Дмитрий Леонтьев - Собор под звездами Страница 9

И, честно говоря, Онисину было по человечески приятно видеть стоящих на службе плечом к плечу, рабочих и бизнесменов, ученых и строителей, актеров и домохозяек… Люди, совершенно различные по социальному статусу, полу, возрасту, финансовому достатку, знаниям и навыкам, были объединены стремлением узнать о мире то, что на десятилетия было похищено у них, люди, стремящиеся найти свою «звездную родину». Он был свидетелем одной интересной сцены. К отцу Константину пришла женщина, спросившая: «Я христианка, последнее время часто хожу в ваш собор. Чем я могу быть вам полезна?» «Кто вы по профессии?» «Юрист. Адвокат». «Замечательно! — обрадовался священник. — У нас много людей, которым не по карману даже консультация у адвоката, не то что ведение дел. Если б вы могли помогать им по приемлемой цене, или… хоть кому-то… бесплатно…» И женщина протянула ему пачку визитных карточек. Вот это внушало надежду. Беда русских в их уникальной индивидуальности. Эта страна вообще какой-то «инкубатор для самородков», но как говорил Губерман: «…чем отчетливее личность — тем одиноче человек…». Как тут не вспомнить горькие слова Вознесенского из «Юноны и Авось»: «Нас мало, нас адски мало, и самое страшное что мы — врозь!». Индивидуальности вообще редко сходятся друг с другом, потому, наверное, и объединяет русских как правило лишь беда и война… А здесь такой удивительный и достойный повод. У каждого человека есть свой, индивидуальный талант, которым он может послужить Богу и людям. Да, люди не «равны», и это замечательно. О «всеобщем равенстве» говорят диктаторы и жулики, мудрецы же говорят о «единстве в разнообразии». Люди помогают друг другу своими талантами в миру, и общей молитвой в соборе. Собор не зря переводится на греческий как «синод», т. е. «со-путствие», «идущие вместе». В соборе снимаются социальные маски и роли, люди снова становятся просто людьми, помогающими друг другу своими дарованиями… Онисин начал понимать, почему большевики так рьяно боролись с религией. Не в «предрассудках» дело, нет! Вера объединяет людей а коммунисты использовали иезуитский принцип «разделяй и властвуй».

Иван обучал его «премудростям» работы смотрителя. От многолетней работы с хулиганящими прихожанами, характер у Ивана стал философски-флегматичный (Злые языки даже утверждали, что Иван страдает «застарелым пофигизмом», но сам «мастер Йода» называл это — стрессоустойчивостью). А вот работы в соборе было много. Огромный «дом», да еще с такой «спецификой» требовал серьезного обслуживания. И что бы найти, подобрать специалистов, готовых работать не за страх, а за совесть, за весьма небольшую по городским меркам зарплату — для этого тоже требовался немалый талант. Достаточно представить сколько одной проводки должен проверить в такой громадине электрик! На какую высоту должен подняться для устранения неполадок рабочий? Сколько вошедших в храм человек должен одновременно держать в поле зрения смотритель? Сколько свечей, ладана, просфор должна отпустить за день работница свечной лавки и сколько должна принять поминальных записок для богослужений? (и это если не брать в расчеты столпотворения в праздничные дни). Какой объём территории надо ежедневно вымести и вымыть? Как должен работать регент хора, учитывая, что его подопечные не на каком-то «утреннике» выступают, а участвуют в Богослужении. Кстати, для Онисина было интересно узнать, что вся история музыки так или иначе несет на себе религиозные оттенки. Пение псалмов Давида было в древней Иудее частью храмового ритуала. Переведенные на греческий и латынь, они же легли в основу христианских богослужений. Величайшие композиторы мира никогда не проходили мимо библейской тематики. И даже сами ноты — от «до» до «си» были введены в обиход монахом-бенедиктинцем Гриво де Ареццо, и означали первые слови слов молитвы к Иоанну Крестителю: «Дай нам чистые уста, святой Иоанн, что бы мы могли всей силой своего голоса свидетельствовать о чудесах твоих деяний». А вот когда Онисин спросил регента хора: «Юрий Евгеньевич, почему у католиков в богослужениях используется орган и клавесин, а у нас инструментов нет?», регент, не мудрствуя лукаво, и не вдаваясь в сложные богословские определения этой традиции, ответил «мудростью народной»: «Да потому, голубчик, что настоящий талант не пропьешь… А вот орган с клавесином — как «здрасте!». Хор Троицкого собора почти на сто лет был старше каменного собора и когда-то гремел в литаврах славы на весь Петербург, приглашаемый на все крупные богослужения и освещение церквей. Императоры часто приглашали его в Зимний дворец, а последним регентом перед закрытием в 38 году, был знаменитый Николай Дмитриевич Успенский, впоследствии — крупнейший российский специалист в области церковной истории, исторической и систематической литургики, древнерусского церковно-певческого искусства, восточно-христианской гимнографии, преподаватель Ленинградской консерватории, профессор духовной академии, доктор церковной истории и магистр богословия, специалист с мировой славой…

А трапезная?! Какой фарисей, рассказывая о церковной и монастырской жизни, умолчит о трапезной?! В монастырских уставах говориться четко: «трапеза есть продолжение богослужения»! Большинство далеких от церкви людей считают «пост» — садомазохистской выдумкой фанатиков, морящих себя голодом… Пост — в понимании христианина, это время, когда он, подобно военному часовому на таком же «посту» более внимательно следит за безопасностью своей души, уделяя больше времени духовному, чем «плотскому». Иначе говоря, хотя бы на какой-то срок меняет жизненные приоритеты. Суть не в куске мяса, как в самоцели, ведь бесы вовсе не едят, а творят такое, что ни одному чревоугоднику не снилось. Если б дело было только в еде, все язвенники давно бы стали «праведниками» … Но у каждого — свое послушание. И задача трапезной — показать свое искусство как в самый строгий пост, так и в день Пасхальный. И ведь показывают!

Ах, милейший Михаил Афанасьевич, не тем, не тем вы пытались впечатлить советских москвичей! Какой там «Грибоедов» с его вычурной «нэпманской» кухней?! Нет давно ни элитных ресторанов для писателей, да и сами писатели давным-давно влачат существование ничтожнейшее, подрабатывая сторожами да дворниками, а оклады сиих почтенных профессий, как известно, в рестораны не влезают… Понимаю: не могли вы в те годы воздать хвалебный гимн кухне православной, являющейся, по существу, кухней русской. Какие там «филейчики из дроздов» и «вальдшнепы по сезону»?! Заедете вы в любой, самый крохотный монастырь на Волге и одна только «рыба по монастырски», приготовленная по старинным рецептам заставит вас забыть о московских «яйцах-кокот»! А «Гурьевска каша», заляпавшая императора во время знаменитого железнодорожного крушения 1888 года? А «мясо по монастырски» с сыром чадер и щепоточкою карри? А щи с грибами, под стопку плачущей от ледникового холода водки? А крохотные пирожки с румяной корочкой, начиненные всеми изысками кулинарной фантазии? А фаршированная рыба, запеченная в печи? А десятки видов «живых» квасов, морсов и киселей, по сравнению с которыми современные «соки» — неумелое творение ленивого подмастерья? А томленные в сливках овощи? А блины, столь разнообразные по рецептам и вкусам, что не родился еще тот энциклопедист, который набрался бы сил увековечить их в истории? А медовая кутья с изюмом и лесными орехами? А нежнейший суп из угря и салат из раков? А «расстегая по — московски» и клюквенный мусс? А бережно хранимые рецепты древней Иудеи? Византии? Греции? Кто бы отказался попробовать чечевичную похлебку, мятное мясо и хлеб «Крылья жизни», которыми питались еще ветхозаветные Иаков и Давид? Кто бы не хотел узнать, что было доступно столам Николая Чудотворца и монастырской трапезной Исаакия Далматского? Что подавали к столу святителя Филарета Московского и что готовят в Афонских монастырях? Да одно только медовое варенье стоит доброй половины «моссалитовской кухни»! Кто не пробовал монастырской трапезы — тот не вправе считаться ценителем изысканных блюд. Эти рецепты совершенствовались столетиями и эти блюда подавались на стол царям… Священник или монах могут аскетически ограничить себя стаканом воды с кусочком хлеба, но настоящий мастер, работающий послушником в трапезной ограничивать свой талант не может, ибо его послушание это — «молитва делом».

… Гурин звонил Сергею раз в неделю. Дважды приезжал, вызывая его из собора через нищих. Но сильно не торопил: понимал, что даже для простой адаптации требуется время, не говоря уже о серьезном и вдумчивом поиске. Пока что никаких привязок в соборе к зашифрованному посланию Онисин не находил. Настоятель восстанавливал собор в точном соответствии с дореволюционной планировкой (разумеется, за исключением проданных большевиками за границу икон), так что теоретический шанс найти «отправную точку» для поисков существовал. Требовалось лишь время и знание исторических подробностей. Онисин потихонечку готовил для этого плацдарм: узнавал в каких архивах может храниться информация о соборе и священниках, где можно достать фотографии «интерьеров» собора, где встречается подробное описание расположения полкового музея и книга описи церковного имущества… А пока… Пока он слушал очередную проповедь отца Кирилла в воскресной школе.