах, которые можно было объехать за день на крестьянской подводе, ему знаком был каждый хутор. Не один месяц их рота занимала рубеж возле украинского села, чье название по-русски звучит как Подгорное. Бесчисленное количество раз Сергей проходил и проезжал через покинутое местными жителями из-за опасной близости к передовой селение, наполненное солдатской жизнью. Или отправлялся на подводе по старому шляху мимо не сшибленного снарядами деревянного креста с жестяным кружевным щитком над образом Спаса — выполнять очередное снабженческое распоряжение командира роты. Штабс-капитан всегда назначал именно его в хозяйственные экспедиции в ближний тыл, как самого бесполезного в боевом отношении подчиненного. Так что Сергей без труда мысленно представил себе местность, на которую указывал карандаш в руке полковника. А тот рассказывал:

— За последний месяц нашими наблюдателями зафиксировано еще два пуска почтовых голубей в сторону австрийских позиций. И оба раза это происходило из нашего ближнего тыла — вот отсюда и отсюда.

Остро заточенное острие полковничьего карандаша сделало две точки вблизи жирной красной кривой, обозначающей линию фронта.

— Как видите, это тоже недалеко от позиций вашего полка.

Сергей вспомнил, что еще до того, как ефрейтор Боков подстрелил почтаря, он слышал, как солдат-ездовой из обозной роты рассказывал, что видел, как из леска верстах в пяти от позиций их полка из рощи выпорхнул крупный голубь. Он не был похож на дикую птицу. Голубь стремительно понесся в сторону линии фронта.

Полковник стал рассказывать, что в последнее время контрразведка армии начала активную борьбу с неприятельской голубиной почтой посредством ястребов, расстановки пикетов и высылаемых вдоль лини фронта конных разъездов, в которые назначаются первоклассные стрелки из числа опытных охотников и егерей.

— Поэтому их агенты не рискуют пускать голубя с важным донесением с большого расстояния, а вынуждены пробираться для этого в наш ближний тыл. Из-за особенностей рельефа местности это самый удобный район с нашей стороны на много верст вокруг для организации такого рода связи. За позициями наших частей на этом участке фронта много лесов, затрудняющих наблюдение, и невыселенных деревень, где можно снять угол. Австрийская военная станция приема голубей, по нашим сведениям, тоже расположена всего в трех верстах от передовой.

Полковник стал излагать Сапогову план намечающейся операции:

— Вы отправитесь вместе с двумя нашими людьми. Они будут одеты, как простые солдаты вашей роты. Будете заезжать в села и хутора, предлагать жителям обычные крестьянские заработки вроде извоза для армии; набирать плотников для укрепления ходов сообщения, договариваться о закупке продуктов для разнообразия офицерского меню. Это будет прикрытием для ваших поисков.

Сергей понимающе кивнул, и полковник продолжил:

— Ваше появление не должно вызвать подозрений, ведь вас неоднократно посылали с подобными поручениями. Если, как мы предполагаем, неприятельский агент-связник действует в этом районе не один месяц, то наверняка он хорошо изучил обстановку. Не исключено даже, что вы с ним уже встречались, и он знает вас в лицо.

После инструктажа довольный тем, что уговорил Сергея, полковник весело предложил, потирая руки:

— А не побаловаться ли нам чайком?!

Он повернулся к ротмистру Дуракову:

— Ника, распорядись-ка, чтобы согрели самовар.

Полковник сложил и убрал в сейф карту и стал доставать из огромного буфета чашки, вазочки с печеньем и конфетами.

А Сергей получил возможность как следует осмотреться. Комната была достаточно сумрачная, но очень уютная, с узкими, охваченными решетками окнами и низкими сводчатыми потолками. Даже днем заниматься письмом или чтением здесь можно было лишь при свете большой массивной бронзовой лампы с абажуром. Обставлен кабинет был добротной дубовой мебелью: стульями с высокими готическими спинками, шкафами в полстены. Полированный рабочий стол создавал ощущение солидной тяжеловесности.

По стенам была развешана плохая живопись, потолок украшен лепниной, на полу персидский ковер с «протоптанной» дорожкой — прежний хозяин кабинета явно имел привычку в раздумьях прохаживаться по комнате взад-вперед.

В дальнем углу висела большая икона в старинном серебряном окладе, а перед ней зажженная неугасимая лампадка.

Чувствовалось, что мещанская обстановка комнаты досталась военным в наследство от прежних хозяев дома. И деликатные постояльцы старались без особой нужды ничего здесь не менять. Сергей заметил только прикрытую от чужих глаз занавесочкой военную карту, прикрепленную на стену позади стола. Похоже также, что часть полочного пространства в шкафах была освобождена от посуды и разного домашнего скарба и отдана под казенную документацию.

Подушка и длиннополая кавалерийская шинель на стоящем вдоль стены диване свидетельствовали о том, что нынешний хозяин кабинета порой и ночует здесь.

Желая развлечь гостя, полковник рассказал, что это один из лучших домов в городе. Он принадлежит одному из здешних богатеев. Его родственники сами из патриотических чувств предложили командованию предоставить дом под штаб. Сам же престарелый владелец дома ныне находится на излечении в дорогой заграничной клинике для душевнобольных. Под конец жизни у уважаемого в городе купца случилось тихое помешательство: он стал бояться разбойников, которые, как он считал, однажды ночью могут пробраться в его жилище и взять его в заложники, чтобы потребовать в качестве выкупа все его состояние. Одну из комнат своего дома (в которой они теперь находились) купец превратил в настоящий жилой сейф. По его приказу стены были обшиты дополнительными пулестойкими броневыми листами, дверь тоже укрепили и снабдили секретными английскими замками, ключи от которых хозяин держал при себе. Снаружи подобрать ключи к замкам или воспользоваться отмычками преступники не смогли бы, ибо дверь закрывалась только изнутри, а с внешней стороны даже не имела замочных скважин. Домочадцы свихнувшегося купчины называли его убежище «комнатой страха».