Железная роза - Обер Брижит Страница 21

Услышав свое имя, спутник Марты повернулся ко мне и с безразличным видом чуть кивнул.

— А я — Стефан Зильберман, адвокат, — представился он, с любопытством глядя на меня.

Я отвесил Марте полупоклон:

— Счастлив познакомиться с вами…

Марта-Магдалена молча улыбнулась мне. Мэтр Стефан порывисто пожал мне руку:

— Надеюсь, вы быстро отыщете свою жену, здесь столько народу…

И он демонстративно отвернулся к Марте, давая понять, что разговор окончен.

Я поклонился и ретировался. В шоковом состоянии я шел через толпу как автомат. И повторял себе, что это Марта, Марта! Я же ехал за нею от самой Женевы. Это она, я вовсе не сошел с ума! Но как она может играть эту нелепую комедию? И какова роль Зильбермана во всем этом маскараде? И этого ублюдка Франца Грубера? Я машинально заглотнул водку-тоник, которую подал мне официант в белой куртке, и алкоголь, обжегший мне внутренности, вернул меня на землю. Я в опасности. Что-то убеждало меня в этом столь же бесспорно, как письмо с угрозами.

Отойдя совершенно растерянный от Марты и ее «друзей», я наудачу бродил по просторным комнатам с черными паласами на полу, мебелью, выдержанной в серобелой гамме и сверкающей хромом, пытаясь обнаружить хоть какие-то знаки, которые помогут мне понять. Нет, все здесь было нормально. Неизбежные картины постмодернистов на стенах, затянутых светло-розовым холстом. Книжные стенки, полностью заставленные книгами в переплетах — юридическими журналами и ежегодниками, энциклопедиями, трудами по юриспруденции… Да, все здесь нормально, кроме одного: моя жена выдает себя за жену другого человека. У меня вдруг возникло желание укусить себя до крови за руку, чтобы убедиться, что я не сплю.

Ощущение, что кто-то вперился мне в затылок, заставило меня резко обернуться, и я поймал вышеупомянутого Грубера на том, что он наблюдает за мной. Он мгновенно отвел глаза. Пожав плечами, я с безразличным видом продолжил свои изыскания. Обнаружив закрытую дверь, я осторожно нажал на ручку. Заперто на ключ. Эта дверь притягивала меня, как запретная комната Синей Бороды. Надо будет вернуться сюда и посмотреть, что за ней скрывается.

Я вмешался в толпу гостей. Марты не было. Эта воплощенная иллюзия испарилась, равно как и ее омерзительный Франц Грубер. Пора было и мне откланиваться. Я, лавируя, стал продвигаться к выходу, но мне не удалось миновать мэтра Зильбермана, который с самым сердечным видом бросил:

— До свидания, дорогой друг, вы должны почаще бывать у нас.

Я ответил ему вежливой улыбкой, пытаясь понять, что он хотел этим сказать, и только тут обратил внимание на плакаты, которыми были увешаны стены в прихожей, — «ГОЛОСУЙТЕ ЗА ЛЕО ДЮШНЕ» с портретом кретински ухмыляющегося платинового блондинчика. Дюшне — вождь крайне правого движения, именуемого «Социальное обновление», и его самодовольная физиономия красуется на всех телевизионных «круглых столах», посвященных якобы проблемам культуры, какая бы программа их ни проводила. Спускаясь по лестнице, я ломал себе голову, что общего может быть у Марты с этими нацистскими выползками. Марта… Стоило мне прошептать ее имя, и всякий раз я чувствовал, как что-то болезненно перехватывает мне горло, мешая вздохнуть.

Выйдя на улицу, я решил подышать немножко бернским туманом, прежде чем вернуться к «тойоте». Из чистого вызова я купил несколько плиток знаменитого бернского шоколада, чтобы подарить их Марте, после чего покатил к станции обслуживания, где меня поджидала «Лада».

Как я и подозревал, Марта уже забрала ее. Мне оставалось лишь вернуться в Женеву.

Туда я доехал без происшествий: в жидком кустарнике вдоль шоссе не затаились убийцы, и никто не отправил меня ad patres5 . Я позвонил мисс Штрауб. Никаких сообщений. Бенни растворился в воздухе. А Фил? А Макс? Всю дорогу до дома я так и этак проворачивал в голове эти вопросы. Дорога казалась мне ирреальной, вымышленной лентой асфальта в лабиринте, лишенном каких-либо опознавательных знаков. Я цеплялся за привычные действия — включить указатель поворота, зажечь фары, словно это могло избавить от цепенящего страха, что наползал на меня. Наконец я затормозил у дома и некоторое время сидел, тяжело дыша, прежде чем смог разжать руки, судорожно вцепившиеся в руль. Все мое существо восставало при мысли, что нужно войти в дом, встретиться с Мартой, с ее притворством и враньем. Но ничего не поделаешь, надо. Я хлопнул дверцей машины и тяжело побрел к крыльцу.

Марта раскладывала пасьянс на картах из слоновой кости, которые я подарил ей на Рождество. Рождество… и было-то оно всего три месяца назад. Три тысячелетия. Марта была в домашнем зеленом платье, контрастировавшем с ее черными, коротко, чуть за уши стриженными волосами. Я подумал, где она прячет рыжий парик и костюм. Но все равно нужно держаться в роли: я наклонился и поцеловал ее в затылок. И явственно ощутил запах ее страха. Кислый и резкий, пробивающийся сквозь привычный запах ее тела. И сразу почувствовал облегчение: если Марта боится, значит, я не спятил.

Я протянул ей пакет с шоколадом. Она молча, с нерешительной улыбкой смотрела на плитки, потом спросила, попытавшись придать голосу шутливую интонацию:

— Спасибо. Хочешь, чтобы я растолстела?

— Просто у меня была встреча в Берне. А как ты провела время?

— Привезла сюрприз. Можешь посмотреть.

Ее голос снова звучал живо и жизнерадостно. Она схватила меня за руку и потащила в спальню. На ее туалетном столике стояла статуэтка высотой сантиметров пятьдесят. Женщина с азиатским лицом, совершающая какое-то замысловатое движение. Она была из черного-черного гагата, такого гладкого и отполированного, что возникало желание притронуться к ней кончиками пальцев.

— Она из Монголии. Ей шестьсот лет.

— Какое чудо! Ты не разорила нас?

— Не до конца. Я пыталась дозвониться к тебе, чтобы узнать, можешь ли ты выйти пообедать, но тебя не было. Тебя никогда не бывает на месте!

«Ты что, издеваешься надо мной? » — беззвучно взвыл я. И только ценой сверхчеловеческого усилия мне удалось скорчить улыбку, после чего я сбежал под душ.