Дитя божье - Кормак Маккарти Страница 15

Он открыл банку с фасолью и банку с сосисками, поставил их на огонь и поставил кастрюлю с водой, чтобы сварить кофе. Затем он убрал остальные вещи в шкаф и, присев на край матраца, снова натянул ботинки. С топором в руке он зашагал по полу и вышел в ночь. Снова пошел снег.

Он таскал дрова, пока комната не превратилась в огромную кучу хвороста, в которой валялись старые пни и целые куски заборных столбов с висящими на скобах отрезками ржавой проволоки. Он работал над этим до глубокой ночи, развел хороший огонь, сел перед ним и поужинал. Закончив, он зажег лампу, вышел с ней в другую комнату и поднялся по лестнице. Раздались ругательства, звуки борьбы.

Она спускалась по лестнице, пока не коснулась ногами пола и там остановилась. Он отпустил еще веревку, но она так и осталась стоять на полу, прислонившись к лестнице. Она стояла на цыпочках и не собиралась опускаться. Баллард спустился с лестницы и отвязал веревку от ее талии. Затем он втащил ее в другую комнату и положил возле очага. Взяв ее за руку, он попытался поднять ее, но все тело было как деревянное. Проклятая замерзшая сука, — сказал Баллард. Он навалил еще дров.

Было уже за полночь, когда она стала достаточно мягкой, чтобы ее можно было раздеть. Она лежала на матраце обнаженная и ее впалые груди переливались на свету, как восковые цветы. Баллард начал одевать ее в новую одежду.

Он сел и расчесал ей волосы купленной в магазине щеткой. Открутив крышку помады, он выкрутил ее и стал красить ей губы.

Он укладывал ее в разных позах, выходил на улицу и смотрел на нее через окно. Некоторое время он просто сидел, обнимая ее, и руками ощущал ее тело под новой одеждой. Он раздевал ее очень медленно, разговаривая с ней. Затем он снял брюки и лег рядом с ней. Он раздвинул ее бессильные бедра. Ты хотела этого, — сказал он ей.

Потом он оттащил ее в другую комнату. Она была словно желе и с ней было нелегко справиться. Ее кости свободно болтались в ее плоти. Накрыв ее тряпками, он вернулся к огню, подтопил его до нужной высоты и лег на кровать, наблюдая за ним. Дымоход завывал от огромной тяги, и красные языки пламени плясали на верхушке дымохода. Огромная кирпичная свеча горела в ночи. Баллард набивал хворост и куски пня прямо в дымовую трубу. Он сварил кофе и откинулся на своё ложе. А теперь замри, сукина дочь, — сказал он ночи за оконным стеклом.

Так и случилось. Температура упала до шести градусов ниже нуля. В пламя упал кирпич. Баллард подбросил дров, натянул на себя одеяло и приготовился ко сну.

В хижине было светло как днем. Он лежал, глядя в потолок. Затем он снова встал, зажег лампу и пошел в другую комнату. Перевернув девушку, он обвязал ее веревкой и поднялся на чердак. Она снова поднялась, теперь уже обнаженная. Баллард спустился, снял лестницу и поставил ее у стены, вернулся в дом и лег спать. Снаружи тихо падал снег.

ОН ПРОСНУЛСЯ ПОСРЕДИ НОЧИ с каким-то нехорошим предчувствием. Он приподнялся. Огонь угас до единственного язычка пламени, который неподвижно поднимался из пепла. Он зажег лампу и подкрутил фитиль. Над комнатой висела пелена дыма. Толстые белые клубы просачивались сквозь доски потолка, а над головой слышалось легкое потрескивание, словно что-то ломалось. Вот черт, — сказал он.

Он встал, накинув одеяло на худые острые плечи. Сквозь щели в досках над ним виднелось горячее адское свечение оранжевого цвета. Он натянул куртку и ботинки. С винтовкой в руках он вышел на снег. Там, на вытоптанном бурьяне, он стоял и смотрел на крышу. Вдоль дымовой трубы то вспыхивал, то снова затихал безумный клубок пламени. С чердака доносился бешеный треск. От мокрой крыши поднимались клубы пара и горячие струйки света сновали по ветру, раздувая снег.

Поцелуй меня в задницу, черт возьми, — сказал Баллард. Прислонив винтовку к дереву, он поспешил в дом, собрал постельные принадлежности, вытащил их на снег и снова нырнул в дом. Он собрал свою посуду и припасы и вынес их наружу, взял топор, немногочисленные инструменты и прочую утварь, которую он сложил в пустой комнате, выкинул их во двор и помчался обратно, взял лестницу, приставил ее к отверстию и посмотрел вверх. На чердаке пульсировали огромные оранжевые языки пламени. Он взобрался по лестнице вверх и просунул голову в отверстие в потолке. Мгновенно он почувствовал, что его волосы горят и трещат. Он пригнулся и похлопал себя по голове. Глаза уже покраснели и слезились от дыма. Несколько минут он сидел на корточках на вершине лестницы, глядя на огонь, а потом снова полез вниз.

Когда он вернулся наружу, на руках у него были медведи и тигр. Крыша была объята пламенем. Сквозь непрекращающийся грохот было слышно, как в дальнем конце дома одна за другой с треском вспыхивают старые дубовые балки. Жар стоял неимоверный.

Баллард стоял на снегу с отвисшей челюстью. Пламя бегало вниз по доскам и снова вверх, как горящие белки. Сквозь пламя на крыше виднелся ряд горящих каркасов в форме буквы А. Через несколько минут хижина превратилась в сплошную стену огня. Несколько стекол с треском вывалились из створок в мириадах разрывов и крыша с грохотом упала на дом. Баллард был вынужден отступить назад, настолько сильным был жар. Снег вокруг дома начал сходить, оставляя кольцо влажной земли. Через некоторое время от земли пошел пар.

Задолго до утра от дома, укрывавшего Балларда от непогоды, осталась лишь почерневшая дымовая труба да груда тлеющих досок у ее подножия. Баллард пересек полосу оттаявшей земли, забрался на очаг и уселся там, как сова. Для тепла. Он уже давно привык разговаривать сам с собой, но не произнес ни слова.

УТРОМ БЫЛО ЕЩЕ ТЕМНО, когда он проснулся от холода. Он навалил сухой травы и хвороста, чтобы постелить матрац, и лег спать, положив ноги на угли, оставшиеся от дома, а снежинки падали на него из небесной черноты. Снег таял на нем, а потом, в холодные утренние часы, замерзал, и он просыпался под ледяным одеялом, которое трескалось, как стекло, когда он шевелился. В тонкой куртке он пробрался к очагу и