Дэн Уэллс - Я - не серийный убийца Страница 10

— Ничего мы не должны, — сказал Макс. — Для этого существует полиция. Мы учимся в школе и должны понять, какого цвета бюстгальтер у Марси.

И зачем я трачу время на этого парня?

— Ты посмотри на это с другой стороны, — предложил я. — Скажем, ты большой любитель… что ты любишь больше всего?

— Марси Дженсен, — ответил он. — А еще Halo,[11] Зеленого Фонаря[12] и…

— Зеленый Фонарь… — сказал я. — Это же комиксы. Ты любишь комиксы. Представь, что в город приезжает новый автор комиксов.

— Здорово, — отозвался Макс.

— Точно, — продолжал я. — И он работает над новой книгой, а ты хочешь узнать, что это будет. Здорово?

— Я же только что сказал, — ответил Макс.

— Ты бы все время думал об этом и пытался угадать, что он делает, сравнивал бы свои догадки с догадками других, и тебе бы это нравилось.

— Конечно.

— Вот так и со мной, — сказал я. — Новый серийный убийца — это как автор комиксов, работающий над новой книгой прямо здесь, в городе, и я пытаюсь его вычислить.

— Ты свихнулся, — решил Макс. — Нет, ты правда больной на голову, дурдом по тебе плачет.

— А мой психотерапевт говорит, что со мной все в порядке, — сказал я.

— Бог с ним, — отмахнулся Макс. — Так в чем главный вопрос?

— Что делает убийца такого, чего он не должен делать?

— Откуда мы знаем, чего он не должен делать?

— Если исходить из того, что его цель — убийство, все, что ему технически нужно сделать, — это нажать спусковой крючок. Самый простой способ.

— Но он же разрывает их на части, — заметил Макс.

— Тогда у нас есть первый пункт: он подходит к жертве и нападает на нее с близкого расстояния. — Я достал блокнот и записал эту мысль. — Это, вероятно, означает, что он хочет хорошо рассмотреть свою жертву.

— Зачем?

— Не знаю. Что еще?

— Он нападает вечером, в темноте, — сказал Макс, который начал наконец соображать. — И хватает их, когда поблизости никого нет.

— Это, наверное, как раз из того, что он должен делать. Ведь если он хочет убить собственными руками, ему не нужно, чтобы кто-то его увидел.

— А это важно для нашего списка?

— Пожалуй. Правда, ни один убийца не хочет, чтобы его видели, так что это вовсе не уникальная особенность.

— Все равно запиши, — сказал Макс. — Не только же твои мысли должны быть записаны.

— Хорошо, — согласился я, взял ручку и записал: «Он не хочет, чтобы его видели». — Он не хочет, чтобы кто-то узнал, кто он такой.

— Или что он такое.

— Или что оно такое — без разницы, — кивнул я. — Так, давай дальше.

— Он потрошит свои жертвы, — продолжал Макс, — и собирает потроха в кучку. Это вообще что-то. Мы могли бы называть его Кишкоукладчик.

— Зачем ему складывать их кишки горкой? — спросил я.

Мимо нашего стола прошла девчонка, которая как-то странно на нас посмотрела, и я понизил голос:

— Может быть, он хочет провести какое-то время с жертвой, получить удовольствие от того, что сделал.

— Ты думаешь, он их потрошит, когда они еще живы? — спросил Макс.

— Не думаю, что это возможно, — ответил я. — Я хочу сказать, может быть, он наслаждается убийством уже после его совершения. Есть знаменитая фраза Теда Банди…[13]

— Кого?

— Теда Банди. Он убил около тридцати человек по всей стране в семидесятые годы. Для него и придумали понятие «серийный убийца».

— У тебя в голове столько всякой дряни, Джон!

— Так вот, — продолжал я, — в интервью, которое он дал перед казнью, Тед сказал, что после убийства, если есть время, жертва может стать для тебя всем, чем ты только захочешь.

Макс помолчал.

— Знаешь, я больше не хочу говорить об этом.

— Почему? Минуту назад ты как будто не возражал.

— Минуту назад мы говорили о кишках. Это противно, но не страшно. А теперь что-то чересчур…

— Но мы только начали разбираться, — возразил я. — Это же психологический портрет серийного убийцы — тут все чересчур.

— Мне не по себе, — сказал Макс. — Не знаю. Я в туалет.

Он встал и ушел, бросив еду. Значит, собирался вернуться.

Я не то чтобы расстроился. Но почему я не могу просто поговорить с кем-нибудь? О том, что меня волнует? Может, я действительно ненормальный?

Да, так и есть.

Глава 5

Всего в нескольких милях от нашего дома было озеро. Называлось оно довольно предсказуемо для округа Клейтон — Клейтон-Лейк, но мне больше нравилось название Фрик-Лейк. Оно было около мили в ширину и несколько миль в длину. И ни одной пристани. На топких берегах рос тростник, а вода каждый год покрывалась ряской, поэтому там никто не купался. Через месяц-другой озеро покроется льдом, и туда будут ходить кататься на коньках и на подледную рыбалку. Вот и все — в другое время года делать там было нечего.

По крайней мере, я так думал, пока не встретил фриков.

Честно говоря, я не знал, фрики они или нет, но догадывался, что с ними что-то не так. Увидел я их год назад, когда понял, что больше ни минуты не могу оставаться дома с мамой. Я сел на велосипед и помчался куда глаза глядят. Не к озеру — я просто ехал, а оно оказалось на пути. Я проехал мимо машины, в которой сидел какой-то тип. Машина была припаркована у дороги, а этот тип смотрел на озеро. Потом я увидел еще одну машину. А через полмили — пустой пикап: водителя в нем не было, и куда он подевался — неизвестно. Еще через сотню ярдов я увидел женщину — она стояла, прислонясь к капоту, ни на что не смотрела, ни с кем не разговаривала, просто стояла.

Что все они там делали? Озеро было самое обычное — что на него смотреть? Делать там тоже было нечего. Я сразу подумал, что здесь что-то незаконное: торговля наркотиками, тайные любовные связи, сбрасывание трупов в озеро. Но вряд ли там было что-то такое. Думаю, они приехали к озеру по той же причине, что и я, — чтобы скрыться от мира. Это были фрики.

С тех пор я ездил на Фрик-Лейк каждый раз, когда хотел побыть один, что случалось все чаще и чаще. Фрики всегда были там — иногда новые, иногда те же самые. Рассыпавшиеся вдоль дороги, словно нитка бус. Мы никогда не разговаривали, абсолютно чужие люди, и глупо было бы думать, что это не так. Мы приезжали сюда, проводили время, размышляли каждый о своем и уезжали.

Макс после выходки за обедом весь день держался от меня подальше, а после школы я поехал на Фрик-Лейк, чтобы подумать. Золотая осень кончилась, листья начали чернеть, а трава на обочине стала жесткой и безжизненной.

— Что убийца сделал такого, чего он не должен делать? — сказал я вслух, положил велосипед на землю и стал греться на солнышке.

Машины я видел, но они были далеко, и никто не мог меня услышать. Фрики уважали частную жизнь.

«У первого он взял почку, а что у второго?»

Полиция хранила молчание, но скоро тело должны были привезти к нам в морг. Я подобрал камешек и бросил его в озеро.

Посмотрел на ближайшую машину, которая была припаркована в нескольких сотнях ярдов. Старая белая машина, водитель смотрел на воду.

— Может, ты и есть убийца? — тихо произнес я.

Сегодня в разных местах дороги было человек пять-шесть. Сколько времени пройдет, прежде чем сбудется мамино пророчество и горожане начнут обвинять друг друга? Люди боятся всего необычного, а у того, кто необычнее всех, все шансы вытащить выигрышный билет в этой лотерее охоты на ведьм. Может, это один из фриков, который приехал сегодня на берег озера? Что они с ним сделают?

Все знали, что я фрик. Может быть, они обвинят меня?

Второе тело доставили в морг восемь дней спустя. Мы с мамой почти не говорили о моей социопатии, но я учился изо всех сил, чтобы сбить ее со следа, — пусть думает о моих хороших качествах, а не о плохих. Это, похоже, сработало, потому что, когда я вернулся домой из школы и обнаружил, что они занимаются трупом второй жертвы, мама не остановила меня, увидев, что я надеваю фартук и респиратор и собираюсь им помочь.

— Чего нет? — спросил я, стоя с бутылками в руках перед мамой, которая заливала в насос формальдегид.

У Маргарет было всего несколько органов — они лежали на краю бокового стола, и она деловито вонзала в них троакар, отсасывая содержимое вакуумным насосом. Я предположил, что остальные органы уже внутри. Мама накрыла тело простыней, и я не хотел рисковать, заглядывая под нее, пока она рядом.

— Ну?.. — спросила мама, заливая жидкость в насос и глядя на метки.

— В прошлый раз не было почки, — сказал я. — Что теперь?

— Все на месте, — сказала она, усмехнувшись. — Ты уж не обвиняй каждый раз Рона — не всегда же он что-то теряет. Но я говорила с твоей сестрой насчет документов. Сказала, что она должна читать их внимательнее и сообщать мне обо всех особенностях, которые обнаружит. Я иногда просто не знаю, что делать с этой девчонкой.

— Но… ты уверена? — спросил я.